Красота
Я люблю гулять по уродливой Скотопрогоной улице. Щупать взглядом забор старого чумного кладбища. Наблюдать, как молодые узбеки после тяжелого рабочего дня позволяют себе банку водки-дыни на берегу Калитниковского пруда. Смотреть вечером в окна общаг, обвязанные снаружи целлофановыми пакетами с продуктами. Слушать гул Третьего кольца и лязг трамваев Октябрьского депо. Меня пленит сладостная печаль ежедневности, настоящая жизнь в нарисованном люминесцентными фломастерами городе. Это для меня красота.
Не так давно пошли разговоры о том, что Скотопрогонную улицу должны переименовать, дать ей какое-то более благозвучное название. Моя реакция однозначна - раздражение. Зачем мне Весёлая или Радужная, если у меня есть неповторимая Скотопрогонная?
Под напором бессмысленной и пустой всеобщей весёлости умирает модерн. Имена, в которых дышит дух, уступают хихиканью олигофрена-пересмешника. Не слышна труба высокого модерна Платонова в паре, разрывающем паровозную топку. На уходящих вдаль рельсах из голубоватого металла не виден отблеск небесного модерна Айн Рэнд.
В XX веке человек не смог жить в духовном вакууме технологического уклада и создал новую мифологию. Мифологию машин и обузданных стихий. Дополнил метафизическим измерением созданные им механизмы.
Теперь в веке XXI человеку постмодерна стало за это стыдно - нельзя же и вправду обожествлять электростанцию или дизельное топливо. Ничего нельзя обожествлять, это неприлично и, вообще, фашизм.
В угоду новой стыдливости переименовывают не только улицы. Меняют названия спортивные клубы, которые получили имена в эпоху производственного бума.
Прямо слышу разговор в курилке Аппарата Правительства Республики Мордовия: «Ты со «Светотехникой», что ли в высшую выходить собрался? Засмеют с таким названием. Придумайте что-нибудь приличное». Исполнители крепко задумываются и придумывают - назовём Мордовией.
Но, как говорил герой Вениамина Смехова в известной экранизации - для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер слишком мало. «Мордовия» не уместилась в рамку клубного имени. Она слишком размыта и неосязаема. А футбольному клубу нужно что-то емкое, обладающее колоссальной массой на единицу объёма. В результате получился не патриотизм, а симулякр любви к родному краю. Название не оттенило команду, не сделала абстракцию клуба более выпуклой, а повисло блёклой прикрывающей занавеской. Получилась копия-экранка, print screen, формальный оттиск республиканского наименования. И, что самое обидное, все это - вместо спектральных диапазонов излучающих диодов «Светотехники» и холодного пламени «Электросвета».
Новороссийский «Цемент» теперь «Черноморец».
Есть слова, которые ходят неразбиваемой парой, так сохатым может быть только лось и никто другой. Пусть на свете будет сотня динам и тысяча спартаков, но всем известно, что «Черноморец» один - одесский. Тридцать пять тысяч человек регулярно делают себе нервы именно на стадионе в парке Шевченко, и нигде более. Одесса мертвой хваткой держит «Черноморца», на нем фирменный росчерк уникального города. И если попробуешь представить себе, как выглядит тот самый черноморец, сознание само рисует нагловато-интеллигентную физиономию Бени Крика или красивый машковский фас Давида Гоцмана.
Новороссийск - не Одесса. Да ему и незачем. Он сам город-герой. И как такой город мог предать «Цемент», имя - символ крепости и неуступчивости, имя в звучании которого фантастическое упорство солдат и матросов в годы войны и трудовой подвиг портового города в мирное время?
Взяли поносить чужое имя, имейте совесть, верните. Оно никогда не будет вам к лицу. Будьте смелыми, станьте снова «Цементом»!
В заключение этой эмоциональной и немного сумбурной статьи хочу перечислить спортивные клубы, которые не отказываются от своих имён в угоду времени и вызывают у меня в этой связи глубокое уважение. Вчитайтесь в них - красота! Дизель (Пенза), Октан (Пенза), Ротор (Волгоград), Мотор (Заволжье), Сталь (Алчевск), Металлист (Харьков), Трактор (Челябинск), Электрон (Ивано-Франковск), Нива (Винница), Крымтеплица (Молодёжный), Крымсода (Красноперекопск), Ижсталь (Ижевск), Губахинский кокс (Губаха).
Не так давно пошли разговоры о том, что Скотопрогонную улицу должны переименовать, дать ей какое-то более благозвучное название. Моя реакция однозначна - раздражение. Зачем мне Весёлая или Радужная, если у меня есть неповторимая Скотопрогонная?
Под напором бессмысленной и пустой всеобщей весёлости умирает модерн. Имена, в которых дышит дух, уступают хихиканью олигофрена-пересмешника. Не слышна труба высокого модерна Платонова в паре, разрывающем паровозную топку. На уходящих вдаль рельсах из голубоватого металла не виден отблеск небесного модерна Айн Рэнд.
В XX веке человек не смог жить в духовном вакууме технологического уклада и создал новую мифологию. Мифологию машин и обузданных стихий. Дополнил метафизическим измерением созданные им механизмы.
Теперь в веке XXI человеку постмодерна стало за это стыдно - нельзя же и вправду обожествлять электростанцию или дизельное топливо. Ничего нельзя обожествлять, это неприлично и, вообще, фашизм.
В угоду новой стыдливости переименовывают не только улицы. Меняют названия спортивные клубы, которые получили имена в эпоху производственного бума.
Прямо слышу разговор в курилке Аппарата Правительства Республики Мордовия: «Ты со «Светотехникой», что ли в высшую выходить собрался? Засмеют с таким названием. Придумайте что-нибудь приличное». Исполнители крепко задумываются и придумывают - назовём Мордовией.
Но, как говорил герой Вениамина Смехова в известной экранизации - для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер слишком мало. «Мордовия» не уместилась в рамку клубного имени. Она слишком размыта и неосязаема. А футбольному клубу нужно что-то емкое, обладающее колоссальной массой на единицу объёма. В результате получился не патриотизм, а симулякр любви к родному краю. Название не оттенило команду, не сделала абстракцию клуба более выпуклой, а повисло блёклой прикрывающей занавеской. Получилась копия-экранка, print screen, формальный оттиск республиканского наименования. И, что самое обидное, все это - вместо спектральных диапазонов излучающих диодов «Светотехники» и холодного пламени «Электросвета».
Новороссийский «Цемент» теперь «Черноморец».
Есть слова, которые ходят неразбиваемой парой, так сохатым может быть только лось и никто другой. Пусть на свете будет сотня динам и тысяча спартаков, но всем известно, что «Черноморец» один - одесский. Тридцать пять тысяч человек регулярно делают себе нервы именно на стадионе в парке Шевченко, и нигде более. Одесса мертвой хваткой держит «Черноморца», на нем фирменный росчерк уникального города. И если попробуешь представить себе, как выглядит тот самый черноморец, сознание само рисует нагловато-интеллигентную физиономию Бени Крика или красивый машковский фас Давида Гоцмана.
Новороссийск - не Одесса. Да ему и незачем. Он сам город-герой. И как такой город мог предать «Цемент», имя - символ крепости и неуступчивости, имя в звучании которого фантастическое упорство солдат и матросов в годы войны и трудовой подвиг портового города в мирное время?
Взяли поносить чужое имя, имейте совесть, верните. Оно никогда не будет вам к лицу. Будьте смелыми, станьте снова «Цементом»!
В заключение этой эмоциональной и немного сумбурной статьи хочу перечислить спортивные клубы, которые не отказываются от своих имён в угоду времени и вызывают у меня в этой связи глубокое уважение. Вчитайтесь в них - красота! Дизель (Пенза), Октан (Пенза), Ротор (Волгоград), Мотор (Заволжье), Сталь (Алчевск), Металлист (Харьков), Трактор (Челябинск), Электрон (Ивано-Франковск), Нива (Винница), Крымтеплица (Молодёжный), Крымсода (Красноперекопск), Ижсталь (Ижевск), Губахинский кокс (Губаха).