Техасская бензопила
Здравствуй, Олька. Мы в Техасе. Представляешь, ты издевалась надо мной, смеялась. А я взял и поехал в Техас, как Лепс в Лондон.
Зря ты надо мной издевалась. Так бы, когда у нас была близость, ты могла бы хвастать подругам, что ты была с лепсом. Ну, или как с Лепсом. Представляешь? Дура ты Олька, ох, дура.
Тут солнце и тоска. Я лежу на дне нашего автобуса и прячу свои записки от Тепленко. Он злой. Он злой, как собака. Как сталин. Да хуже: он злой, как ты!
Когда он находит мои письма тебе, он их рвёт в клочки и смеётся. Смеётся, как сталин, с таким грузинским гхэком. Я очень боюсь сталина, ты же знаешь. Я очень боюсь его репрессий. В будущем я хочу стать батюшкой. А сталин, как бывший семинарист, ненавидит батюшек. И всех расстреливает. Я этого очень боюсь. Хотя тебя я боюсь больше.
Смотри, какой знак Стоп на трассе 666. Мы только что выехали на эту трассу. А до этого ехали, как ты могла догадаться по трассе 665. Вот так. Но ты дура, тебе этого не понять.
Я спросил Тепленко:
- Куда мы едем?
Он ответил, что в поисках бензопилы.
А я спросил:
- А зачем нам бензопила?
А он ответил:
- Надо.
А я спросил:
- Зачем-зачем?
А он ответил:
- Надо.
А я снова спросил:
- Зачем?
А он ответил:
- Надо.
А я спросил:
- Надо?
А он ответил:
- Надо.
А я спросил:
- Зачем?
А он, знаешь, что ответил?
Он ответил:
- Чтобы отпилить тебе мозг!
Представляешь, сука какая?! Хочет отпилить мою самую главную частичку. То, за что ты меня так любишь.
Когда наступил вечер, трава пожухла. Мне захотелось есть. Я говорю Тепленко:
- Я хочу есть.
А он мне говорит… Знаешь, что он мне говорит? Он мне говорит:
- Заткнись!
Каково? А? Мне так говорить! Даже ты мне так не говоришь, хотя ты хуже сталина. Я боюсь твоих репрессий.
Тут Тепленко останавливает автобус и говорит:
- Иди жри, сука.
А я спрашиваю:
- Куда?
Он говорит:
- Туда.
И тыкает в коричневую массу, похожую на твоё лицо, Оленька. Я сразу тебя вспомнил. Слёзы потекли у меня по ностальгическому лицу. У меня всегда ностальгическое лицо, когда я плачу.
А я всегда плачу, когда вспоминаю, что ты можешь меня репрессировать.
Я спрашиваю Тепленко:
- Там Оля?
- Там коровы, - отвечает он неожиданно.
А я смотрю, и вправду, коровы до горизонта. До самой Австралии!
Страшно тут, Оленька. Страшнее, чем с тобой. Скучаю по тебе, малышка.
Зря ты надо мной издевалась. Так бы, когда у нас была близость, ты могла бы хвастать подругам, что ты была с лепсом. Ну, или как с Лепсом. Представляешь? Дура ты Олька, ох, дура.
Тут солнце и тоска. Я лежу на дне нашего автобуса и прячу свои записки от Тепленко. Он злой. Он злой, как собака. Как сталин. Да хуже: он злой, как ты!
Когда он находит мои письма тебе, он их рвёт в клочки и смеётся. Смеётся, как сталин, с таким грузинским гхэком. Я очень боюсь сталина, ты же знаешь. Я очень боюсь его репрессий. В будущем я хочу стать батюшкой. А сталин, как бывший семинарист, ненавидит батюшек. И всех расстреливает. Я этого очень боюсь. Хотя тебя я боюсь больше.
Смотри, какой знак Стоп на трассе 666. Мы только что выехали на эту трассу. А до этого ехали, как ты могла догадаться по трассе 665. Вот так. Но ты дура, тебе этого не понять.
Я спросил Тепленко:
- Куда мы едем?
Он ответил, что в поисках бензопилы.
А я спросил:
- А зачем нам бензопила?
А он ответил:
- Надо.
А я спросил:
- Зачем-зачем?
А он ответил:
- Надо.
А я снова спросил:
- Зачем?
А он ответил:
- Надо.
А я спросил:
- Надо?
А он ответил:
- Надо.
А я спросил:
- Зачем?
А он, знаешь, что ответил?
Он ответил:
- Чтобы отпилить тебе мозг!
Представляешь, сука какая?! Хочет отпилить мою самую главную частичку. То, за что ты меня так любишь.
Когда наступил вечер, трава пожухла. Мне захотелось есть. Я говорю Тепленко:
- Я хочу есть.
А он мне говорит… Знаешь, что он мне говорит? Он мне говорит:
- Заткнись!
Каково? А? Мне так говорить! Даже ты мне так не говоришь, хотя ты хуже сталина. Я боюсь твоих репрессий.
Тут Тепленко останавливает автобус и говорит:
- Иди жри, сука.
А я спрашиваю:
- Куда?
Он говорит:
- Туда.
И тыкает в коричневую массу, похожую на твоё лицо, Оленька. Я сразу тебя вспомнил. Слёзы потекли у меня по ностальгическому лицу. У меня всегда ностальгическое лицо, когда я плачу.
А я всегда плачу, когда вспоминаю, что ты можешь меня репрессировать.
Я спрашиваю Тепленко:
- Там Оля?
- Там коровы, - отвечает он неожиданно.
А я смотрю, и вправду, коровы до горизонта. До самой Австралии!
Страшно тут, Оленька. Страшнее, чем с тобой. Скучаю по тебе, малышка.