(no subject)
Глава 6.
Этим вечером мне предложили нечто вроде извинения, поводом к которому послужило моё недавнее ораторствование. Мне хотелось видеть его именно в таком свете. Арч, Питт и Тёрнер без особой спешки подошли ко мне и уронили на землю у моих ног все похищенные ими письма.
- Ты, мож, почитаешь их, - сказал Арч, - A я не буду.
- Не смогу, - сказал Питт.
- Не буду, потому что не cмогу, - признал Арч.
- Забирай и эти тоже, - сказал Питт. Он бросил мне матерчатую сумку с почтой, найденную у неудачников, когда их захватили в плен, - Чёрный Джон говорит, там ничего полезного нет, только письма домой да болтовня родни.
Такой подарок был весьма необычным поступком со стороны моих товарищей.
- Чего это? - спросил я, - Чего это вы отдаёте мне все эти письма?
- Да вот, - Арч затоптался на месте, - Мы решили, что тебе, может, они пригодятся. Вот и всё. Так вот мы решили.
- Не знаю, чем уж они мне пригодятся, - сказал я.
- Чёрт тебя подери, Немчик! - огрызнулся Питт, - Хошь - читай их, не хошь - сожги! Делай с ними, что хочешь!
Тёрнер сел со мной рядом, а Арч и Питт ушли. Они, видимо, посчитали, что я не проявил должной благодарности.
Пошарив в сумке, Тёрнер нащупал письмо, которое он из неё и вытащил. Он протянул его мне.
- Шево там напижано, Йейк?
Части его рта всё ещё действовали вразнобой. Он был хороший человек, но шутить над ним было небезопасно.
Я поднёс корреспонденцию к глазам.
- Тут написано: "Доставить Джону Плэйтеру или Дэйву Плэйтеру, Четвёртый кавалерийский полк Висконсина, г. Либерти, штат Миссури", - я взглянул на бедного опухшего Тёрнера. Он старался выказать мне своё товарищеское отношение, - Оно пришло из Воновок, штат Висконсин, Тёрнер. Ты когда-нибудь бывал так далеко на севере?
- Неа, - он закрутил головой, тряхнув длинными волосами, - Незашем было жабирацца дак далего на шевер.
- И мне тоже незачем было, - сказал я.
- Пошитай, - прошамкал Тёрнер. Он присел со мной рядом, расплывшись в улыбке, как мальчишка, - Пошитай мне, божаласта.
Густой запах дыма исходил от одежды и одетых в неё людей. Мы слишком долго сидели в лесах и источали служивший тому свидетельством аромат. Может статься, что письмо вселит в нас бодрость духа, потому что к нам никогда не приходило адресованной кому-либо из нас почты. Мы не были одиночками, но нам было одиноко и малость неспокойно на душе от отсутствия ответа на вопрос, кто же мы были такие.
- Я почитаю тебе, Тёрнер, - я oтковырнул большим пальцем восковую печать и развернул бумагу. Манускрипт являл собою чёрные каракули, заляпанные кляксами. Текст этот выводила нетвёрдая рука.
- "Дорогие сыночки", - читал я, - "От вас давно ничего не слышно. С самых первых заморозков прошлого года. Отец тревожится. Ноги у него раздуло, и ходить ему тяжко".
В этот момент Малыш и Рэй Хадспеты, Джек Булл, Джозайя Перри, ниггер Холт, Райли Кроуфорд и Большой Боб Флэннери подобрались поближе послушать, как я читаю. Присев на корточки, они обратили на меня своё сосредоточенное внимание.
- Это от сгущенной крови, - сказал Джозайя. Лишь кусочек его лица выглядывал промеж волос и бороды. Он был здоровенный, как бык, - Ноги пухнут от сгущенной крови.
- Угу, - сказал я и возобновил чтение, - “В старой церкви приключился пожар. Все сгорело дотла. Новую церковь уже почти достроили, так что большого вреда пожар не учинил. Все свиньи остались целы. Маргарет вышла замуж после первых заморозков прошлого года. Вы про это не знаете, откуда вам знать. Её муж - Уолтер Мэддокс. Он своё отвоевал. Ему руку оторвало при Новом Мадриде, но он справляется. Этой весной мы вспахали землю, и такой от неё дух шёл, что сердце радовалось. Хорошо сжимать её в горсти, жирную да чёрную. Вы, ребята, про это знаете".
- Мой папаня бывал там, - сказал Райли. Его худое мальчишеское лицо просветлело от воспоминаний, - Он ездил туда как-то раз, давным давно, задолго до того, как его повесили. Он говорил, земля там такая жирная, что её можно есть, как кашу.
- Земля там у них очень хорошая, - сказал Джек Булл, - Но сезон выращивания - короткий.
- Послушать, так и взаправду хорошая земля, - сказал Райли, - Папаня мне говорил, что хорошая.
Я продолжал читать.
- "Луэтта Хайнс говорит, Бернард Лафтон, что жил за ручьём Сасканна, умер на войне. Упокой, Господи, его душу. Он преставился от тифа в Теннесси. Девушка, на которую Дэйв заглядывался, всё ещё в городе и не замужем. Она спрашивает о тебе, но я ничего не слыхала с первых заморозков прошлого года. Без новостей мне нечего ей сказать".
Слушая это, ребята помрачнели. Для многих из нас дом стал местом, где нас скорее всего узнают и убьют. Так было не везде, но даже если это и было именно так, мы часто шли на риск ради крепкого материнского объятия.
- "Я надеюсь, и отец тоже надеется, что вы будете писать чаще. Если вам надо что-нибудь - просто дайте нам знать. Семена уже в земле, и, хотя вас здесь не хватает, мы за это возблагодарили Господа. Скоро проклюнутся маленькие зелёные ростки, и станет хорошо.
Ваша мать".
Все помолчали с минуту, затем Райли, самый молодой из нас, сказал: "Старуха эта пишет прям как моя мать".
- Что одна мать, что другая - все они одинаковые, - сказал Джек Булл, - Но не дай себя одурачить метеринским словом, Райли. Её сыновья,у если дать им волю, тебя убьют. Помни об этом.
- Я, Джек Булл, всегда об этом помню.
Я снова сложил письмо и хлопнул бумажным квадратиком себя по колену, и нога моя сплясала сидячую джигу, замесив сапогом грязь.
- А знаете что, ребята, - сказал я, глядя на верхушки деревьев, в то время как мои каблуки выбивали чечётку. Все эти суровые парни и ниггер уставились на меня, и я поднял письмо и помахал им, как боевым знаменем, - Ребята, какая же это большая и замечательная страна.