Когда потерял дорогу из Зоопарка 1/2
Этот город похож на зоопарк, на контактный зверинец, на коровник с кислым запахом.
Женщина, похожая на минипига трётся о мою руку в автобусе, будто клянчит мякиш. Розовый пятачок и мелкие поросячьи глазки, полные мечтаний.
Старуха утконос жамкает беззубым ртом пустоту. Подросток с лошадиным ртом крутит глупыми лиловыми глазами под шуршание из наушников. Лыбится, обнажая толстые травоядные резцы.
Рыжая девица лисица с вытянутой накрашенной мордочкой стучит длинными коготками по стеклу смартфона.
Люди сурикаты, люди мыши спешат по слякотной улице Бабушкина.
Из чёрного Патфиндера вылез бегемот, весь в складках бронированной куртки. С пассажирского места выпорхнула девочка-белка с восторженным хвостом. Бегемот захрюкал на неё раскатисто и громко. По-человечески это звучало бы что-то вроде «Мы опаздываем, поторопись!»
Все опаздывают, сурикаты, мыши, облезлый волки, стройные газели на каблуках, даже престарелые бабки - облысевшие ежи.
Я вожу собачьим носом и пытаюсь унюхать запах самки или смысла. Смысла этого ноябрьского серого утра. Я, как мелкий ребёнок - уёбок брожу с мёртвым отцом по призрачному зверинцу.
- Батя, - ною я, - Можно я потрогаю её?
- Нельзя, - отвечает мёртвый отец строго, - Она откусит тебе руку.
- А эту?
- Эта голову.
- А эту?!
- Эта - сердце, надкусит и выплюнет. Хочешь?
Я судорожно мотаю головой в стороны.
- А эту? Эту же можно?
- Эта уничтожит твоё прошлое.
- Как это?
- А вот так: сожмёт, как лимончик в своей руке, и выжмет всё в пустоту. И не останется у тебя ничего, кроме её ладони. Ни воспоминаний, ни чувств, ни слёз. Нет прошлого - нет тебя.
И мёртвый батя выплюнул на ледяной асфальт розовый огонёк призрачного хабарика.
С неба, набитого мокрой стекловатой сыпится мелкий жёлтый снежок, будто телёнок ссыт на морозе.
Камни притворяются, что спят.
Я тяну ручонки в сторону клеток. Клетки тянутся вверх. Где-то мерцает свет. Где-то чёрные дыры.
- Пойдём, - тянет меня батя за рукав. - Куплю тебе крем и карамель.
- Боже, как сладко всё это звучит, - шепчу я и быстро семеню за отцом.
Женщина, похожая на минипига трётся о мою руку в автобусе, будто клянчит мякиш. Розовый пятачок и мелкие поросячьи глазки, полные мечтаний.
Старуха утконос жамкает беззубым ртом пустоту. Подросток с лошадиным ртом крутит глупыми лиловыми глазами под шуршание из наушников. Лыбится, обнажая толстые травоядные резцы.
Рыжая девица лисица с вытянутой накрашенной мордочкой стучит длинными коготками по стеклу смартфона.
Люди сурикаты, люди мыши спешат по слякотной улице Бабушкина.
Из чёрного Патфиндера вылез бегемот, весь в складках бронированной куртки. С пассажирского места выпорхнула девочка-белка с восторженным хвостом. Бегемот захрюкал на неё раскатисто и громко. По-человечески это звучало бы что-то вроде «Мы опаздываем, поторопись!»
Все опаздывают, сурикаты, мыши, облезлый волки, стройные газели на каблуках, даже престарелые бабки - облысевшие ежи.
Я вожу собачьим носом и пытаюсь унюхать запах самки или смысла. Смысла этого ноябрьского серого утра. Я, как мелкий ребёнок - уёбок брожу с мёртвым отцом по призрачному зверинцу.
- Батя, - ною я, - Можно я потрогаю её?
- Нельзя, - отвечает мёртвый отец строго, - Она откусит тебе руку.
- А эту?
- Эта голову.
- А эту?!
- Эта - сердце, надкусит и выплюнет. Хочешь?
Я судорожно мотаю головой в стороны.
- А эту? Эту же можно?
- Эта уничтожит твоё прошлое.
- Как это?
- А вот так: сожмёт, как лимончик в своей руке, и выжмет всё в пустоту. И не останется у тебя ничего, кроме её ладони. Ни воспоминаний, ни чувств, ни слёз. Нет прошлого - нет тебя.
И мёртвый батя выплюнул на ледяной асфальт розовый огонёк призрачного хабарика.
С неба, набитого мокрой стекловатой сыпится мелкий жёлтый снежок, будто телёнок ссыт на морозе.
Камни притворяются, что спят.
Я тяну ручонки в сторону клеток. Клетки тянутся вверх. Где-то мерцает свет. Где-то чёрные дыры.
- Пойдём, - тянет меня батя за рукав. - Куплю тебе крем и карамель.
- Боже, как сладко всё это звучит, - шепчу я и быстро семеню за отцом.