Политика как особая сфера практической деятельности всегда сопряжена со специальной теоретической сферой прогнозов. Можно вспомнить классический пример античных оракулов, регулярно снабжавших царей и тиранов символическим капиталом для обоснования политики. Но и через два или три тысячелетия ситуация не сильно изменилась. Например, некто Алан Гринспен при нескольких администрациях в Вашингтоне служил финансовым оракулом всего Запада, превращая руду неоднозначных статистических показателей в однозначно блестящие перспективы.
Наступление социального кризиса, плавно переходящего в политическую сферу, тоже всегда связано с изменением и измельчанием прогнозов. В своей статье «Просуществуют ли США до 2008 года?» я уже обосновывал возможность предсказать кризис политической системы на основе изменений в циркулирующих прогнозах. Судя по всему, этот прогноз из прогнозов не сильно отклонился от действительности. С осени 2008-го политические лидеры вынуждены придерживаться самых простых оракулов типа: «Неизбежны перемены», «Предстоит перезагрузка», «Катастрофы не будет», «Стабильность несмотря ни на что». Однако именно отсутствие внятных интерпретаций, указаний направления движения создаёт - не в обществе, а в элите - ощущение хаоса и надвигающейся катастрофы. Вот что означает остаться без пророка в отечестве и даже в глобальном масштабе.
До сих пор при наступлении трудных времен в мировой экономике аналитики и прогнозисты немедленно обращались к наследию великого русского экономиста Николая Кондратьева, который во время Великой депрессии 1929 года оказался «светом в конце тоннеля», единственным пророком для чужих отечеств. Кондратьев показал, как можно и нужно выходить за рамки сугубо экономических подходов, корректно и аккуратно привлекать к исследованию граничных условий экономических процессов иные, сопряженные сферы - технологические, социальные, политические процессы. В этом смысле теория «длинных волн» Кондратьева стала новой вершиной исторического материализма, превзойдя анализ Маркса. За что, собственно, автор как конкурент официальной «вершины» и поплатился жизнью.
Но мы сейчас не о судьбе пророков, а о кризисах и прогнозах. Во время послевоенных кризисов на Западе обязательно находились экономисты, успешно применявшие наследие Кондратьева для поисков решений. Поэтому неудивительно, то о Кондратьеве заговорили и сегодня. Однако, несмотря на все признаки глобального кризиса, заметные уже не меньше 10 лет, несмотря на более чем достаточные интеллектуальные ресурсы Запада очередной модернизации политико-экономической теории капитализма так и не произошло. И судя по заявлениям и метаниям политических лидеров нет даже намёток на выход из тупика на основе каких-либо чисто экономических стратегий.
По всей видимости, это означает, что импульс Кондратьева как образца развития экономической мысли исчерпан. Однако гений как пример полёта мысли непреходящ. Так что дело не в Кондратьеве, а в ограниченности самой экономики как теории. Так же как в творческих тупиках современных поэтов никак не виноваты ни Пушкин, ни даже Гомер.
В силу тесной связи политики и прогнозирования эта ситуация творческого тупика в экономике косвенно, но однозначно свидетельствует, что мы имеем дело с системным кризисом, превышающим по своему масштабу кризис 1929 года. Великая депрессия была внутренним системным кризисом капитализма, отражавшим приближение к естественным пределам его стихийной экспансии. Результатом этого кризиса стал перенос акцентов в развитии капитализма, изменение соотношения двух самостоятльных сфер человеческой деятельности, сопряжение которых изучается экономической теорией - это производство и перераспределение.
Стимулирование развития производственных технологий через милитаризм и военный госзаказ стабилизировало довоенный капитализм и открыло путь к мировой войне, изменившей баланс между двумя движущими силами мировой индустриальной системы. Сначала был достигнут паритет между финансами и промышленностью, Западом и Востоком общеевропейского пространства. А в последней четверти ХХ века финансовый капитал, управляющий перераспределением, стал доминировать над промышленным, производственным капиталом. Связано это было, в том числе, и с достижением естественного предела развития милитаризма. Частичное разоружение и разрядка напряженности стали побочным эффектом воцарения финансового капитализма в союзе с национальными бюрократиями.
Однако сегодня своих естественных пределов экспансии практически достиг уже финансовый капитализм, гипертрофировавший уже не сферу производства, а сферу перераспределения. Стимулирующим инструментом для финансового капитализма является боле дешёвый, но потенциально не менее разрушительный аналог милитаризма - глобальная сеть массовых коммуникаций и взращивание «агрессивно-послушных меньшинств» как средство манипуляции обществом. Имя этого младшего брата злобного милитаризма - политкорректный консюмеризм.
Уже на основе этого различения и сопоставления двух разных капитализмов можно начинать делать набросок прогноза на самое ближайшее будущее. Острая фаза финального системного кризиса капитализма будет информационно-психологическим аналогом второй мировой войны. Из сегодняшнего дня первая мировая война видится уже не отдельной бедой, а в своём настоящем качестве - прелюдии и генеральной репетиции Большой Войны. Межвоенное время вовсе не было мирным, да и посвящено было ускоренной милитаризации всех держав. Точно также и сегодня мы можем указать на известный пример «геополитической катастрофы» - распад СССР, который вместе с распадом Югославии послужил прелюдией и генеральной репетицией нынешнего глобального системного кризиса. Из этой аналогии можно вынести определённый прогноз характера угроз и форм протекания острой фазы Кризиса.
Можно попытаться спрогнозировать и характер «закрывающей технологии», аналогичной атомному оружию, которое было апофеозом милитаризма и в то же время стало пределом его развития и причиной заката. В фантастической гиперболизированной форме эта технология уже была презентована в фильме «Матрица», где речь шла о «войне» в виртуальном информационном пространстве. При этом главной формой борьбы является постоянная перестройка, «перезагрузка» этого виртуального пространства, которое уже ничем не напоминает существующую реальность.
Нужно заметить, что во время войны «08.08.08» в Южной Осетии западными средствами массовой дезинформации была продемонстрирована виртуозная техника владения этим оружием. Население Северной Америки и по сей день уверено, что это Россия разбомбила Цхинвал и даже Гори, а рвавшиеся к Тбилиси танки были наступлением русских, а вовсе не бегством грузин. Население Европы уверено, что всё описанное американскими СМИ делали не только русские, но и грузины - в стиле «чума на оба дома». То есть обе картины ложные, но создают два разных виртуальных пространства, исходя из долгосрочных политических стратегий двух западных «центров силы». Третья виртуальная картинка - от российского ТВ ближе к правде, но воздействует она лишь на русскоязычное население бывшего Союза. Нужно думать, что в Китае или Индии виртуальная картинка, основанная на кадрах горящего Цхинвала, также не была идеальной и служила стратегическим целям местной элиты.
Таким образом, уже на начальных этапах острой фазы Кризиса мы имеем тенденцию к распаду глобального информационного пространства на блоки, имеющие естественные границы традиционных цивилизаций. То есть фактически речь идёт о «чудном новом мире», уже давно описанном в романе Дж.Оруэлла «1984».
Однако не следует сразу бросать камни и плеваться в устроителей этой «Третьей мировой перезагрузки». Хотя лжесвидетельство тоже тяжкий грех, но всё же не смертоубийство. Экономическая ситуация и её вероятные социальные последствия не оставляют западным элитам альтернативы, кроме как относительно мирными информационно-психологическими средствами достичь такого же эффекта перезапуска социально-экономической машины как и в результате «Второй мировой перезагрузки» в 1939-45 годах. Поэтому в военно-политическом смысле ситуация, наверняка, будет иметь такие же признаки сговора ради раздела сфер влияний как, например, виртуальная картинка американо-советского противостояния в Европе и в космосе в конце 1960-х.
Лучше пусть население будет напугано виртуальной картинкой чем реальными бомбами. Тем более что горячая мировая война на самом деле сейчас никому не нужна. Мир стал слишком хрупок и взаимозависим, чтобы кто-то из мировых «центров силы» рискнул достигнутым ради призрачного мирового господства, означающего к тому же, скорее, глобальную ответственность, а не новые возможности и ресурсы.
Для ровного счёта, раз уж речь зашла о мировых амбициях, нужно назвать и «Первую мировую перезагрузку», связанную с наполеоновскими войнами, благодаря которым капитализм вышел на мировую арену. Не случайно кондратьевские «длинные волны» имеют своим истоком промежуток между Великой французской революцией и финальным наполеоновским Ватерлоо.
Чтобы осуществить следующий прорыв в направлении общественной мысли, указанном примером Кондратьева, необходимо, по всей видимости, отказаться от каких-то исходных ограничений теории «длинных волн». Таким исходным постулатом является, прежде всего, экономический детерминизм, общий для всех ветвей классической экономики - марксизма, маржинализма и прочих компромиссных школ. Другой неявный постулат или, скорее, обратная сторона первого - тенденциозное неразличение двух самостоятельных сторон экономического процесса.
Однако, на самом деле таких автономных, но сопряженных сторон единого социально-экономического процесса не две, а четыре. Кроме двух экономических сфер производства и перераспределения имеют место также две социокультурные сферы деятельности, находящиеся в таком же единстве и противоположности. Капиталистическая экономика в своём развитии существенно опирается на ресурсы, приготовленные предшествующим развитием Культуры в целом. Первая половина этого процесса раскулачивания ресурсов материальной культуры описана тремя волнами Кондратьева, который отмечает как закономерный момент депрессию аграрной культуры. Но и нематериальная культура активно участвует в строительстве капитализма через развитие классической философии и естественных наук как духовной основы промышленных инноваций.
Вторая половина капитализма - три послевоенные «длинные волны» с переломами в 1968 и 1991 годах. Здесь основой развития является уже индустриальная материальная культура. Но главным ресурсом, который финансовый капитализм потребляет и одновременно разрушает, является духовная сфера, манипуляция желаниями и, как следствие, судьбами массы несчастных людей.
Довоенная сверхэксплуатация аграрной культуры имела свой предел. После войны индустриальной системе в обоих изданиях - и западном, и советском - пришлось вкладывать средства и индустриальные технологии в поддержание аграрного сектора. Кстати, разница между Западом и советским госкапитализмом и здесь не слишком принципиальна. Просто советская система за скудостью резервов материальной культуры раньше западного капитализма приступила к эксплуатации ресурса духовной культуры. В результате е запасы истоньчились на те самые двадцать лет раньше. Сегодня сфера духовной культуры во всём мире находится в таком же депрессивном состоянии, как в горбачёвском Союзе или как аграрная сфера перед второй мировой войной. В острой фазе может произойти такой же эффект шока от сверхэксплуатации, который и станет финалом финансового капитализма, но не финалом социально-экономического и культурного развития. Просто экономическая и информационно-пропагандистская машина после своего перезапуска будет вынуждена начать возвращать долги, работать на обе сферы Культуры. В первую очередь на материальную культуру, тесно связанную с национальными традициями каждой страны. Но настанет время, где-то раньше, где-то позже и для развития духовной культуры, определяющей способности личности к творчеству.
Уже сегодня тенденция к обособлению социально-экономических процессов в естественных границах цивилизаций определяется именно этой потребностью - воспроизводства, возрождения культуры как естественной среды обитания нормальных людей. Однако на стыке разных цивилизаций - в лимитрофном пространстве исчерпание духовного потенциала будет происходить быстрее и станет проблемой для всех соседних цивилизаций, а также рычагом воздействия со стороны дальних конкурентов. Собственно, примером такого давления на геополитических конкурентов являются интриги той же Америки на Балканах, в Закавказье или в Афганистане-Пакистане.
Однако сохранить с помощью такой политики доминирующее положение США в мире или кому-нибудь ещё получить такой же статус практически невозможно. Можно лишь воздействовать на партнёров с целью сохранить равноправный статус как уважаемого центра силы в многополярном мире. Этот прогноз можно давать смело.
Однако сами сценарии многополярности могут быть различными, в том числе и катастрофическими. Перезапуск капитализма может быть только ограниченным и его повторная экспансия в пределах каждой из мировых цивилизаций тоже займёт весьма ограниченное время - несколько десятилетий, даже при согласованном торможении движения, контроле за этими процессами. Однако трения между «полюсами» в лимитрофных пространствах, соблазны занять его раньше соседа, усилив свой потенциал, будут стимулировать ускоренное движение к следующей локальной «перезагрузке», которая может стать уже горячей войной ядерных держав.
Кроме этого дальнейшее развитие высоких технологий и поддержание глобальной инфраструктуры будет просто невозможно в режиме чистой «оруэлловской многополярности». Для этого нужны многосторонние усилия и глобальный рынок. Однако обладание следующим поколением технологий разрушает равновесие и может стать, скорее, причиной для конфронтации всех остальных против потенциального, даже мнимого лидера. Это ещё одна из проблем, которую должна решить будущая конфигурация глобальных сил. И лучше начинать решать её уже сейчас, на этом берегу бурного потока, который всем нам нужно перейти.
Помнится, в прошлый раз для созревания стратегической идеи Объединённых Наций потребовалось два года мировой войны. Однако чтобы выработать какую-то общеприемлемую стратегию, нужно, как минимум, описать ситуацию и альтернативы. А потом ещё определиться с союзниками, кровно заинтересованными в таком развитии, и вместе с ними принудить остальных осознать и принять новые правила игры.
Во всяком случае, мы в России точно не заинтересованы ни в бесплодных, но рискованных попытках установить новую однополярную гегемонию кем-либо из мировых держав или блоков, ни в новом оруэлловском средневековье с ядерным оружием. Теперь осталось найти союзников, способных воспринимать нашу логику и участвовать в создании нового внеэкономического глобального центра, способного взять на себя заботу о развитии культуры в интересах всех, гарантировать равный доступ к технологиям, а также функции посредника и координатора миротворчества в лимитрофных зонах. Как обустроить такой новый центр с гарантиями для всех полюсов - это уже не вопрос прогноза, а вопрос действия для политики.