(no subject)
Глава 9.
- Они уже повсюду, - сказал Джексон Эванс. Его старые косящие глаза повернулись к окну и увидели за ним тьму. С подбородка его свисала белая борода, но щеки были голые, - Вэйверли, Лексингтон, Уорренсберг, все они кишмя кишат интервентами.
Всё в этом человеке было длинным: длинные костлявые пальцы, нескончаемые, как печные трубы, ноги и руки, размахом своим спорившие с орлиными крыльями.
- Если бы только мы могли выгнать их отсюда, но мы не можем.
Обед был подан и тут же сметён. Не уцелело ни кукурузного зёрнышка, ни куриного крылышка. Умиротворённые таким образом, мы перешли в гостиную, чтобы насладиться хорошей дозой яблочного бренди.
- Это всё ещё возможно, - сказал Джек Булл, - Многие из интервентов обнаружили, что мы взыскиваем с них высокую плату. Они могут решить, что не стоит платить её вечно.
- Нет, - сказал Эванс, покачав головой, - Нет, - этот человек понёс такие потери, что поражение представлялось ему логическим будущим, - Они слишком многочисленны, мистер Чайлз. Они слишком многочисленны и слишком фанатичны, чтобы отступить.
В гостиной имелось несколько предметов обстановки. Эванса ещё не ограбили до нитки. Как значительному человеку в этом округе, оккупационные войска предложили ему соглашение. С ним обращались грубо и ему много грозили, но ему удалось уцелеть. Его будут терпеть, пока не получены доказательства его вероломства. Он ходил по узкой грани между своими мыслями и выживанием.
- Мы думаем иначе, - сказал Джек Булл. Он был настолько приглажен, насколько это было возможно, живя в землянке. Вся грязь была выдраена из-под его ногтей, и мы по очереди собрали друг у друга с головы урожай клещей. В oчищенныx от грязи сапогax мы чувствовали себя практически франтами, - Мы по-прежнему хотим сражаться. Я думаю, что мы никогда не откажемся от драки с ними.
Женщины находились в соседней комнате, чтобы не слышать, как мы будем употреблять в речи ужасные выражения. Им довелось повидать ужасное, может, даже испытать его на себе, но Эванс цеплялся за старые обычаи даже в кошмарное новое время.
- Вы неверно поняли меня, сэр, - сказал Эванс, - Я отдал сына этой борьбе и других сыновей бы отдал, если бы они у меня были. Можете в этом не сомневаться.
Джек Булл глотнул бренди и сжал губы. Он опустил глаза, затем взглянул на Эванса.
- Вы придерживались нейтральной линии, мистер Эванс, но эту войну, соблюдая нейтралитет, не переждaть.
- Я знаю, - отозвался старый побеждённый джентльмен, - Отец ваш, добрый старый Эйса, он тоже пытался. Но, как вы уже сказали, войну с нейтралитетoм не переждaть.
Упоминание об Эйсе погрузило нас в уныние. Он был одним из лучших представителей Миссури, но это не уберегло ни его, ни его достояние, ни его семью.
- Мой отец верил янки, - сказал Джек Булл, - Он ошибся всего лишь раз, но этого было довольно, - Джек Булл вскочил на ноги и принялся мерять шагами гостиную, - Он и вы, Эванс, почему вы доверяли янки?
Эванс при этом поднял руки ладонями вверх и глянул в ночь, видную в окно. Это была деликатная тема для всех для нас.
- Вы знаете почему. Не потому, что мы были глупцами, а потому, что мы ими не были. Они обещали нам всем - они называли нас "крупными землевладельцами" - они обещали нам, что нас не тронут. Они защитят нас и наших рабов от джейхокеров, если мы обязуемся соблюдать нейтралитет, - он затрясся всем телом, - В то время это было единственноe разумнoe решение.
- Но не теперь, - сказал Джек Булл, - Они даже не защитили моего отца от своих собственных людей. Его убили из-за его часов и книг и его лошади. Убили ни за что. И он не брался за оружие против них.
- Согласно соглашению, - сказал Эванс. Его длинные пальцы потянулись к бороде. Печаль сквозила в каждом его жесте, - Кто убил Эйсу, мистер Чайлз? Я так никогда и не узнал, кто его убил.
- Это был капитан Уоррен со своими жалкими прихвостнями. Их видели. Вы когда-нибудь встречали капитана Уоррена?
- Нет.
- У него было лицо как у свиньи, при виде которой вы зажмуритесь и протрёте глаза. Единственная причина для человека быть так похожим на свинью - только если он съел что-то гнилое на ужин и лёг спать, - шаги ускорились, и Джек Булл маршировал теперь от стены до стены, - Уоррен ехал за моим отцом от самого города и ограбил его в дороге. Ему не надо было убивать его, но он его убил.
- Мы подали в суд, - сказал я, вспомнив, какому унижению мы подверглись при попытке обвинить в убийстве федерала, - Они рассмеялись нам в лицо.
- Они привыкли так поступать, - сказал Эванс.
- Мы с Джейком, - Джек Булл остановился и взглянул в мою сторону, - Джейк всегда со мной - мы решили взяться за дело сами. У Уоррена была жена. Мы заткнули ей рот тряпкой и встретили его в его собственном доме. Я никогда не обижу женщину, но я накрыл её покрывалом и сидел на нём, дожидаясь его прихода.
- С такими людьми все средства хороши, - сказал Эванс, - И женщины их немногим лучше.
- Я знаю, - сказал Джек Булл, - Мне было удобно. Удобно использовать его жену в качестве кресла. Она была мягкая. Мне это не стоило большого труда. Капитан Уоррен пришёл домой поесть, но ему подали горькую чашу. Его мир рухнул. Мы убили его. Мы убили его несколько раз, правда, Джейк?
- Верно, - сказал я, - У него не оставaлось ни малейшего шанса.
- Это был наш первый настоящий бой. Всё после него показалось другим.
- Вы ушли в леса, - сказал Эванс, - Все честные люди сейчас в лесax.
- Это словo навсегда исчезлo из обихода, - сказал Джек Булл, - Быть "честным" больше не означает того, что оно означало раньше. Нет, сэр, мы не "честные" люди. Мы мужчины. Им придётся нас побить. Мы не намерены вручать им победу, перестав драться.
- Я буду молиться за вас, - сказал Эванс, - Я молюсь теперь чаще и всегда за тех, кто в лесах, - посмотрев в сторону, Эванс тяжело вздохнул. Он когда-то был человеком, которого не стоило задевать, но теперь он стал стар, - Весной мы уедем отсюда. Как только дороги подсохнут, мы двинемся в Техас.
- Почти пол-Миссури уехало в Техас, - сказал я, - Там теперь много наших друзей.
Эванс кивнул в мою сторону, и слабая нерадостная улыбка показалась на его лице.
- Да, - сказал он, - Техас - всё, что нам осталось. Эту землю загубили.
Джек Булл хлебнул ещё бренди, и воцарилась тишина. Я поднял рюмку с напитком и принялся рассматривать его, как будто он мог многое мне рассказать. Побеждённые старики не годились в философы для молодых ребят с прямой спиной, готовых обменяться выстрелами и победами. Я смотрел на ликёр, чтобы мой взгляд не задерживался на состарившемся, усталом лице хозяина дома.
- Что слышно о федералах? - спросил я в попытке нарушить угрюмое молчание, - Что они нынче поделывают?
- Ах, да, - сказал Эванс. Он подался вперёд, будто собираясь придвинуться ко мне, и его суставы хрустнули, - Ополченцы переняли вашу тактику. Войска из Айовы будут теперь охранять города, а ополчение встретится с вами в лесах.
- Они уже пробовали, - сказал Джек Булл, - и этот трюк у них не прошёл.
- Они говорят, на следующий раз получится. Их много.
Эванс навёл палец на что-то посередине между стоящим Джеком Буллом и сидящим мной:
- Этот Квонтрилл, тот самый, который называет себя капитаном Квонтриллом, привёл их в ярость. Он много убивает, и конца этому не видно. Они хотят насадить его голову на кол.
- Меня это не удивляет, - сказал я, - У него много людей, и все они - народ бывалый.
- Вы знаете Квонтрилла?
- Да, - сказал Джек Булл, - Мы объединялись с ним пару раз. Его идеи доказали себя на практике.
- Я думаю, он - шваль, - сказал Эванс, - Я так считаю, хотя он и на нашей стороне.
Джек Булл принял смертельно скучающий вид.
- Я бы поостерёгся вести такие речи, мистер Эванс, - Он пользуется любовью своих людей. Умеет вести за собой. Может, он и в самом деле шваль. Пять лет назад, возможно, вы бы и не заговорили с ним, сэр, но эти дни прошли. Шваль, которая может сражаться любыми способами, собирает к себе лучших людей на границе.
Джексон Эванс при этом кивнул, как будто услышанное заставило его переменить своё мнение, затем поставил на стол бренди и с трудом выпрямился во весь рост. На это ушло много времени.
- Довольно разговоров о войне, - объявил он, - Давайте пригласим дам присоединиться к нам и устремим наши помыслы к благородным целям.
- Прекрасная идея, - с жаром согласился Джек Булл, - Провести время в обществе дам - замечательная мысль.
Старый Эванс привёл свои конечности в движение в темпе испуганной черепахи и заскрипел по дому звать женщин. Эта пирушка в разгаре войны производила ощущение горячечного бреда. Она была до крайности неуместна, как спектакль счастливых воспоминаний, разыгрываемый в обстановке безнадёги. Такой поступок отдавал сентиментальностью, вроде желания сберечь ложечкy, которую тебе, младенцу, первый раз всунули в рот. Но время для этого уже прошло, и сознавать, что когда-то оно было правильным, было совсем невесело.
- Джек Булл, - я поднялся, распрямляя ноги, - Нам пора домой. Федералы могут появиться здесь в любую минуту.
- Не будь девчонкой, Джейк, - он рассмеялся в ответ на моё беспокойство, - Сегодня слишком холодно. Они все сидят у огня и таращатся на свою добычу.
В комнату вошли дамы и девочка. Миссис Эванс была дородной женщиной материнского склада с цветущим лицом и светлыми волосами. Она носила очки, и у неё было несколько дополнительных подбороков. Она мне сразу понравилась. Она радовала сердце и глаз почти как моя собственная мать или Миссус Чайлз.
Волосы Сью Ли сегодня были чуть укрощены. Она сразу же взялась за бренди и налила себе добрую порцию. В такие времена разрешалось многое, ранее считавшееся предосудительными для женщин, да и для мужчин.
- Мне хочется петь, - сказала она, - Давайте вместе что-нибудь споём.
Эта девочка Пчёлка была будущей копией своей матери, назначенная вырасти дородной, крепкой и приятственной на вид.
- Да, да! - воскликнула она, - Я очень люблю петь хором.
- Мой голос сейчас не тот, что раньше, - сказал Джек Булл, - Но когда-то считалось, что я мог неплохо держать ноту.
Для меня это было чересчур. Всю мою жизнь спевки являлись главной забавой на всех вечеринках, и я всегда их терпеть не мог. Может быть, потому что я фальшивил или пел без души, или без радости. В любом хоре мой голос имел обыкнование взлетать к облакам и падать в пучину в самый неожиданный момент.
- Не думаю, что смогу принять участие, - сказал я, - Моё пение не для детских ушей.
Молодая вдова бросила на меня взгляд с явным намерением втянуть в общий шум.
- Я готова поспорить, что вы прекрасно поёте, - сказала она.
- И проиграете.
- Он и в самом деле поёт очень плохо, - заявил Джек Булл, - Зато он первоклассно подражает курлыканью индейки.
Он изо всех сил пытался произвести наилучшее впечатление за мой счёт. Да не нужна мне была эта вдова.
Пчёлка ухватилась за мою руку в фамильярной манере одиноких деревенских детишек.
- Покурлыкайте, пожалуйста, сэр! - попросила она.
Я погладил Пчёлку по мягкой головке, взял её за плечи и развернул лицом в противоположном направлении.
- Слишком холодно, Пчёлка, - сказал я ей в овет, - Когда я зову индеек - они прилетают. Они прилетят, курлыкая, и разобьют нам окно, и мы все промёрзнем до костей.
- Но мне хочется, чтобы вы покурлыкали, - надув губы, сказала она, и я подтолкнул её к матери, - Я хочу послушать, как вы курлыкаете, сэр.
- Разыщи меня в хорошую погоду.
Видимо, я развеселил вдову, потому что она улыбнулась мне кончиками губ, что, как известно, есть признак маленькой радости.
Миссис Эванс обняла Пчёлку и прижала её к своему животу.
- Не докучай так человеку, Пчёлка, - сказала она, - Мы будем петь. Ты же любишь петь, верно?
- Если он не будет курлыкать, тогда я буду петь, - сказала будущая копия дородной женщины, сердито посмотрев на меня, - Ему со мной не интересно.
Эта шутливая перепалка с ребёнком привела меня в напряжение. Общественная круговерть никогда не была мне по вкусу, и все мои попытки утвердиться в ней били мимо цели.
- Мне интересно, - сказал я, - Просто я сейчас не в настроении курлыкать.
Вскоре компания перестала переживать по поводу моего некурлыканья и приступила к пению. Они прострекотали "Дикси" и "Барбри Аллен", затем потрудились над "Ещё один поцелуй, Кэти". Старый Эванс трубил низкие ноты, Джек Булл выводил долгие рулады, а женщины успокоительно пели в среднем диапазоне.
Всем наливали бренди.
Я прислонился к стене и улыбался, как идиот.
Чувствовая себя не в своей тарелке, я слушал, как они распевают песни в доме отделенца, расположенном в контролируемой федералами местности. Я не обладал их способностью к самоубеждению в том, что я был не там, где я находился на самом деле. Я точно знал, где я был, и это было не место для песен.
Спустя немного времени я сказал себе, к чёрту всё, и вышел на двор. Я пытался нести дозор, и луна помогала мне, освещая дорогу слабым светом. Я мог видеть довольно далеко, и это успокоило меня.
Ночной холод обчистил все прохудившиеся карманы льнувшего ко мне тепла. Мороз обжигал нос, и на глаза набежали слёзы. Стариковская немощь напала на мои руки, и я не мог сжать их в кулак. Я запрыгал, завернувшись в одеяло, и нахлобучил шляпу поглубже на уши.
Спевка в доме продолжалась. Джек Булл готов был подвести нас под пулю ради обжиманцев со вдовой и шанса переврать в обществе какую-нибудь мелодию. Звуки доносились до меня приглушёнными из-за стен дома, и голоса достигали моих ушей, слившись в общую мешанину.
По множеству причин и как можно скорее я хотел вернуться в землянку к сложенной мной печурке.
Но если с Джеком Буллом что-нибудь случится, потому что я оставил его одного, мне не будет прощения. Я знал это и никогда не забывал. Я всегда об этом помнил с макушки и до кончиков пят.
И поэтому я смотрел на дорогу, дул себе на руки, притоптывал ногами и почти заледенел, но ничего плохого с нами не приключилось.
Давно мне не приходилось проводить вечер так приятно.