Семь замков страха, или кошачий переполох в женской колонии ИК-28. (Продолжение)
Оригинал взят у aristakisyan в Семь замков страха, или кошачий переполох в женской колонии ИК-28. (Продолжение)
Начало - http://aristakisyan.livejournal.com/23873.html
Для меня Машина голодовка - выражение тоски по Создателю. Отказ быть игрушкой в руках власти, но власть - это не Путин, это никто конкретно, это сама власть, власть как явление, Ложный Мастер, если хотите. Норма жизни!
Вся человеческая программа, само понятие о человеке, все упирается в понимание нормы. Человек жестко контролируется правилами нормы. Замки в головах, с камерами наблюдения в глазах, взаимоконтроль, через понятия хорошо плохо, норма патология - и все друг за другом следят, и в принципе тюрьмы даже лишнее, мы все тюрьма друг для друга - и против этой тюрьмы восстала Маша. И требования ее обращены ко всем сидящим именно в такой тюрьме, которая не там, где сейчас находится она, а там где находимся все мы, где никакие стены и надзиратели не нужны, все друг за другом надзирают.
Маше до сих пор никто не смог внушить, что она заключенная. Для заключенных колонии замки ничем не отличались от всего остального - что замки, что не замки - ничто ни от чего не отличается, это одна картина. Потому что им внушили, что они заключенные, и они сразу в это поверили. Но это даже внушать не нужно. Кто рождается в России, рождается с этим чувством, в ошейнике с током. Русский человек тюрьму свою не осознает. Бесполезно об этом говорить.
Свободный человек в России, как собака без ошейника. Русский человек на свободе - какое-то недоразумение. Непонятно, как до сих пор не сидит. Он ждет, когда это подтвердится документально, слушает шансоны, которыми все здесь пропитано, он вроде ходит, куда хочет, но он уже в тюрьме.
Маша - другая, для нее не существует тюрем, не существует надзирателей, у нее есть Мастер, которого она чувствует, как знание того, что ей делать и чего не делать. Маша находится на небесной дотации. Что дает ей силы просыпаться в колонии и не верить в то, что она заключенная.
Но если у Маши есть Мастер, значит, ее роль досталась ей еще задолго до ее выступления в храме в составе Pussy Riot. Такое возникает чувство, что Маша сама до конца не осознает, что она делает, что это идет от какого-то мастерски прописанного сценария, что Мастер, который ее создал, хорошо обо всем позаботился и дал ей способность противостоять любой среде.
Маша ведет себя, как человек, который ощущает себя свободным. Поэтому она все замечает, ее реакция спонтанна. Поэтому то, что с ней происходит, напоминает, скорее, эксперимент. Она сама не знает, как она будет реагировать. Она же не знала, как будет вести себя в колонии! Сейчас ей на глаза попались эти замки. И они ей не понравились. Потребовала снять. Объявила голодовку. Замки сняли.
Если на это смотришь, как на какой-то эксперимент, приходишь к выводу, что он ставится не над Машей. Через нее проверяется человеческий материал вокруг. Маша в меньшей степени эксперимент, чем реакция среды. Занятна именно реакция среды. Не сам сифилитик, а реакция на слово «сифилис». Не реакция колонии, но реакция за ее стенами: являются люди на свободе тоже надзирателями, проводниками власти, или среди них есть другие, Машины сообщники, в ком никакой власти нет, и они знают, что ее на самом деле нет. Что власть рождена страхом.
Когда-то в эпоху хиппи под ЛСД люди разглядели у себя семь контуров мозга, или семь контуров страха, эти семь контуров и есть те самые замки. Семь замков страха.
Если бы такой эксперимент проводился сегодня, то выяснилось бы, что либеральная тусовка, вещающая с «Эха Москвы» с Болотной площади, самая запуганная и хорошо заперта на все семь замков. Потому что они либералы от интеллекта, а не от свободной души. Их либерализм так же сакрален и охраняется их сообществом, как чувства верующих и военная тайна церкви охраняются государством и следственным комитетом.
Явление Pussy Riot высветило и показало, что страх потерять власть живет не только в святилище у православных чекистов и воров, но и в святилище местного либерализма. Но если страх православных масс был просто-напросто организован властями, церковью, телевидением, как оргия, как массовое безумие, то персоны местного либерализма испугались сами, без помощи государства. Но никогда без помощи ЛСД в этом себе не признаются. Что испугались выступления девушек в суде, испугались их власти, идущей от ее полного отсутствия, от их свободы, красоты, таланта, силы. И потому выразили свой страх в защите их прав. Что больше чем на 15-ть суток их правонарушение не тянет. Тем самым, они выставили на таланте девушек свою комфортную цену, чтобы защититься от них. Тогда как власти и церковь отнеслись к девушкам адекватно их силе и дарованию.
Я начинаю думать, что это очень хорошо, что девушек осудили и заперли в колонию. Девушки хотели дать урок обществу, и они продолжают его давать. Продолжают его воспитывать. Меня эта ситуация привела к развитию, я испытываю радость, что это произошло, что это стало видимым. И чем больше это становится видимым, тем лучше я вижу эти скотские замки у себя в голове. Потому что: то, что снаружи, то и внутри.
Что на поверхности делают православные мракобесы, то в тайне делают персоны местного либерализма. Они тоже принимают участие в избиении, но они бьют девушек по лицу интеллигентно - цветком. Негласно договорились называть их несправедливо наказанными хулиганками, политзаключенными. Только бы не сказать себе и другим правду, что испугались этих девушек не меньше Путина, потому что так же, как он, боятся потерять и передать власть. Потому что они либералы не от свободы. У них просто позиция такая, роли в этом политическом театре такие. Они - антитезис власти. Но это тот же тезис, та же власть.
Они - интеллектуальные либералы и потому находятся в боксерском состоянии на ринге, на сцене, сражаются за свою репутацию, вытягивают ее. И крепко держатся за свое социальное положение. Никто из них не обладает настоящей независимостью. Они профессиональные критики режима. Для них это профессия по правилам игры. И они находятся в центре всех этих страхов. Для них существуют только внешние замки. Но внутри они обороняются. Или нападают или обороняются. Но они не танцуют. Свободные люди танцуют, как Pussy Riot, где хотят и когда хотят, и никакая власть им не нужна. Поэтому у них власть.
У Маши Алехиной сейчас власть в колонии и стране. Но не от власти, а потому что ее протест начинается в сказке. И уходит в сказку. Поэтому сущностью своей даже ее враги воспринимают ее как Принцессу и видят, что у нее власть. Но нельзя с глазами надзирателя оказаться в сказке. Поэтому и я, как Машин надзиратель, следуя за ней, могу только догадываться о том, кто она на самом деле и зачем она здесь.
Подумал, что было бы хорошо, если бы каждый увидел и сочинил свою сказку о Маше, надзирателях, которые за ней следят и Мастере, который за ней стоит. Только я вывесил предложение, девушка Лена из Петербурга увидела и прислала такую сказку:
«…Человечество было отнято у великого Мастера его врагом Надзирателем во множественном числе, но в нем остались посланники живой связи вроде Маши с настоящим Мастером, которые притягивают к нему все человечество, заставляя его вырываться, развиваться, взрослеть.
Но вот, пришел какой-то Урод из госбезопасности, латекс, ботокс. И отнял Машу у Мастера: «…Теперь твоя кукла будет играть по моим правилам, а не будет - заточу в башню…»
Мастер даже не пытается ее отнять. Он знает Машу, он в ней уверен. Урод и правда сажает непослушную Машу в башню на устрашение другим. Маша делает намеки - один, другой, третий, потом показывает непонятливому Уроду такой фокус, что тот неожиданно для себя сам оказывается куклой Мастера, сделанной специально только для этой сказки…»
И это правда. Сказка и есть правда за семью замками страха. Я вижу сказку о Маше по эту сторону страха, как ее надзиратель. И поэтому у моей сказки грустный конец. Вот моя сказка о Маше:
…Начальство колонии поснимало внутренние замки, Маша прекратила голодовку, ее победу празднует вся колония и все независимые СМИ в стране. Маша восстанавливает силы. И только Машин Мастер понимает, как все плохо. Он посылает Маше в колонию письмо, которое не проходит цензуру ее надзирателей.
Машин надзиратель не спит и перечитывает письмо Машиного Мастера:
Маша, ты молодец, но я не могу поздравить тебя с победой. Потому что, судя по реакции людей, там, на свободе, никто в нашу сказку так и не вошел. Ты там одна. И живешь ты только там, только в этой сказке. Ты там пожизненно. И шансов, что ты кого-нибудь там дождешься, немного.
Со своей стороны я сделал все что мог. Когда создавал тебя, я тоже пользовался шаблонами, учитывал стереотипы восприятия, чтобы тебе было легче, чтобы тебя не испугались.
Таковы условия нашего содержания в мире, что каждый из нас, каждый на своем месте представляет некое стереотипное мышление и таким образом удерживает реальность на замке, со своей стороны: кто-то со стороны власти, кто-то со стороны оппозиции, кто-то со стороны колонии, где ты находишься.
Когда мы оказались в этом мире, нас стали учить видеть. И нас так учили видеть, чтобы тем самым запираться от реальности со всех сторон на самые разные замки в голове.
Реальность заперта на замок, чтобы здесь были свои законы, чтобы все было подогнано, чтобы одно вытекало из другого, и враг не прошел, никакой Иисус Христос не прошел и не стал хулиганить в храме, смущать чувства верующих в существующую вокруг реальность. Я знаю, что если брошу эту хрупкую чашку в стену, она разобьется и ничего необычного не произойдет. Можно жить дальше. Мы надежно заперлись. Но замков не видно.
Ты добилась, что в колонии сняли замки, но ты ведь тем самым не добилась того, что не стало самой колонии вокруг. Перед глазами замков не будет. Но они никуда не денутся. Они останутся, где были. Только теперь их не будет видно.
Но что думают люди? Прочитали очередную либеральную заметку в Новой газете: «…Маша Алехина победила, внутренние замки в колонии сняли…». Но что они поняли - да ничего!
Пока власти колонии не шли на твои условия, и замки продолжали висеть, чтобы заключенные их видели, это нам помогало, у нас были шансы, что люди на свободе догадаются, что они тоже заперты на какие-то внутренние замки, которых не видят. Стали бы эти замки искать и обнаружили бы их у себя в уме. И может быть научились их открывать.
Но ты добилась, что замки в колонии сняли, информационный повод прошел, как говорят журналисты, а думают люди о том, что происходит в твоей колонии языком журналистов и правозащитников. И это наша с тобой главная беда.
Много-много лет назад на этой реальности висели конкретные внутренние замки, как в твоей колонии. Люди их видели, сердце у них разрывалось, и они горько плакали, пока точно такая же Маша не пришла в мир, стала бороться и добилась победы, замки сняли. И с тех пор никто никаких замков не видит, хотя реальность по-прежнему заперта. Люди от нее заперты, но ничего об этом не знают, потому что они не в колонии, а замки остались только у них в голове. Они попривыкли к этой видимой реальности, а о настоящей совсем позабыли. И вроде нормально стало, сердце уже не болит, всё более - менее хорошо.
Снаружи никаких внутренних замков не видно, и поэтому о них больше не думают. Но повсюду по-прежнему одни только замки, замки ума, замки нормы. Куда бы ни пошли. Самые разные замки, но они не выглядят как замки. И реальность - не видно, что заперта.
Если бы в жизни перед нами висели конкретные замки, это было бы нам сильно в помощь. Мы бы думали, ага, нас заперли. Но мы не видим никаких замков перед собой. Не видим реальности. Но думаем, что видим.
Твои требования снять замки были только предлогом для того, чтобы на них обратить внимание и начать их видеть за стенами колонии, повсюду, а не только в установленной точке. Пока ты требовала их снять, у меня была надежда, что их не снимут, и символизм твоих требований позволит людям на свободе хотя бы на мгновение увидеть, что вокруг них тоже замки, только это замки их страха, и они у них в голове.
Но сейчас, после того, как власти приняли твои требования и замки сняли, я вижу, что это сработает на то, что даже люди в колонии окажутся в еще большей тюрьме, чем, если бы замки висели.
Ты голодала и таким образом делала эти замки видимыми, давала зрение заключенным в колонии и посылала зрение людям на свободу. Первый замок страха в голове - это страх голода. И ты его сорвала первым. И сразу из-за стен колонии на свободу, как из кинопроектора, пошло зрение с фокусировкой на замки ума, замки страха. Но власти обеспокоились, что эти замки увидят все. И чтобы их никто не увидел, поспешили принять твои требования и замки поскорее снять. Чтобы проекция из колонии исчезла. И никто не увидел, что Реальность по-прежнему заперта. Если раньше замки висели перед глазами, они там больше не висят. Даже в колонии замки теперь не висят. Маша сняла.
Не видно вокруг замков - и люди не знают, что за всем этим существует реальность, от которой их заперли. Никто не знает, что существует Реальность, пока не видит замков. Хотя, сказки иногда говорят людям, что они не в реальности, что они от нее заперты. Но это непонятно, что значит “заперты”, если хожу, куда хочу.
- Главное в церкви не скакать, - сказал мне на это пьяный батюшка в поезде - Лучше тихо проползи, но не скачи. И не сядешь, как Маша.
Что ж, батюшка дал такую мораль сказки. Батюшка в ошейнике. И как думает он, думают почти все. Ошейник думает за них. Они боятся, что их украдут, если не запереться на все замки в голове. Но сами они не знают, что они так думают. За них думает страх, такова их мораль.
Мораль любой сказки о Маше сведется к тому, что Маша в колонии воюет с замками нашего ума, с нормами нашей жизни, как Антигона, по-настоящему воюет, активно, зло, с яростной любовью. И противостоит она не той зоне, где она сидит, а той зоне, которая у нас в головах.
Машины требования радикальны. И это вопрос к себе - в чем может быть моя радикальность. Чем мне ответить на Машины требования, если бы она адресовала их мне - что будет голодать, пока я не увижу и не сниму свои замки.
- Я объявляю тебе голодовку, - говорит мне Маша - Умру, если не снимешь свои замки. Снимешь замки, и я не умру.
Чтобы решиться пойти на Машины условия и не уйти далеко в сказку - нужен протест. Чтобы не уйти далеко в политику - нужна сказка.
Маша Алехина - это сказка, живущая в протесте. Вспомните старые книжные сказки, в каждой из этих сказок живет протест. Сказка и протест - нарушители нормы.
Маша - принцесса, танцующая не по правилам и не на балах.
6 июня 2013 года
Начало - http://aristakisyan.livejournal.com/23873.html
Для меня Машина голодовка - выражение тоски по Создателю. Отказ быть игрушкой в руках власти, но власть - это не Путин, это никто конкретно, это сама власть, власть как явление, Ложный Мастер, если хотите. Норма жизни!
Вся человеческая программа, само понятие о человеке, все упирается в понимание нормы. Человек жестко контролируется правилами нормы. Замки в головах, с камерами наблюдения в глазах, взаимоконтроль, через понятия хорошо плохо, норма патология - и все друг за другом следят, и в принципе тюрьмы даже лишнее, мы все тюрьма друг для друга - и против этой тюрьмы восстала Маша. И требования ее обращены ко всем сидящим именно в такой тюрьме, которая не там, где сейчас находится она, а там где находимся все мы, где никакие стены и надзиратели не нужны, все друг за другом надзирают.
Маше до сих пор никто не смог внушить, что она заключенная. Для заключенных колонии замки ничем не отличались от всего остального - что замки, что не замки - ничто ни от чего не отличается, это одна картина. Потому что им внушили, что они заключенные, и они сразу в это поверили. Но это даже внушать не нужно. Кто рождается в России, рождается с этим чувством, в ошейнике с током. Русский человек тюрьму свою не осознает. Бесполезно об этом говорить.
Свободный человек в России, как собака без ошейника. Русский человек на свободе - какое-то недоразумение. Непонятно, как до сих пор не сидит. Он ждет, когда это подтвердится документально, слушает шансоны, которыми все здесь пропитано, он вроде ходит, куда хочет, но он уже в тюрьме.
Маша - другая, для нее не существует тюрем, не существует надзирателей, у нее есть Мастер, которого она чувствует, как знание того, что ей делать и чего не делать. Маша находится на небесной дотации. Что дает ей силы просыпаться в колонии и не верить в то, что она заключенная.
Но если у Маши есть Мастер, значит, ее роль досталась ей еще задолго до ее выступления в храме в составе Pussy Riot. Такое возникает чувство, что Маша сама до конца не осознает, что она делает, что это идет от какого-то мастерски прописанного сценария, что Мастер, который ее создал, хорошо обо всем позаботился и дал ей способность противостоять любой среде.
Маша ведет себя, как человек, который ощущает себя свободным. Поэтому она все замечает, ее реакция спонтанна. Поэтому то, что с ней происходит, напоминает, скорее, эксперимент. Она сама не знает, как она будет реагировать. Она же не знала, как будет вести себя в колонии! Сейчас ей на глаза попались эти замки. И они ей не понравились. Потребовала снять. Объявила голодовку. Замки сняли.
Если на это смотришь, как на какой-то эксперимент, приходишь к выводу, что он ставится не над Машей. Через нее проверяется человеческий материал вокруг. Маша в меньшей степени эксперимент, чем реакция среды. Занятна именно реакция среды. Не сам сифилитик, а реакция на слово «сифилис». Не реакция колонии, но реакция за ее стенами: являются люди на свободе тоже надзирателями, проводниками власти, или среди них есть другие, Машины сообщники, в ком никакой власти нет, и они знают, что ее на самом деле нет. Что власть рождена страхом.
Когда-то в эпоху хиппи под ЛСД люди разглядели у себя семь контуров мозга, или семь контуров страха, эти семь контуров и есть те самые замки. Семь замков страха.
Если бы такой эксперимент проводился сегодня, то выяснилось бы, что либеральная тусовка, вещающая с «Эха Москвы» с Болотной площади, самая запуганная и хорошо заперта на все семь замков. Потому что они либералы от интеллекта, а не от свободной души. Их либерализм так же сакрален и охраняется их сообществом, как чувства верующих и военная тайна церкви охраняются государством и следственным комитетом.
Явление Pussy Riot высветило и показало, что страх потерять власть живет не только в святилище у православных чекистов и воров, но и в святилище местного либерализма. Но если страх православных масс был просто-напросто организован властями, церковью, телевидением, как оргия, как массовое безумие, то персоны местного либерализма испугались сами, без помощи государства. Но никогда без помощи ЛСД в этом себе не признаются. Что испугались выступления девушек в суде, испугались их власти, идущей от ее полного отсутствия, от их свободы, красоты, таланта, силы. И потому выразили свой страх в защите их прав. Что больше чем на 15-ть суток их правонарушение не тянет. Тем самым, они выставили на таланте девушек свою комфортную цену, чтобы защититься от них. Тогда как власти и церковь отнеслись к девушкам адекватно их силе и дарованию.
Я начинаю думать, что это очень хорошо, что девушек осудили и заперли в колонию. Девушки хотели дать урок обществу, и они продолжают его давать. Продолжают его воспитывать. Меня эта ситуация привела к развитию, я испытываю радость, что это произошло, что это стало видимым. И чем больше это становится видимым, тем лучше я вижу эти скотские замки у себя в голове. Потому что: то, что снаружи, то и внутри.
Что на поверхности делают православные мракобесы, то в тайне делают персоны местного либерализма. Они тоже принимают участие в избиении, но они бьют девушек по лицу интеллигентно - цветком. Негласно договорились называть их несправедливо наказанными хулиганками, политзаключенными. Только бы не сказать себе и другим правду, что испугались этих девушек не меньше Путина, потому что так же, как он, боятся потерять и передать власть. Потому что они либералы не от свободы. У них просто позиция такая, роли в этом политическом театре такие. Они - антитезис власти. Но это тот же тезис, та же власть.
Они - интеллектуальные либералы и потому находятся в боксерском состоянии на ринге, на сцене, сражаются за свою репутацию, вытягивают ее. И крепко держатся за свое социальное положение. Никто из них не обладает настоящей независимостью. Они профессиональные критики режима. Для них это профессия по правилам игры. И они находятся в центре всех этих страхов. Для них существуют только внешние замки. Но внутри они обороняются. Или нападают или обороняются. Но они не танцуют. Свободные люди танцуют, как Pussy Riot, где хотят и когда хотят, и никакая власть им не нужна. Поэтому у них власть.
У Маши Алехиной сейчас власть в колонии и стране. Но не от власти, а потому что ее протест начинается в сказке. И уходит в сказку. Поэтому сущностью своей даже ее враги воспринимают ее как Принцессу и видят, что у нее власть. Но нельзя с глазами надзирателя оказаться в сказке. Поэтому и я, как Машин надзиратель, следуя за ней, могу только догадываться о том, кто она на самом деле и зачем она здесь.
Подумал, что было бы хорошо, если бы каждый увидел и сочинил свою сказку о Маше, надзирателях, которые за ней следят и Мастере, который за ней стоит. Только я вывесил предложение, девушка Лена из Петербурга увидела и прислала такую сказку:
«…Человечество было отнято у великого Мастера его врагом Надзирателем во множественном числе, но в нем остались посланники живой связи вроде Маши с настоящим Мастером, которые притягивают к нему все человечество, заставляя его вырываться, развиваться, взрослеть.
Но вот, пришел какой-то Урод из госбезопасности, латекс, ботокс. И отнял Машу у Мастера: «…Теперь твоя кукла будет играть по моим правилам, а не будет - заточу в башню…»
Мастер даже не пытается ее отнять. Он знает Машу, он в ней уверен. Урод и правда сажает непослушную Машу в башню на устрашение другим. Маша делает намеки - один, другой, третий, потом показывает непонятливому Уроду такой фокус, что тот неожиданно для себя сам оказывается куклой Мастера, сделанной специально только для этой сказки…»
И это правда. Сказка и есть правда за семью замками страха. Я вижу сказку о Маше по эту сторону страха, как ее надзиратель. И поэтому у моей сказки грустный конец. Вот моя сказка о Маше:
…Начальство колонии поснимало внутренние замки, Маша прекратила голодовку, ее победу празднует вся колония и все независимые СМИ в стране. Маша восстанавливает силы. И только Машин Мастер понимает, как все плохо. Он посылает Маше в колонию письмо, которое не проходит цензуру ее надзирателей.
Машин надзиратель не спит и перечитывает письмо Машиного Мастера:
Маша, ты молодец, но я не могу поздравить тебя с победой. Потому что, судя по реакции людей, там, на свободе, никто в нашу сказку так и не вошел. Ты там одна. И живешь ты только там, только в этой сказке. Ты там пожизненно. И шансов, что ты кого-нибудь там дождешься, немного.
Со своей стороны я сделал все что мог. Когда создавал тебя, я тоже пользовался шаблонами, учитывал стереотипы восприятия, чтобы тебе было легче, чтобы тебя не испугались.
Таковы условия нашего содержания в мире, что каждый из нас, каждый на своем месте представляет некое стереотипное мышление и таким образом удерживает реальность на замке, со своей стороны: кто-то со стороны власти, кто-то со стороны оппозиции, кто-то со стороны колонии, где ты находишься.
Когда мы оказались в этом мире, нас стали учить видеть. И нас так учили видеть, чтобы тем самым запираться от реальности со всех сторон на самые разные замки в голове.
Реальность заперта на замок, чтобы здесь были свои законы, чтобы все было подогнано, чтобы одно вытекало из другого, и враг не прошел, никакой Иисус Христос не прошел и не стал хулиганить в храме, смущать чувства верующих в существующую вокруг реальность. Я знаю, что если брошу эту хрупкую чашку в стену, она разобьется и ничего необычного не произойдет. Можно жить дальше. Мы надежно заперлись. Но замков не видно.
Ты добилась, что в колонии сняли замки, но ты ведь тем самым не добилась того, что не стало самой колонии вокруг. Перед глазами замков не будет. Но они никуда не денутся. Они останутся, где были. Только теперь их не будет видно.
Но что думают люди? Прочитали очередную либеральную заметку в Новой газете: «…Маша Алехина победила, внутренние замки в колонии сняли…». Но что они поняли - да ничего!
Пока власти колонии не шли на твои условия, и замки продолжали висеть, чтобы заключенные их видели, это нам помогало, у нас были шансы, что люди на свободе догадаются, что они тоже заперты на какие-то внутренние замки, которых не видят. Стали бы эти замки искать и обнаружили бы их у себя в уме. И может быть научились их открывать.
Но ты добилась, что замки в колонии сняли, информационный повод прошел, как говорят журналисты, а думают люди о том, что происходит в твоей колонии языком журналистов и правозащитников. И это наша с тобой главная беда.
Много-много лет назад на этой реальности висели конкретные внутренние замки, как в твоей колонии. Люди их видели, сердце у них разрывалось, и они горько плакали, пока точно такая же Маша не пришла в мир, стала бороться и добилась победы, замки сняли. И с тех пор никто никаких замков не видит, хотя реальность по-прежнему заперта. Люди от нее заперты, но ничего об этом не знают, потому что они не в колонии, а замки остались только у них в голове. Они попривыкли к этой видимой реальности, а о настоящей совсем позабыли. И вроде нормально стало, сердце уже не болит, всё более - менее хорошо.
Снаружи никаких внутренних замков не видно, и поэтому о них больше не думают. Но повсюду по-прежнему одни только замки, замки ума, замки нормы. Куда бы ни пошли. Самые разные замки, но они не выглядят как замки. И реальность - не видно, что заперта.
Если бы в жизни перед нами висели конкретные замки, это было бы нам сильно в помощь. Мы бы думали, ага, нас заперли. Но мы не видим никаких замков перед собой. Не видим реальности. Но думаем, что видим.
Твои требования снять замки были только предлогом для того, чтобы на них обратить внимание и начать их видеть за стенами колонии, повсюду, а не только в установленной точке. Пока ты требовала их снять, у меня была надежда, что их не снимут, и символизм твоих требований позволит людям на свободе хотя бы на мгновение увидеть, что вокруг них тоже замки, только это замки их страха, и они у них в голове.
Но сейчас, после того, как власти приняли твои требования и замки сняли, я вижу, что это сработает на то, что даже люди в колонии окажутся в еще большей тюрьме, чем, если бы замки висели.
Ты голодала и таким образом делала эти замки видимыми, давала зрение заключенным в колонии и посылала зрение людям на свободу. Первый замок страха в голове - это страх голода. И ты его сорвала первым. И сразу из-за стен колонии на свободу, как из кинопроектора, пошло зрение с фокусировкой на замки ума, замки страха. Но власти обеспокоились, что эти замки увидят все. И чтобы их никто не увидел, поспешили принять твои требования и замки поскорее снять. Чтобы проекция из колонии исчезла. И никто не увидел, что Реальность по-прежнему заперта. Если раньше замки висели перед глазами, они там больше не висят. Даже в колонии замки теперь не висят. Маша сняла.
Не видно вокруг замков - и люди не знают, что за всем этим существует реальность, от которой их заперли. Никто не знает, что существует Реальность, пока не видит замков. Хотя, сказки иногда говорят людям, что они не в реальности, что они от нее заперты. Но это непонятно, что значит “заперты”, если хожу, куда хочу.
- Главное в церкви не скакать, - сказал мне на это пьяный батюшка в поезде - Лучше тихо проползи, но не скачи. И не сядешь, как Маша.
Что ж, батюшка дал такую мораль сказки. Батюшка в ошейнике. И как думает он, думают почти все. Ошейник думает за них. Они боятся, что их украдут, если не запереться на все замки в голове. Но сами они не знают, что они так думают. За них думает страх, такова их мораль.
Мораль любой сказки о Маше сведется к тому, что Маша в колонии воюет с замками нашего ума, с нормами нашей жизни, как Антигона, по-настоящему воюет, активно, зло, с яростной любовью. И противостоит она не той зоне, где она сидит, а той зоне, которая у нас в головах.
Машины требования радикальны. И это вопрос к себе - в чем может быть моя радикальность. Чем мне ответить на Машины требования, если бы она адресовала их мне - что будет голодать, пока я не увижу и не сниму свои замки.
- Я объявляю тебе голодовку, - говорит мне Маша - Умру, если не снимешь свои замки. Снимешь замки, и я не умру.
Чтобы решиться пойти на Машины условия и не уйти далеко в сказку - нужен протест. Чтобы не уйти далеко в политику - нужна сказка.
Маша Алехина - это сказка, живущая в протесте. Вспомните старые книжные сказки, в каждой из этих сказок живет протест. Сказка и протест - нарушители нормы.
Маша - принцесса, танцующая не по правилам и не на балах.
6 июня 2013 года