Короче
Сложно признаваться самому себе: но за все эти годы я не научился ровным счётом ничему. Хотя мне так хотелось, и я страшно старался.
Приснился, будто мы с Кирей вдвоём играем концерт на крыше дикой многоэтажки в городе Тольятти, серая бетонная мансарда. Импровизированная сцена с двумя мелкими комбиками, за которой нет стены, огромная высота и ветер блуждающий между таких же многоэтажек.
Зрители ушли после первой же песни, стоило мне только наклониться над пюпитром с текстами.
Я спросил Кирю:
- Что случилось?
А он ответил: «Забей». Сел на пол и стал щипать струны баса.
Бум-бум-бум. Ветер подхватил музыку.
Ничему не научился и не умел, кроме одного: рассказывать всякие истории. Мне говорят: ну давай, вещай! Или даже не говорят, а что-то спрашивают, и я затягиваю. И мне не остановиться. И я затягиваю собеседника в закоулки и ответвления, в прошлое и несуществующее будущее.
Этот мир создан исключительно из ткани слов, которые материализуют мысли и чувства. И я, как ткачиха на фабрике с тысячью станков и только мерцает челнок сквозь разноцветные нити.
Помню, как одна женщина прижала руку к своей груди и прошипела: «Мне твои слова вот здесь жгут», она демонстративно покашляла «Это невыносимо».
Или, когда «Невозможно слушать этот бред» или ещё хуже «Короче можешь?», или совсем печальное «Это совершенно неинтересно». И всё. И я начинаю крутить глазами. Сначала против часовой, потом по часовой.
От этого крайне сложно оправиться. Особенно, если ты доверяешь слову человека, и он тебе нравится.
Приснился, будто мы с Кирей вдвоём играем концерт на крыше дикой многоэтажки в городе Тольятти, серая бетонная мансарда. Импровизированная сцена с двумя мелкими комбиками, за которой нет стены, огромная высота и ветер блуждающий между таких же многоэтажек.
Зрители ушли после первой же песни, стоило мне только наклониться над пюпитром с текстами.
Я спросил Кирю:
- Что случилось?
А он ответил: «Забей». Сел на пол и стал щипать струны баса.
Бум-бум-бум. Ветер подхватил музыку.
Ничему не научился и не умел, кроме одного: рассказывать всякие истории. Мне говорят: ну давай, вещай! Или даже не говорят, а что-то спрашивают, и я затягиваю. И мне не остановиться. И я затягиваю собеседника в закоулки и ответвления, в прошлое и несуществующее будущее.
Этот мир создан исключительно из ткани слов, которые материализуют мысли и чувства. И я, как ткачиха на фабрике с тысячью станков и только мерцает челнок сквозь разноцветные нити.
Помню, как одна женщина прижала руку к своей груди и прошипела: «Мне твои слова вот здесь жгут», она демонстративно покашляла «Это невыносимо».
Или, когда «Невозможно слушать этот бред» или ещё хуже «Короче можешь?», или совсем печальное «Это совершенно неинтересно». И всё. И я начинаю крутить глазами. Сначала против часовой, потом по часовой.
От этого крайне сложно оправиться. Особенно, если ты доверяешь слову человека, и он тебе нравится.