Никого не осталось
Умер Стругацкий.
Для меня он был вневременным маяком: когда я родилась, книги Стругацких уже существовали, их читали мои родители. Потом эти книги по ночам читал старший брат, потом я спорила о них с друзьями, потом - я убеждала младшего брата, что это необходимо прочесть. Потом из Стругацких остался один. И моя мама носила ему пенсию и хотела взять автограф, но не взяла - постеснялась. Так Борис Стругацкий из имени на обложке стал для меня реальным человеком. Этот человек - не только автор книг, которые для понимания и принятия мной жизни сделали больше, чем десять классов школы с ее неизбежным воспитательным пафосом. Редкие интервью, письма, любые реплики, которые попадали в мое поле зрения, свидетельствовали о таком уровне мудрости, достоинства и иронии, приблизиться к которому было бы прекрасным результатом в деле самосовершенствования. Стругацкие задавали вопросы - и задавали тем самым направление движения.
Сколько лет Хромая судьба лежала у меня на письменном столе - я не помню. Сколько раз я ее читала?
Я перебираю имена и не могу вспомнить ни одного Учителя, оставшегося на этом свете. Никого не осталось.
Остались книги. И "счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!" И Изя Кацман тоже остался, и Виктор Банев.
И как прекрасно, что прах развеют и не будет забронзовевших могил. Таким живым и человечным нужны не могилы, нужны вдумчивые собеседники - читатели.
Для меня он был вневременным маяком: когда я родилась, книги Стругацких уже существовали, их читали мои родители. Потом эти книги по ночам читал старший брат, потом я спорила о них с друзьями, потом - я убеждала младшего брата, что это необходимо прочесть. Потом из Стругацких остался один. И моя мама носила ему пенсию и хотела взять автограф, но не взяла - постеснялась. Так Борис Стругацкий из имени на обложке стал для меня реальным человеком. Этот человек - не только автор книг, которые для понимания и принятия мной жизни сделали больше, чем десять классов школы с ее неизбежным воспитательным пафосом. Редкие интервью, письма, любые реплики, которые попадали в мое поле зрения, свидетельствовали о таком уровне мудрости, достоинства и иронии, приблизиться к которому было бы прекрасным результатом в деле самосовершенствования. Стругацкие задавали вопросы - и задавали тем самым направление движения.
Сколько лет Хромая судьба лежала у меня на письменном столе - я не помню. Сколько раз я ее читала?
Я перебираю имена и не могу вспомнить ни одного Учителя, оставшегося на этом свете. Никого не осталось.
Остались книги. И "счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!" И Изя Кацман тоже остался, и Виктор Банев.
И как прекрасно, что прах развеют и не будет забронзовевших могил. Таким живым и человечным нужны не могилы, нужны вдумчивые собеседники - читатели.