Россия - великая научная держава! И зачем миллиардеру кормить ученых?
В заголовке - сарказм. Причем очень горестный. Не смотря на то, что в других странах наука приносит миллиардные прибыли, в России почему-то наоборот. Вообще, тема возникла в связи с тем, что я был вынужден уйти из науки. Ну и на последок я хочу описать, во-первых, чем я занимался и почему моя работа очень важна для страны, а во-вторых, как складывается ситуация в действительности и к чему это ведет.
На берегу хочу оговориться, что жалеть меня не надо. Я-то как раз без проблем адаптировался в новой для себя ситуации. Также хочу заверить, что рассказываю все это не для того, чтобы плясать на костях, а злопыхатели могут идти лесом или укринской степью.
Итак, о теме научной работы.
Я - физик-теоретик. Точнее, таких как я не очень любят приписывать к теоретикам из-за сугубо прикладной теории, а называют жаргонным словом "расчетчик". И прикладной характер связан с тем, что на Западе очень многие компании завелись собственным штатом таких специалистов как я. Я, например, работал на такие фирмы как Pratt&Whitney, Seagate, Micron, Intel. И такие специалисты как я решают для этих фирм чисто производственные проблемы. Какие такие проблемы?
Такой вопрос не возникает, когда нужно запустить спутник на целевую орбиту. Траектория вначале расчитывается, а потом уже запускается ракета с полетной программой. Вопрос тоже не возникает у строителей, которые проектируют дом и делают расчеты перед началом строительства.
Так вот, именно такие задачи чаще всего ставятся и перед материаловедами-теоретиками. До того как начать эксперимент, целевая система моделируется компьютерными методами, ищутся наиболее оптимальные структуры веществ, их составы и методы обработки. И уже после всестороннего теоретического анализа, к работе приступают экспериментаторы.
Для сравнения, один эксперимент, включающий синтез образцов, подготовку их к измерениям и сами измерения, занимает как правило несколько месяцев. Теоретик за это же время может просчитать тысячи таких вариантов при наличии расчетных мощностей. Кроме того, у теоретика кардинально отличается взгляд на решаемую задачу. Если экспериментатор смотрит на внешние признаки (твердость, интенсивность отраженного сигнала и т.д.), делая вывод о внутренних процессах в веществе, то теоретик как раз видит что происходит внутри и делает выводы о внешних проявлениях. Именно поэтому теория и эксперимент прекрасно дополняют друг друга.
Ну а сейчас несколько примеров проектов, в которых я участвовал.
Возьмем Pratt&Whitney. Эта фирма оснащает большую часть мирового парка самолетов собственными турбореактивными двигателями. И даже в нашем новейшем самолете Т-50 изначально шла речь о заказе в ней некоторых деталей турбин. Полагаю, именно тех горячих и напряженных деталей, проблемы которых я и решал.
Так вот, суть задачи сводилась вот к чему. Типичный срок службы горячих лопаток турбин составляет около 50 тыс. часов. После этого лопатки деградируют: у них откалывается термозащиное покрытие. В результате анализа сколов выяснилось, что виновата в откалывании сера, микропимеси которой существуют везди и избавиться от них невозможно. При температуре свыше тыячи градусов сера очень быстро мигрирует из объема лопатки к границе с защитным покрытием. Была поставлена задача: понять почему сера такая подвижная и как можно снизить ее подвижность. Все поставленные задачи были успешно решены, работы даже опубликованы (это происходит не часто при работе на индустриального заказчика) и вроде бы идет работа над внедрением.
Фирмы Micron и Intel финансируют работу в области спинтроники и магнитной памяти MRAM. Спинтроника - это следующий шаг после электроники. Она использует не движение электронов для передачи сигнала, а движение магнонов или магнитных моментов этих самых электронов. Магноны на порядки легче электронов, поэтому их инерционность ниже, а значит и скорость срабатывания логических элементов тоже выше. Кроме того, память, построенная из таких элементов - MRAM - будет энергонезависима.
Работы в этих исследованиях полно как для экспериментаторов, так и для теоретиков. Теоретики ищут магнитные материалы разных типов, подходящие интерфейсы и т.д. Экспериментаторы из этих результатов получают готовые элементы и экспериментируют с ними. Состояние работы таково, что существуют опытные образцы MRAM и даже опытные логические схемы, из которых будут в будущем строиться CPU (микропроцессоры). Но проблем пока еще хватает.
Seagate, являясь одним из лидеров в производстве жестких дисков для компьютеров, почему-то заказывал оптические исследования. Работа была скорее проходной (мимо), да и говорят они мало из-за секретности, поэтому зачем им эта работа - я не знаю. Но суть в том, что им нужны были материалы с особыми оптическими свойствами: с максимальным значением ε1/ε2. Наилучшим веществом в этом роде является золото, но в виде наночастиц оно становится очень легкоплавким и луч лазера его расплавляет. Задача была поставлена - найти вещество с не сильно худшими свойствами, но более высокой термостойкостью. Я проверил десятки соединений, результаты передал заказчику, что они выберут - знают только они.
Интересно упомянуть некоторые задачи, которые решали мои коллеги. Например, одна фирма заказала поиск примеси к мороженному. Примесь должна была сделать его более текучим, что позволило бы фирме на одном и том же оборудовании выпускать гораздо больше стаканчиков с мороженным. При этом, по условиям заказчика, вкус лакомства не должен ухудшиться.
Знаю людей, которые работают над проблемой охрупчивания металлов водородом (в том числе из воды), много кто (я в том числе) занимается поисками постоянных магнитов взамен неодимовым, прорва народу ищет новые аккумуляторы типа литиевых и т.д.
Я хочу сказать, что наука - это не просто меценатство типа поиска внеземного разума за 100 млн. долларов. Современная наука о материалах - это такой же инженерный инструмент как ANSYS или AutoCAD. Да, многие проекты не гарантируют успеха и это одна из особенностей венчурного проекта. Но те проекты, которые приносят успех, отбивают все потери неудачных проектов.
Например, человек, который открыл эффект Гигантского магнитосопротивления, сейчас является миллионером, а его открытие работает в каждом жестком диске ваших компьютеров. И таких примеров море.
Ну а сейчас рассмотрим что происходит с научным направлением в России.
Когда я приехал из США, первым делом ткнулся в частный НИИ, в котором работал до зарубежья. Там все глухо. Магнитогорский комбинат, когда-то финансировавший работы над новыми металлургическими технологиями, сменил руководство, которое решило, что новые технологии ему более не нужны. Все научные проекты закрылись.
В Академии наук вообще полный маразм. У них на каждую группу выделяется определенное количество ставок. Если ставка не заполнена, ее отбирают. Поэтому пустых ставок не держат, распределяют моментально по своим знакомым. И было би из-за чего воевать. Ставка - около 15 тыс. рублей в месяц. Кто может, тот получает гранты и имеет зарплату до 60 т.р./мес. Но это оклад, работа на несколько грантов, да и работа с 8 до 23 ежедневно.
На Западе конечно все по-другому устроено. Там постоянная должность (ставка) дается только на конкурсной основе. И размер ее не как у дворника, очень и очень высокий. Все остальные довольствуются временными позициями: получил профессор грант - нанял на него себе сотрудников. Кончились деньги - сотрудники ищут новую позицию.
Вот знаете, меня бы устроила хоть должность по конкурсу (у меня уровень гораздо выше многих ученых России), хоть на временную позицию. Но современная система в науке умудрилась вобрать в себя все самое худшее от социализма и капитализма. Возможно, тот, кто занимался внедрением этой системы, очень сильно постарался, отрабатывая зарубежные гранты.
Но не это самое печальное. Гораздо печальнее то, что наукой в России не интересуется главный ее выгодополучатель - индустрия. Недавно общался в неформальной обстановке с владельцем одного крупного предприятия в Екатеринбурге. Вот он хвастается:
- Разработали мы - говорит - датчик взрывчатки - прибор. А ты чем занимаешься?
- А я тот, кто делает исследования для сенсоров вашего датчика.
И вижу, все, скис он. Не интересно ему. Китайский сенсор или древние советские разработки выглядят гораздо круче, чем вкладываться в собственные патенты. Но стоило ему узнать, что я умею программировать, все, загорелся, давай контакты мне посылать.
Я думаю, что все дело в том, что нынешний менеджмент российских предприятий, во-первых, просто не понимает зачем это все нужно. Они назаканчивали экономические ВУЗы, но совершенно не понимают в производстве, которым руководят. Даже должность такую шутливую придумали: ты-ж-программист. Это когда телевизор у начальника в кабинете сломался, вот он зовет программиста. Ты ж программист, почини.
Во-вторых, играет существенную роль авторитарный стиль управления на предприятиях. Это когда менеджмент считает себя самыми крутыми и все знающими, а остальных не слушают. Им инженер говорит, что есть вот такие-то проблемы, а они - это твои проблемы, мы тебе за что деньги платим? Иди, разбирайся. Инженер находит организацию, которая может решить проблему, но менеджер не считает, что столько стоит платить за какую-то фигню. В общем, все дело в отсутствии команды.
При этом нельзя говорить, что интереса со стороны предприятий к науке нет. Им накрутили хвосты сверху, заставили вложиться, они купили дорогущее оборудование, поставили в уголок и это оборудования десятилетиями пылиться. Потому что работать на нем некому. Да и если с установкой им еще понятно зачем это нужно, то главные инженеры в возрасте 50-70 лет уже с трудом понимают зачем нужна вообще теоретическая наука и чем она может быть полезна их предприятию. Вот серьезно, слышал высказывания в духе: "да что вы там со своей теорией сделаете?". Причем даже от академика такое как-то слышал.
Тем не менее, нельзя говорить, что проблема исключительно в руководстве промышленными предприятиями. Немалая доля вины на сложившуюся ситуацию лежит на самих ученых. Привыкшие витать где-то в своих научных дебрях - знаете выражение "знание ради знания" - они никак не могут взять в толк, что предприятию нафиг не нужны их электронные плотности, орбитали и прочая ерунда. Предприятию нужен конкретный результат, а именно, дать рекомендации по примесям и режимам обработки. Поэтому директор некого предприятия, напоровшись пару раз на этих заоблачных ученых, ищущих хоздоговора по условиям грантов, третьего уже даже слушать не будет.
Идем дальше. Возьмем тот НИИ, где я когда-то работал. Что в бизнесе самое главное? Любой экономист ответит - продажи! Так вот, директор предприятия когда-то по блату смог получить договор с ММК (я выше упоминал). Еще он пару грантов из госфондов получил, и то не факт, что на фирму, а не на научную группу в Академии наук. Все. Ездит по европам, по России, договаривается, но результатов - ноль. Он конечно хороший ученый и руководитель лаборатории. Но продавать он совершенно не может уже хотя бы из-за дефекта речи. Как можно уговорить клиента купить что-то, если продающий не может убедительно и завораживающе представить все качества своего продукта?
Что в итоге? В каком-то году на Иннопроме мне удалось собрать неплохую подборку контактов. Особенно ценный контакт был фирма Bosch. Из этих контактов в итоге ни один не дошел даже до серьезных обсуждений. Вот серьезно, даже коммерческое предложение им не послали. Только с Бошем мы долго переписывались. Они нам предлагали: вот вам тема, грант до 50 тыс. долларов, длительность до полугода, от вас в течении пары недель нужны предложения. Через год мы таки предоставили свои предложения: тему мы предлагаем другую, денег нужно в 2 раза больше, а выполним за год. На этом все закончилось.
В общем, сейчас я в некоторой растерянности от всей этой ситуации. Я понимаю, что Россия без науки не сможет существовать. Я понимаю, что я - один из очень немногих специалистов высокого уровня с опытом работы с коммерческими предприятиями, в том числе с зарубежными. Но прямо сейчас мое научное резюме провисело несколько месяцев и не получило ни единого отклика. И при этом руководство страны все кричит о том, что нужно возвращать российских ученых из за рубежа. Ребята, потерпите еще, не возвращайтесь пока.
К чему такая ситуация приведет, я думаю, понимают все. Очень скоро китайские товарищи будут смеяться над устаревшими российскими технологиями. Ведь им с использованием новых технологий потребуется для разработки нового материала 5-10 лет, а российским инженерам, работающим по старинке - традиционные 25 лет. И когда весь мир перейдет на спинтронные устройства, Роснано будет нас убеждать, что техпроцесс 80 нм - это очень даже не плохо.
На берегу хочу оговориться, что жалеть меня не надо. Я-то как раз без проблем адаптировался в новой для себя ситуации. Также хочу заверить, что рассказываю все это не для того, чтобы плясать на костях, а злопыхатели могут идти лесом или укринской степью.
Итак, о теме научной работы.
Я - физик-теоретик. Точнее, таких как я не очень любят приписывать к теоретикам из-за сугубо прикладной теории, а называют жаргонным словом "расчетчик". И прикладной характер связан с тем, что на Западе очень многие компании завелись собственным штатом таких специалистов как я. Я, например, работал на такие фирмы как Pratt&Whitney, Seagate, Micron, Intel. И такие специалисты как я решают для этих фирм чисто производственные проблемы. Какие такие проблемы?
Такой вопрос не возникает, когда нужно запустить спутник на целевую орбиту. Траектория вначале расчитывается, а потом уже запускается ракета с полетной программой. Вопрос тоже не возникает у строителей, которые проектируют дом и делают расчеты перед началом строительства.
Так вот, именно такие задачи чаще всего ставятся и перед материаловедами-теоретиками. До того как начать эксперимент, целевая система моделируется компьютерными методами, ищутся наиболее оптимальные структуры веществ, их составы и методы обработки. И уже после всестороннего теоретического анализа, к работе приступают экспериментаторы.
Для сравнения, один эксперимент, включающий синтез образцов, подготовку их к измерениям и сами измерения, занимает как правило несколько месяцев. Теоретик за это же время может просчитать тысячи таких вариантов при наличии расчетных мощностей. Кроме того, у теоретика кардинально отличается взгляд на решаемую задачу. Если экспериментатор смотрит на внешние признаки (твердость, интенсивность отраженного сигнала и т.д.), делая вывод о внутренних процессах в веществе, то теоретик как раз видит что происходит внутри и делает выводы о внешних проявлениях. Именно поэтому теория и эксперимент прекрасно дополняют друг друга.
Ну а сейчас несколько примеров проектов, в которых я участвовал.
Возьмем Pratt&Whitney. Эта фирма оснащает большую часть мирового парка самолетов собственными турбореактивными двигателями. И даже в нашем новейшем самолете Т-50 изначально шла речь о заказе в ней некоторых деталей турбин. Полагаю, именно тех горячих и напряженных деталей, проблемы которых я и решал.
Так вот, суть задачи сводилась вот к чему. Типичный срок службы горячих лопаток турбин составляет около 50 тыс. часов. После этого лопатки деградируют: у них откалывается термозащиное покрытие. В результате анализа сколов выяснилось, что виновата в откалывании сера, микропимеси которой существуют везди и избавиться от них невозможно. При температуре свыше тыячи градусов сера очень быстро мигрирует из объема лопатки к границе с защитным покрытием. Была поставлена задача: понять почему сера такая подвижная и как можно снизить ее подвижность. Все поставленные задачи были успешно решены, работы даже опубликованы (это происходит не часто при работе на индустриального заказчика) и вроде бы идет работа над внедрением.
Фирмы Micron и Intel финансируют работу в области спинтроники и магнитной памяти MRAM. Спинтроника - это следующий шаг после электроники. Она использует не движение электронов для передачи сигнала, а движение магнонов или магнитных моментов этих самых электронов. Магноны на порядки легче электронов, поэтому их инерционность ниже, а значит и скорость срабатывания логических элементов тоже выше. Кроме того, память, построенная из таких элементов - MRAM - будет энергонезависима.
Работы в этих исследованиях полно как для экспериментаторов, так и для теоретиков. Теоретики ищут магнитные материалы разных типов, подходящие интерфейсы и т.д. Экспериментаторы из этих результатов получают готовые элементы и экспериментируют с ними. Состояние работы таково, что существуют опытные образцы MRAM и даже опытные логические схемы, из которых будут в будущем строиться CPU (микропроцессоры). Но проблем пока еще хватает.
Seagate, являясь одним из лидеров в производстве жестких дисков для компьютеров, почему-то заказывал оптические исследования. Работа была скорее проходной (мимо), да и говорят они мало из-за секретности, поэтому зачем им эта работа - я не знаю. Но суть в том, что им нужны были материалы с особыми оптическими свойствами: с максимальным значением ε1/ε2. Наилучшим веществом в этом роде является золото, но в виде наночастиц оно становится очень легкоплавким и луч лазера его расплавляет. Задача была поставлена - найти вещество с не сильно худшими свойствами, но более высокой термостойкостью. Я проверил десятки соединений, результаты передал заказчику, что они выберут - знают только они.
Интересно упомянуть некоторые задачи, которые решали мои коллеги. Например, одна фирма заказала поиск примеси к мороженному. Примесь должна была сделать его более текучим, что позволило бы фирме на одном и том же оборудовании выпускать гораздо больше стаканчиков с мороженным. При этом, по условиям заказчика, вкус лакомства не должен ухудшиться.
Знаю людей, которые работают над проблемой охрупчивания металлов водородом (в том числе из воды), много кто (я в том числе) занимается поисками постоянных магнитов взамен неодимовым, прорва народу ищет новые аккумуляторы типа литиевых и т.д.
Я хочу сказать, что наука - это не просто меценатство типа поиска внеземного разума за 100 млн. долларов. Современная наука о материалах - это такой же инженерный инструмент как ANSYS или AutoCAD. Да, многие проекты не гарантируют успеха и это одна из особенностей венчурного проекта. Но те проекты, которые приносят успех, отбивают все потери неудачных проектов.
Например, человек, который открыл эффект Гигантского магнитосопротивления, сейчас является миллионером, а его открытие работает в каждом жестком диске ваших компьютеров. И таких примеров море.
Ну а сейчас рассмотрим что происходит с научным направлением в России.
Когда я приехал из США, первым делом ткнулся в частный НИИ, в котором работал до зарубежья. Там все глухо. Магнитогорский комбинат, когда-то финансировавший работы над новыми металлургическими технологиями, сменил руководство, которое решило, что новые технологии ему более не нужны. Все научные проекты закрылись.
В Академии наук вообще полный маразм. У них на каждую группу выделяется определенное количество ставок. Если ставка не заполнена, ее отбирают. Поэтому пустых ставок не держат, распределяют моментально по своим знакомым. И было би из-за чего воевать. Ставка - около 15 тыс. рублей в месяц. Кто может, тот получает гранты и имеет зарплату до 60 т.р./мес. Но это оклад, работа на несколько грантов, да и работа с 8 до 23 ежедневно.
На Западе конечно все по-другому устроено. Там постоянная должность (ставка) дается только на конкурсной основе. И размер ее не как у дворника, очень и очень высокий. Все остальные довольствуются временными позициями: получил профессор грант - нанял на него себе сотрудников. Кончились деньги - сотрудники ищут новую позицию.
Вот знаете, меня бы устроила хоть должность по конкурсу (у меня уровень гораздо выше многих ученых России), хоть на временную позицию. Но современная система в науке умудрилась вобрать в себя все самое худшее от социализма и капитализма. Возможно, тот, кто занимался внедрением этой системы, очень сильно постарался, отрабатывая зарубежные гранты.
Но не это самое печальное. Гораздо печальнее то, что наукой в России не интересуется главный ее выгодополучатель - индустрия. Недавно общался в неформальной обстановке с владельцем одного крупного предприятия в Екатеринбурге. Вот он хвастается:
- Разработали мы - говорит - датчик взрывчатки - прибор. А ты чем занимаешься?
- А я тот, кто делает исследования для сенсоров вашего датчика.
И вижу, все, скис он. Не интересно ему. Китайский сенсор или древние советские разработки выглядят гораздо круче, чем вкладываться в собственные патенты. Но стоило ему узнать, что я умею программировать, все, загорелся, давай контакты мне посылать.
Я думаю, что все дело в том, что нынешний менеджмент российских предприятий, во-первых, просто не понимает зачем это все нужно. Они назаканчивали экономические ВУЗы, но совершенно не понимают в производстве, которым руководят. Даже должность такую шутливую придумали: ты-ж-программист. Это когда телевизор у начальника в кабинете сломался, вот он зовет программиста. Ты ж программист, почини.
Во-вторых, играет существенную роль авторитарный стиль управления на предприятиях. Это когда менеджмент считает себя самыми крутыми и все знающими, а остальных не слушают. Им инженер говорит, что есть вот такие-то проблемы, а они - это твои проблемы, мы тебе за что деньги платим? Иди, разбирайся. Инженер находит организацию, которая может решить проблему, но менеджер не считает, что столько стоит платить за какую-то фигню. В общем, все дело в отсутствии команды.
При этом нельзя говорить, что интереса со стороны предприятий к науке нет. Им накрутили хвосты сверху, заставили вложиться, они купили дорогущее оборудование, поставили в уголок и это оборудования десятилетиями пылиться. Потому что работать на нем некому. Да и если с установкой им еще понятно зачем это нужно, то главные инженеры в возрасте 50-70 лет уже с трудом понимают зачем нужна вообще теоретическая наука и чем она может быть полезна их предприятию. Вот серьезно, слышал высказывания в духе: "да что вы там со своей теорией сделаете?". Причем даже от академика такое как-то слышал.
Тем не менее, нельзя говорить, что проблема исключительно в руководстве промышленными предприятиями. Немалая доля вины на сложившуюся ситуацию лежит на самих ученых. Привыкшие витать где-то в своих научных дебрях - знаете выражение "знание ради знания" - они никак не могут взять в толк, что предприятию нафиг не нужны их электронные плотности, орбитали и прочая ерунда. Предприятию нужен конкретный результат, а именно, дать рекомендации по примесям и режимам обработки. Поэтому директор некого предприятия, напоровшись пару раз на этих заоблачных ученых, ищущих хоздоговора по условиям грантов, третьего уже даже слушать не будет.
Идем дальше. Возьмем тот НИИ, где я когда-то работал. Что в бизнесе самое главное? Любой экономист ответит - продажи! Так вот, директор предприятия когда-то по блату смог получить договор с ММК (я выше упоминал). Еще он пару грантов из госфондов получил, и то не факт, что на фирму, а не на научную группу в Академии наук. Все. Ездит по европам, по России, договаривается, но результатов - ноль. Он конечно хороший ученый и руководитель лаборатории. Но продавать он совершенно не может уже хотя бы из-за дефекта речи. Как можно уговорить клиента купить что-то, если продающий не может убедительно и завораживающе представить все качества своего продукта?
Что в итоге? В каком-то году на Иннопроме мне удалось собрать неплохую подборку контактов. Особенно ценный контакт был фирма Bosch. Из этих контактов в итоге ни один не дошел даже до серьезных обсуждений. Вот серьезно, даже коммерческое предложение им не послали. Только с Бошем мы долго переписывались. Они нам предлагали: вот вам тема, грант до 50 тыс. долларов, длительность до полугода, от вас в течении пары недель нужны предложения. Через год мы таки предоставили свои предложения: тему мы предлагаем другую, денег нужно в 2 раза больше, а выполним за год. На этом все закончилось.
В общем, сейчас я в некоторой растерянности от всей этой ситуации. Я понимаю, что Россия без науки не сможет существовать. Я понимаю, что я - один из очень немногих специалистов высокого уровня с опытом работы с коммерческими предприятиями, в том числе с зарубежными. Но прямо сейчас мое научное резюме провисело несколько месяцев и не получило ни единого отклика. И при этом руководство страны все кричит о том, что нужно возвращать российских ученых из за рубежа. Ребята, потерпите еще, не возвращайтесь пока.
К чему такая ситуация приведет, я думаю, понимают все. Очень скоро китайские товарищи будут смеяться над устаревшими российскими технологиями. Ведь им с использованием новых технологий потребуется для разработки нового материала 5-10 лет, а российским инженерам, работающим по старинке - традиционные 25 лет. И когда весь мир перейдет на спинтронные устройства, Роснано будет нас убеждать, что техпроцесс 80 нм - это очень даже не плохо.