Про жажду братства и убежище души
Несколько ночей снится сон про НГАХА.
В таком сюрреалистическом слегка ключе, как и положено сну - вот я иду по родным пустым коридорам, вот я поднимаюсь по лестнице в толпе первокурсников и абитуры, вот я на пятом этаже захожу на кафедру РЖС, заглядываю в кабинеты, вижу то, что было в реальности, и что-то добавленное сном.
Вот наша группа собралась опять - самые те, кто хочет чего-то, кого искренне прет - мы возвращаемся сюда, как домой, работать и жить. И восприятие делается ярким, как будто врубили двойной цвет, свет и звук.
Вот я захожу в деканат, а там Косов, живой, деловито-насмешливый, как всегда. Человек, который пятнадцать лет воспитывал нас и подобных нам, придумал вот это все, и ушел вместе с тем маленьким миром, который создал. Эксперимент закончился, и его не стало. Но во сне - вот он, смотрит как всегда добродушно-скептически, и все про тебя знает.
Иду по коридорам (они длиннее, чем в реальности, не кончаются), потом бегу по коридорам, потому что не могу не бежать - радость распирает и несет ноги вперед, как в детстве. На бегу встречаю людей, с которыми училась - отличников, распиздяев, всех тех, кому было не все равно. Мы видим друг друга, улыбаемся и знаем, что мы здесь на месте. И я бегу дальше. Коридор становится зимним, таинственным, предновогодним: свет сгущается сумерками и полосами невозможной красоты и текучести. Потолки высоки, воздух пахнет всем тем, чем должен: книгами, красками, дружбой, неопределенностью волнующей, как воздух ранней весны, когда начинает таять снег.
Тайная Лестница на месте, со всеми своими эскизами фресок на стенах от первого этажа до чердака (если дружишь с факультетом МДИ, которые ее расписывают, можно там зависать), и пятый этаж с мольбертами, и укромными уголками, и курилкой, в которой совершенно волшебный свет и дым делают пространство нереальным. И кажется, что вот-вот за каким-то из поворотов откроется ход в иное измерение, которое ты чувствуешь всю жизнь, но не знаешь, как пробраться туда - лабиринт под лабиринтом, храм под храмом, место, где ты чувствуешь больше, чем знаешь.
Что вот это за тяга, которая живет в нас - потаенное, но лютое ведь желание, чтобы было место, в котором все по-настоящему? Где все имеет смысл, все не зря? Место, где твой труд ведет к чему-то, и где ты пашешь и знаешь, что посеянное взойдет; место, где ты среди своих?
Все эти НИИЧАВО у Стругацких, школы и университеты, лаборатории и микромиры увлеченных, братства тех, кому трудно и опасно и интересно. Революции, в конце концов. Я не про правоту сейчас, я про заряд чувств и страсть найти Дело, где ты не один.
Я когда смотрела "Ночной дозор", главным кадром стало для меня вот то, когда привозят героя с ножницами в боку, и в черноте ночи всплывает огромная вывеска "ГОРСВЕТ", белым светом по тьме. Да хоть вы убейтесь тут про штампы - штампы дергают нас за то, что сидит в каждом, что хочет быть дернутым. Городецкий в кровище на столе у главного, и друзья вокруг, и главный закатывает рукава и орет - все вон! - это красиво. Я точила тихую слезу в темном зале.
Можно это подвести к разному, на самом деле.
Можно к инфантильному желанию безопасности - чтобы мир был добрым, вернее, чтобы существовал в большом мире еще маленький, куда ты пришел, и хоп - сразу свой, и тебя привезут в ночи, и мудрый Гесер вылечит голыми руками, если что.
А можно к тому, что мне Евгения Николаевна еще в школе говорила: ты, говорила, очень хочешь дружить, но не хочешь вкладывать силы, если не уверена, что оно того стоит. И поэтому стоишь в сторонке, ждешь то, что покажется достойным.
Тоже, прямо скажем, не образец силы.
Но в итоге - когда ты постепенно и незаметно взрослеешь - получается, что все твои метания и поиски смысла жизни не то чтобы сходят на нет, - но чувство Чуда, за которым ты гнался, оказывается растворенным в твоей жизни, в мире вокруг. Оно не уходит никуда, оно просто расползается, как туман, и впитывается в обычные вещи. Оно есть, так и прячется за поворотом коридора, за дверью в пустую курилку. Это твоя Тайная Лестница. Она есть, ты точно это знаешь.
НИИЧАВО есть только в книжке, в Горсвете работают обычные усталые электрики, тебе некуда деться от большого мира - но в нем, в нем кое-что, посеянное тобой, всходит. И ты пашешь один, бросаешь свои маааленькие семечки, а потом видишь, что все так живут. Ты маленький, можешь мало, но кое-что можешь, чуть-чуть, и нельзя прекращать. Но есть еще другие, больше тебя, есть совсем большие, и у них где-нибудь в лаборатории в Кембридже, штат Массачусетс, или на ночном дежурстве в отделении нейрохирургии клиники Мешалкина в Новосибирске, есть хотя бы иногда это чувство сопричастности и осмысленности их дел. И ты думаешь о них, и понимаешь, что Тайная Лестница есть. И иногда, когда ты устал после работы, в толпе на улице мелькает чья-то спина с надписью "Горсвет".
