Ирина Чайковская Владимир Маяковский и Лиля Брик: сходство несходного
(Раздумья над прочитанными книгами)
С осторожностью принимаюсь за это эссе: уж больно щекотливая тема. Мне бы не хотелось уподобиться тем, кто пишет об этой паре в духе желтой прессы. В этом смысле особенно всегда доставалось Лиле. В годы моей юности (1970-е) ее усиленно бросали вниз головой с палубы их с Маяковским общего парохода, упорно старались исключить из биографии поэта. Получалось плохо. В своей статье о наконец-то опубликованных Лилиных воспоминаниях («Пристрастные рассказы», 2003) я писала, как школьницей спросила однажды у сотрудника музея Маяковского: кто эта женщина? Речь шла об обложке поэмы «Про это», на которой красовалось женское лицо с большими, широко раскрытыми, даже слегка выпученными глазами. Но странное дело, экскурсовод, словно не слыша вопроса, отвернулся и отошел от меня подальше1. Даже поместив в витрине прижизненное издание поэмы Маяковского, музейщики, а вернее, музейное начальство боялось называть Лилю, идентифицировать ее с героиней любовных признаний поэта.
Чего боялось начальство?
Попробую угадать. Лиля не была официальной женой Маяковского, она была женой Осипа Брика, все трое жили в одной квартире. Караул! Безнравственность! Лиля была еврейкой. В 1950-1970-е годы евреи не пользовались доверием и любовью «партии и правительства», наоборот, в стране процветал антисемитизм, насаждаемый и поощряемый сверху. И наконец, старшая сестра Маяковского Людмила Владимировна, ставшая как раз в эти годы Лилиным врагом, стояла на страже приличий и камуфляжа в биографии брата2.
Помню, в 1970-е фотографии Лили Брик бесплатно раздавали на туристических тропах Грузии, там же туристы могли получить портреты Татьяны Яковлевой. Ее имя тогда тоже было под запретом - как эмигрантки.
С того самого случая в музее меня мучило любопытство - хотелось побольше узнать об истории отношений Маяковского и его подвергавшейся остракизму подруги.
К нашему времени свидетельств собралось достаточно.
Особо отмечу исследования шведа Бенгта Янгфельдта, именно этого «варяга» недоставало маяковсковедению, чтобы заполнить некоторые ощутимые лакуны в биографии поэта и его музы3. В этом эссе мне бы хотелось задержать внимание читателей на некоторых не до конца проясненных вопросах, связанных с Владимиром Маяковским и Лилей Брик.
Как они оказались вместе - такие разные?
Он, родившийся на окраине империи, плохо образованный, с не слишком изящными манерами, «пролетарий» по своим привычкам и образу мыслей, и она, родившаяся в Москве в обеспеченной еврейской семье, воспитанная гувернантками, начитанная, знавшая с детства немецкий и французский… Но приглядевшись, увидим, что были у этих на первый взгляд разных людей точки соприкосновения.
Привычки
Начну с малого. Маяковский и Лиля в самом начале их знакомства обменялись «обручальными» кольцами-печатками. На кольце для Лили Маяковский просил выгравировать три буквы ее имени: Лиля Юрьевна Брик - ЛЮБ. Размещенные в ряд, они давали бесконечные ЛЮБЛЮ. Лиля в свою очередь просила гравера выгравировать на кольце две латинские буквы инициалов поэта W и M, помещенные одна над другой. Графически получалось зеркальное отражение одной и той же буквы. Меня поразило, что в ответ на графический трюк Маяковского Лиля смогла предложить тоже что-то весьма оригинальное.
Не обладая грандиозным талантом Маяковского, она умела ему «соответствовать». Связывалась с издательствами на предмет публикации его книг, писала сценарии, снималась вместе с ним в кинематографе, гоняла по Москве на привезенном им из Парижа «реношке». Между прочим, Лиля - одна из первых московских женщин-автолюбителей. Работала в «Окнах РОСТА», и, по-видимому, угловатая резкая графика карикатур Маяковского и Михаила Черемных, которые она раскрашивала, ей, «даме из буржуазных кругов», не претила.
В ее записках то и дело наталкиваешься на стиль Маяковского: «Запосещали иностранцы. Японцы через переводчика спрашивали, кто тут Маяковский, и почтительно смотрели снизу вверх»4. Не была домашней курицей, тем более наседкой, была весьма революционно настроенной гражданкой и, в отличие от матери и сестры, осталась в Советской России. Одна из первых оценила стихи Маяковского, поняла его масштаб. И говорили они на одном языке, включая тот придуманный ими любовный язык, который многих так раздражает в их переписке. Да, это особый «детский» язык, но ведь и влюбленные - дети, и эти уменьшительно-ласкательные прозвища - Личик, Киса, Лилек, Детик, обращенные к ней, и Волосик, Волосит, Волосеночек, Щенит - к нему, эти бесконечные целую-целую-целую, люблю люблю люблю и твой твой твой, эти подписи-рисунки в виде Щенка и Кисы - все это родом из детства и говорит о трогательной нежности друг к другу.
А эта их общая любовь к зверью, к собакам и кошкам! Обычно серьезный на фотографиях, Маяковский улыбается на той, где в руках у него живой черный комочек, собачонок Скотик. Лиля же улыбается, даже держа в руках львенка из Берлинского зоопарка. Лишенная возможности иметь детей, Лиля детей любила, а они любили ее. У нее воспитывалась Луэлла Краснощекова, когда ее отец оказался в тюрьме; мальчиком Василий Васильевич Катанян, несмотря на то, что его отец ушел от них к Лиле, находил у нее ласку и понимание. Что до Маяковского… нет у меня уверенности, что он разделял любовь Лили к детям.
Те семь шоколадок, которые он привозил Луэлле Краснощековой - по одной на каждый день недели, - ни о чем не говорят. «Я люблю смотреть, как умирают дети», - сказано им, и хотя легко выдать эту строчку за обычный для Маяковского издевательский вызов буржуазному читателю, все же эта фраза была написана его рукой, рука повернулась ее написать.
Оба - Маяковский и Лиля Брик - были игроками, причем азартными. В карты в своей компании играли порой до утра. Играли в экзотический маджонг и в пинг-понг. Маяковский упоенно сражался на бильярде, любил выигрывать - и это опять-таки черты неизжитого детства.
Так же постоянно играл со словами, строчками, рифмами. Меня всегда потрясал в этом смысле «Наш марш», написанный в год революции и суперреволюционный по всем параметрам - содержанию, строфике, рифмовке, ритму, словесным находкам:
Дней бык пег.
Медленна лет арба.
Наш бог бег.
Сердце наш барабан.
А желание делать подарки! Даже представить себе трудно, как они оба находили, покупали, собирали, а потом переправляли в Москву те гостинцы, провизию, мануфактуру, пантагрюэлевский перечень которых то и дело возникает в их письмах. Целые горы! И нельзя сказать, что только Маяковский бегал по Парижу с Лилиным списком (как-то даже с Татьяной Яковлевой, своей парижской любовью), Лиля тоже привозила из своих поездок неподъемные коробки с подарками, причем доставались они всем друзьям и соседям, включая домработницу. Щедрость и страсть дарить были присущи им обоим.
Это о бытовых привычках.
Но есть и более важные вещи, которые их сближали.
Тяга к самоубийству
14 апреля 1930 года тридцати семи лет от роду - возраст смерти гениев - Владимир Маяковский выстрелом в сердце покончил с собой… Но и до рокового выстрела поэт был склонен к суициду. Об этом говорят его поэмы, об этом вспоминает Лиля Брик, называя мысль о самоубийстве «хронической болезнью» Владимира Владимировича5. Маяковский боялся старости. Характерный разговор приводит Янгфельдт. Роман Якобсон говорит Лиле, что не может себе представить Маяковского старым, на что Лиля отвечает так: «Володя до старости? Никогда! Он уже два раза стрелялся, оставив по одной пуле в револьверной обойме. В конце концов попадет»6.
Совсем в духе героев Лермонтова Маяковский играл с жизнью в «русскую рулетку»: чёт-нечет. Можно предположить, что и стихи, написанные им на безвременную смерть Сергея Есенина, повесившегося в 1925 году в гостинице «Англетер», были своего рода суеверным заговором. Так бывает: человек с помощью слова хочет «заговорить» свои тайные мысли, свою судьбу, свой дремлющий до времени страх. Когда-то написание романа «Страдания юного Вертера», в котором молодой человек кончает с собой на почве неразделенной любви, помогло его автору уйти от самоубийства. Маяковский взялся за стихи «На смерть Сергея Есенина», полагая, что сможет спасти многих «подражателей» и почитателей умершего поэта (о себе он, естественно, не говорит), рассказав о трагедии в ироническом ключе и обезвредив гипнотическое воздействие предсмертных строчек ушедшего своим парафразом.
Есенинскому
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Маяковский противопоставил свое:
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Был ли Владимир Владимирович уверен, когда сочинял свой ответ Есенину, что лично ему удастся «сделать жизнь»?
По иронии судьбы, застрелившись спустя пять лет после Есенина, Маяковский тоже оставил предсмертные стихи, только что не написанные кровью. И там, в этом четверостишии, говорится, что «любовная лодка разбилась о быт». Что означает здесь «быт», следует подумать, об этом еще напишу, важно, что главной причиной самоубийства указана любовь. Погиб от любви. Это, конечно, не вся правда, но для нас важно, что сам поэт осознает (или указывает) главной причиной своего ухода из жизни несложившуюся любовь. В своем эссе - в соответствии с предсмертными строчками поэта - я буду говорить именно об этой причине его самоубийства.
Итак, Владимир Владимирович тяготел к суициду.
Но задумывались ли мы над тем, что и в биографии Лили Брик мы встречаемся с повторяющимися попытками самоубийства?! И жизнь свою она оборвет, как и Маяковский, сама. По какой причине, мы достоверно не знаем. Известно, что она была «безнадежно» лежачей больной, так как повредила себе шейку бедра, а в те времена это не лечили. В недописанной предсмертной записке причины самоубийства она не сообщает: «В смерти моей прошу никого не винить. Васик7, я боготворю тебя. Прости меня! И друзья, простите…»
Лиля, как известно, несколько раз спасала Маяковского в тяжелые моменты, когда он был в шаге от самоубийства. После гибели поэта Лиля Брик писала сестре в Париж: «Если б я или Ося были в Москве, Володя был бы жив… Я проклинаю нашу поездку»8.
И в то же время сама Лиля Юрьевна не была свободна от «тяги к самоубийству».
Бенгт Янгфельдт, основываясь на неопубликованных письмах и воспоминаниях Лили Брик, а также на магнитофонных записях бесед с нею, воспроизводит несколько важных для нас эпизодов.
Родившись в 1891 году (на два года раньше Маяковского) в семье адвоката и пианистки, Лиля Юрьевна Каган с юности привлекала к себе внимание мужчин, была для них магнитом. Родителям приходилось «глядеть в оба» за юной дочерью, чье поведение не всегда вписывалось в привычные рамки. В 17 лет она забеременела от молодого учителя музыки Григория Крейна, за этим последовал принудительный аборт в Армавире (где жила сестра матери), мать и тетка настояли на нем против желания самой Лили. Восприняв эту операцию как оскорбление, она спустя некоторое время проглотила целиком содержимое пузырька с цианистым калием. Ждала, что умрет, но почему-то не умерла. Позднее ей станет ясно почему. Мать, Елена Юрьевна, в поисках писем от Крейна обшарила ее письменный стол и, найдя там страшный пузырек, высыпала из него яд, вымыла и наполнила содой9. Немножко все это отдает романом, но поверим Лиле, ей хотелось рассказать эту отдающую мелодрамой историю молодому шведу (своему бы, скорей всего, не рассказала, да и не расспрашивали «свои», это было время запрета на ее имя).
В книге того же Янгфельдта читаем, что в декабре 1924 года, тяжелейшего и для Маяковского, и для Лили Брик, когда их отношения разладились из-за Лилиной страсти к Александру Краснощекову, она писала Рите Райт:
«А. Т(обинсон). очень болен. Он в больнице. Вряд ли я его увижу. Думаю о самоубийстве. Я не хочу жить». Тобинсон, ставший причиной этих настроений, - псевдоним Александра Краснощекова. Александр Михайлович Краснощеков был человеком необычным. Выйдя из бедной еврейской семьи, рано примкнул к революционерам, сидел в тюрьмах, эмигрировал, попав в США, окончил факультет права Чикагского университета, а вернувшись после революции в Россию, возглавил Дальневосточную республику; будучи затем вызван в столицу, занимался финансами, возглавил Промбанк, стал крупным работником партийного и госаппарата. Однако в 1923 году был арестован по обвинению в финансовых злоупотреблениях, посажен в тюрьму, где тяжело заболел. Тогда-то у Лили и родилась мысль о самоубийстве.
В тот раз дело не пошло дальше намерения: Краснощекова через полгода, в январе 1924 года, освободили10, настроение Лили изменилось.
1 См. Ирина Чайковская. Пристрастный свидетель. Нева. 2004. № 8.
2 Едва ли не единственным местом, где тогда висели портреты Лили Брик, был музей поэта в одной из московских школ, чей замечательный директор Семен Рувимович Богуславский шел наперекор тогдашнему тренду.
3 Бенгт Янгфельдт. Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг. Пер. со шведского Аси Лавруши и Бенгта Янгфельдта. М.: КоЛибри, 2009.
4 Лиля Брик. Пристрастные рассказы. Нижний Новгород: Деком, 2003. С. 53. См. также: Лиля Брик. Пристрастные рассказы. Нижний Новгород: Деком, 2003. С. 132-134.
5 Бенгт Янгфельдт. К истории отношений В. В. Маяковского и Л. Ю. Брик. В кн.: В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик. Переписка 1925-1930. Almqvist and Wiksell International, Uppsala, 1982. С. 38-39. См. также: Лиля Брик. Пристрастные рассказы. Нижний Новгород: Деком, 2003. С. 132-134.
6 Бенгт Янгфельдт. Указ соч. С. 38. Этот же разговор в несколько ином варианте приводится в книге Лили Брик «Пристрастные рассказы». С. 133.
7 Василий Абгарович Катанян, муж Лили Брик.
8 Аркадий Ваксберг. Пожар сердца. Кого любила Лиля Брик. М.: Астрель, 2010. С. 258.
9 В книге Янгфельдта сообщается также, кто и для чего снабдил Лилю смертельным ядом. См. с. 51. Любопытно, что там, где Янгфельдт точно указывает на имевшие место события и их последовательность, другие исследователи, например, Аркадий Ваксберг, выдвигают предположения, говоря об отсутствии материала. См.: Аркадий Ваксберг. Указ. соч. С. 21-22. Шведский ученый, владеющий неопубликованными архивными источниками, звукозаписями, сам лично общавшийся с Лилей Брик, Катанянами, Романом Якобсоном, Татьяной Яковлевой и Вероникой Полонской, осведомлен не в пример лучше многих своих коллег.
10 Краснощекова первоначально приговорили к шести годам тюремного заключения. В 1937 году Александр Краснощеков был повторно арестован и казнен.
Журнал "Нева" 2013 г. № 7
https://magazines.gorky.media/neva/2013/7/vladimir-mayakovskij-i-lilya-brik-shodstvo-neshodnogo.html
С осторожностью принимаюсь за это эссе: уж больно щекотливая тема. Мне бы не хотелось уподобиться тем, кто пишет об этой паре в духе желтой прессы. В этом смысле особенно всегда доставалось Лиле. В годы моей юности (1970-е) ее усиленно бросали вниз головой с палубы их с Маяковским общего парохода, упорно старались исключить из биографии поэта. Получалось плохо. В своей статье о наконец-то опубликованных Лилиных воспоминаниях («Пристрастные рассказы», 2003) я писала, как школьницей спросила однажды у сотрудника музея Маяковского: кто эта женщина? Речь шла об обложке поэмы «Про это», на которой красовалось женское лицо с большими, широко раскрытыми, даже слегка выпученными глазами. Но странное дело, экскурсовод, словно не слыша вопроса, отвернулся и отошел от меня подальше1. Даже поместив в витрине прижизненное издание поэмы Маяковского, музейщики, а вернее, музейное начальство боялось называть Лилю, идентифицировать ее с героиней любовных признаний поэта.
Чего боялось начальство?
Попробую угадать. Лиля не была официальной женой Маяковского, она была женой Осипа Брика, все трое жили в одной квартире. Караул! Безнравственность! Лиля была еврейкой. В 1950-1970-е годы евреи не пользовались доверием и любовью «партии и правительства», наоборот, в стране процветал антисемитизм, насаждаемый и поощряемый сверху. И наконец, старшая сестра Маяковского Людмила Владимировна, ставшая как раз в эти годы Лилиным врагом, стояла на страже приличий и камуфляжа в биографии брата2.
Помню, в 1970-е фотографии Лили Брик бесплатно раздавали на туристических тропах Грузии, там же туристы могли получить портреты Татьяны Яковлевой. Ее имя тогда тоже было под запретом - как эмигрантки.
С того самого случая в музее меня мучило любопытство - хотелось побольше узнать об истории отношений Маяковского и его подвергавшейся остракизму подруги.
К нашему времени свидетельств собралось достаточно.
Особо отмечу исследования шведа Бенгта Янгфельдта, именно этого «варяга» недоставало маяковсковедению, чтобы заполнить некоторые ощутимые лакуны в биографии поэта и его музы3. В этом эссе мне бы хотелось задержать внимание читателей на некоторых не до конца проясненных вопросах, связанных с Владимиром Маяковским и Лилей Брик.
Как они оказались вместе - такие разные?
Он, родившийся на окраине империи, плохо образованный, с не слишком изящными манерами, «пролетарий» по своим привычкам и образу мыслей, и она, родившаяся в Москве в обеспеченной еврейской семье, воспитанная гувернантками, начитанная, знавшая с детства немецкий и французский… Но приглядевшись, увидим, что были у этих на первый взгляд разных людей точки соприкосновения.
Привычки
Начну с малого. Маяковский и Лиля в самом начале их знакомства обменялись «обручальными» кольцами-печатками. На кольце для Лили Маяковский просил выгравировать три буквы ее имени: Лиля Юрьевна Брик - ЛЮБ. Размещенные в ряд, они давали бесконечные ЛЮБЛЮ. Лиля в свою очередь просила гравера выгравировать на кольце две латинские буквы инициалов поэта W и M, помещенные одна над другой. Графически получалось зеркальное отражение одной и той же буквы. Меня поразило, что в ответ на графический трюк Маяковского Лиля смогла предложить тоже что-то весьма оригинальное.
Не обладая грандиозным талантом Маяковского, она умела ему «соответствовать». Связывалась с издательствами на предмет публикации его книг, писала сценарии, снималась вместе с ним в кинематографе, гоняла по Москве на привезенном им из Парижа «реношке». Между прочим, Лиля - одна из первых московских женщин-автолюбителей. Работала в «Окнах РОСТА», и, по-видимому, угловатая резкая графика карикатур Маяковского и Михаила Черемных, которые она раскрашивала, ей, «даме из буржуазных кругов», не претила.
В ее записках то и дело наталкиваешься на стиль Маяковского: «Запосещали иностранцы. Японцы через переводчика спрашивали, кто тут Маяковский, и почтительно смотрели снизу вверх»4. Не была домашней курицей, тем более наседкой, была весьма революционно настроенной гражданкой и, в отличие от матери и сестры, осталась в Советской России. Одна из первых оценила стихи Маяковского, поняла его масштаб. И говорили они на одном языке, включая тот придуманный ими любовный язык, который многих так раздражает в их переписке. Да, это особый «детский» язык, но ведь и влюбленные - дети, и эти уменьшительно-ласкательные прозвища - Личик, Киса, Лилек, Детик, обращенные к ней, и Волосик, Волосит, Волосеночек, Щенит - к нему, эти бесконечные целую-целую-целую, люблю люблю люблю и твой твой твой, эти подписи-рисунки в виде Щенка и Кисы - все это родом из детства и говорит о трогательной нежности друг к другу.
А эта их общая любовь к зверью, к собакам и кошкам! Обычно серьезный на фотографиях, Маяковский улыбается на той, где в руках у него живой черный комочек, собачонок Скотик. Лиля же улыбается, даже держа в руках львенка из Берлинского зоопарка. Лишенная возможности иметь детей, Лиля детей любила, а они любили ее. У нее воспитывалась Луэлла Краснощекова, когда ее отец оказался в тюрьме; мальчиком Василий Васильевич Катанян, несмотря на то, что его отец ушел от них к Лиле, находил у нее ласку и понимание. Что до Маяковского… нет у меня уверенности, что он разделял любовь Лили к детям.
Те семь шоколадок, которые он привозил Луэлле Краснощековой - по одной на каждый день недели, - ни о чем не говорят. «Я люблю смотреть, как умирают дети», - сказано им, и хотя легко выдать эту строчку за обычный для Маяковского издевательский вызов буржуазному читателю, все же эта фраза была написана его рукой, рука повернулась ее написать.
Оба - Маяковский и Лиля Брик - были игроками, причем азартными. В карты в своей компании играли порой до утра. Играли в экзотический маджонг и в пинг-понг. Маяковский упоенно сражался на бильярде, любил выигрывать - и это опять-таки черты неизжитого детства.
Так же постоянно играл со словами, строчками, рифмами. Меня всегда потрясал в этом смысле «Наш марш», написанный в год революции и суперреволюционный по всем параметрам - содержанию, строфике, рифмовке, ритму, словесным находкам:
Дней бык пег.
Медленна лет арба.
Наш бог бег.
Сердце наш барабан.
А желание делать подарки! Даже представить себе трудно, как они оба находили, покупали, собирали, а потом переправляли в Москву те гостинцы, провизию, мануфактуру, пантагрюэлевский перечень которых то и дело возникает в их письмах. Целые горы! И нельзя сказать, что только Маяковский бегал по Парижу с Лилиным списком (как-то даже с Татьяной Яковлевой, своей парижской любовью), Лиля тоже привозила из своих поездок неподъемные коробки с подарками, причем доставались они всем друзьям и соседям, включая домработницу. Щедрость и страсть дарить были присущи им обоим.
Это о бытовых привычках.
Но есть и более важные вещи, которые их сближали.
Тяга к самоубийству
14 апреля 1930 года тридцати семи лет от роду - возраст смерти гениев - Владимир Маяковский выстрелом в сердце покончил с собой… Но и до рокового выстрела поэт был склонен к суициду. Об этом говорят его поэмы, об этом вспоминает Лиля Брик, называя мысль о самоубийстве «хронической болезнью» Владимира Владимировича5. Маяковский боялся старости. Характерный разговор приводит Янгфельдт. Роман Якобсон говорит Лиле, что не может себе представить Маяковского старым, на что Лиля отвечает так: «Володя до старости? Никогда! Он уже два раза стрелялся, оставив по одной пуле в револьверной обойме. В конце концов попадет»6.
Совсем в духе героев Лермонтова Маяковский играл с жизнью в «русскую рулетку»: чёт-нечет. Можно предположить, что и стихи, написанные им на безвременную смерть Сергея Есенина, повесившегося в 1925 году в гостинице «Англетер», были своего рода суеверным заговором. Так бывает: человек с помощью слова хочет «заговорить» свои тайные мысли, свою судьбу, свой дремлющий до времени страх. Когда-то написание романа «Страдания юного Вертера», в котором молодой человек кончает с собой на почве неразделенной любви, помогло его автору уйти от самоубийства. Маяковский взялся за стихи «На смерть Сергея Есенина», полагая, что сможет спасти многих «подражателей» и почитателей умершего поэта (о себе он, естественно, не говорит), рассказав о трагедии в ироническом ключе и обезвредив гипнотическое воздействие предсмертных строчек ушедшего своим парафразом.
Есенинскому
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Маяковский противопоставил свое:
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Был ли Владимир Владимирович уверен, когда сочинял свой ответ Есенину, что лично ему удастся «сделать жизнь»?
По иронии судьбы, застрелившись спустя пять лет после Есенина, Маяковский тоже оставил предсмертные стихи, только что не написанные кровью. И там, в этом четверостишии, говорится, что «любовная лодка разбилась о быт». Что означает здесь «быт», следует подумать, об этом еще напишу, важно, что главной причиной самоубийства указана любовь. Погиб от любви. Это, конечно, не вся правда, но для нас важно, что сам поэт осознает (или указывает) главной причиной своего ухода из жизни несложившуюся любовь. В своем эссе - в соответствии с предсмертными строчками поэта - я буду говорить именно об этой причине его самоубийства.
Итак, Владимир Владимирович тяготел к суициду.
Но задумывались ли мы над тем, что и в биографии Лили Брик мы встречаемся с повторяющимися попытками самоубийства?! И жизнь свою она оборвет, как и Маяковский, сама. По какой причине, мы достоверно не знаем. Известно, что она была «безнадежно» лежачей больной, так как повредила себе шейку бедра, а в те времена это не лечили. В недописанной предсмертной записке причины самоубийства она не сообщает: «В смерти моей прошу никого не винить. Васик7, я боготворю тебя. Прости меня! И друзья, простите…»
Лиля, как известно, несколько раз спасала Маяковского в тяжелые моменты, когда он был в шаге от самоубийства. После гибели поэта Лиля Брик писала сестре в Париж: «Если б я или Ося были в Москве, Володя был бы жив… Я проклинаю нашу поездку»8.
И в то же время сама Лиля Юрьевна не была свободна от «тяги к самоубийству».
Бенгт Янгфельдт, основываясь на неопубликованных письмах и воспоминаниях Лили Брик, а также на магнитофонных записях бесед с нею, воспроизводит несколько важных для нас эпизодов.
Родившись в 1891 году (на два года раньше Маяковского) в семье адвоката и пианистки, Лиля Юрьевна Каган с юности привлекала к себе внимание мужчин, была для них магнитом. Родителям приходилось «глядеть в оба» за юной дочерью, чье поведение не всегда вписывалось в привычные рамки. В 17 лет она забеременела от молодого учителя музыки Григория Крейна, за этим последовал принудительный аборт в Армавире (где жила сестра матери), мать и тетка настояли на нем против желания самой Лили. Восприняв эту операцию как оскорбление, она спустя некоторое время проглотила целиком содержимое пузырька с цианистым калием. Ждала, что умрет, но почему-то не умерла. Позднее ей станет ясно почему. Мать, Елена Юрьевна, в поисках писем от Крейна обшарила ее письменный стол и, найдя там страшный пузырек, высыпала из него яд, вымыла и наполнила содой9. Немножко все это отдает романом, но поверим Лиле, ей хотелось рассказать эту отдающую мелодрамой историю молодому шведу (своему бы, скорей всего, не рассказала, да и не расспрашивали «свои», это было время запрета на ее имя).
В книге того же Янгфельдта читаем, что в декабре 1924 года, тяжелейшего и для Маяковского, и для Лили Брик, когда их отношения разладились из-за Лилиной страсти к Александру Краснощекову, она писала Рите Райт:
«А. Т(обинсон). очень болен. Он в больнице. Вряд ли я его увижу. Думаю о самоубийстве. Я не хочу жить». Тобинсон, ставший причиной этих настроений, - псевдоним Александра Краснощекова. Александр Михайлович Краснощеков был человеком необычным. Выйдя из бедной еврейской семьи, рано примкнул к революционерам, сидел в тюрьмах, эмигрировал, попав в США, окончил факультет права Чикагского университета, а вернувшись после революции в Россию, возглавил Дальневосточную республику; будучи затем вызван в столицу, занимался финансами, возглавил Промбанк, стал крупным работником партийного и госаппарата. Однако в 1923 году был арестован по обвинению в финансовых злоупотреблениях, посажен в тюрьму, где тяжело заболел. Тогда-то у Лили и родилась мысль о самоубийстве.
В тот раз дело не пошло дальше намерения: Краснощекова через полгода, в январе 1924 года, освободили10, настроение Лили изменилось.
1 См. Ирина Чайковская. Пристрастный свидетель. Нева. 2004. № 8.
2 Едва ли не единственным местом, где тогда висели портреты Лили Брик, был музей поэта в одной из московских школ, чей замечательный директор Семен Рувимович Богуславский шел наперекор тогдашнему тренду.
3 Бенгт Янгфельдт. Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг. Пер. со шведского Аси Лавруши и Бенгта Янгфельдта. М.: КоЛибри, 2009.
4 Лиля Брик. Пристрастные рассказы. Нижний Новгород: Деком, 2003. С. 53. См. также: Лиля Брик. Пристрастные рассказы. Нижний Новгород: Деком, 2003. С. 132-134.
5 Бенгт Янгфельдт. К истории отношений В. В. Маяковского и Л. Ю. Брик. В кн.: В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик. Переписка 1925-1930. Almqvist and Wiksell International, Uppsala, 1982. С. 38-39. См. также: Лиля Брик. Пристрастные рассказы. Нижний Новгород: Деком, 2003. С. 132-134.
6 Бенгт Янгфельдт. Указ соч. С. 38. Этот же разговор в несколько ином варианте приводится в книге Лили Брик «Пристрастные рассказы». С. 133.
7 Василий Абгарович Катанян, муж Лили Брик.
8 Аркадий Ваксберг. Пожар сердца. Кого любила Лиля Брик. М.: Астрель, 2010. С. 258.
9 В книге Янгфельдта сообщается также, кто и для чего снабдил Лилю смертельным ядом. См. с. 51. Любопытно, что там, где Янгфельдт точно указывает на имевшие место события и их последовательность, другие исследователи, например, Аркадий Ваксберг, выдвигают предположения, говоря об отсутствии материала. См.: Аркадий Ваксберг. Указ. соч. С. 21-22. Шведский ученый, владеющий неопубликованными архивными источниками, звукозаписями, сам лично общавшийся с Лилей Брик, Катанянами, Романом Якобсоном, Татьяной Яковлевой и Вероникой Полонской, осведомлен не в пример лучше многих своих коллег.
10 Краснощекова первоначально приговорили к шести годам тюремного заключения. В 1937 году Александр Краснощеков был повторно арестован и казнен.
Журнал "Нева" 2013 г. № 7
https://magazines.gorky.media/neva/2013/7/vladimir-mayakovskij-i-lilya-brik-shodstvo-neshodnogo.html