Таис 3
IV
Очень быстро, благодаря высоким, и совсем не школьным, связям Жогова, кружок превратился в настоящую фотолабораторию, с хорошей техникой, обеспечением и даже с небольшой клиентурой: то кто-нибудь из учителей попросит скопировать и отретушировать старую фотографию любимой бабушки, то зовут сфотографировать утренник в подшефном детсаде, то субботник нужно запечатлеть, то племянница директрисы выходит замуж… Одним словом, без дела, кружковцы, не сидели.
По поводу обеспечения кружка,среди учителей пронесся несильный ропоток, что, мол, некоторые классы в школе требуют ремонта, да и учебное пособие неплохо было бы поменять, а не тратить средства на забаву учителя биологии. Но после негромкого окрика из директорского кабинета: «Это- шефская помощь», ропот утих. Естественно- помощь дело добровольное, а на ремонт шефы давать не обязаны.
Таис стала часто задерживаться после школы. Жогов организовывал различные поездки, экскурсии и походы. Он, то тащил детей в ближайший городской парк, и они там целый выходной снимали заваленные желтой листвой аллеи, белочек, доверчиво спускающихся по стволам к протянутым рукам, полным орехов и птичек, с опаской наблюдающих за странными телодвижениями суетливых детей внизу, под ветками. На следующий день, после уроков, все кружковцы запирались в лаборатории, а на утро, вся школа могла созерцать черно-белые фотографии, развешанные на специальном щите, установленном в коридоре, прямо напротив центрального входа.
Иногда кружковцы, во главе с Жоговым просто ходили шумной группкой по улицам города и снимали прохожих, машины, дома и вообще все, на что окружающие их и куда-то вечно спешащие люди, не обращали никакого внимания. Попадались очень интересные кадры и целые сценки - отрывки из чужой жизни. Из этих снимков потом вышла серия фотоотчетов о жизни города, часть из которой даже напечатала одна из местных «вечерок».
Дети приходили заниматься в кружок и уходили. Но Таис и еще пара ребят, и одна девочка, в конце-концов составили костяк коллектива. Вот с ними-то Жогов и проводил все свое свободное время.
Он принес откуда-то кучу журналов по фотографии и фотоделу, а так же специальную литературу. Все вместе они читали статьи и рассматривали фотографии отечественных и зарубежных мастеров.
Жогов заметил, что Таис больше тянется к постановочной фотографии, тогда как другие ученики, еще не полностью сформировались в своих пристрастиях. Кому-то из них больше нравилось просто снимать прохожих на улице, кто-то тяготел к съемкам природы, животных, техники…
Одному мальчику, Денису Радееву очень нравилось снимать других, когда они сами что-нибудь фотографируют. Особенно ему нравилось фотографировать Таис, и он все время крутился вокруг неё и, надо сказать, порядком ей, при этом, мешал. Несколько раз Таис даже кричала на него, потому что он, забывшись ,начинал лезть к ней в объектив и не давал сосредоточиться и поймать нужный ракурс.
А другой девочке, третьекласснице Оксане Павловой, нравилось снимать свои игрушки: мишек, кукол... Она создавала дома какую-нибудь ситуацию, одевала и рассаживала их в разных позах и положениях, и пыталась снять кукольный фильм, при этом, совершенно не зная премудростей студийной съемки и не имея ни малейшего понятия об игре света и тени. Жогов был хорошим и терпеливым учителем и мог без раздражения, по нескольку раз, объяснять, как и что нужно делать, чтобы получился хороший снимок и чтобы не запороть его при печати.
Дети еще только-только начинали разбираться в своих интересах и пристрастиях, и потому было непонятно, останется ли для них фотография простым увлечением или из этого вырастет что-то серьезное.
Но вот в Таис явно просыпался фотохудожник.
Иногда, на очередной вылазке в лес или в зоопарк, двенадцатилетняя Таис становилась очень серьезной и задумчивой. Пока другие дети носились туда-сюда со своими фотоаппаратами, фотографируя все, на что падал их взгляд, и беспрестанно окликая Жогова, прося совета или разрешения на что-то, Таис тихо отходила в сторону, и погружалась в какой-то свой мир. Она медленно шла по тропинкам, удаляясь от шума и криков. Если что-то привлекало её внимание,- какое-нибудь дерево или скамья, или фонтан,-она шла к ним напрямик, по траве, и начинала медленно кружить вокруг них, о чем-то думая, что-то прикидывая и к чему-то присматриваясь. Она, то подходила ближе, стояла несколько минут, задумчиво озираясь, то наоборот, отходила подальше, и там, склонив голову набок и прищурив глаза, смотрела на что-то, видимое только ей, задумчиво покачивая головой и иногда пожимая плечами. Иногда она прикладывалась к видоискателю и водила им в разные стороны, ища лучший ракурс. А найдя его, доставала экспонометр и замерив экспозицию, быстро записывала себе что-то в темно-синий блокнотик, с которым не расставалась никогда. (Жогов один раз заглянул ей через плечо и увидел столбцы цифр, и непонятные схемы, и еще рисунок: глаз человека в разрезе, от которого и к которому тянулись линии стрелок и векторов и над ними какие-то каракули: то ли числа, то ли сокращенные слова, то ли просто, непонятно что означающие, буквы.)
Бывало, что побродив так туда -сюда и что-то решив, Таис просила кого-нибудь из ребят встать там-то и там-то или так-то и так-то пройтись. Как правило, мальчики не соглашались, и, грубовато шутя, отказывались. А девочки, наоборот: им нравилось позировать.
Они становились или садились так, как просила Таис, и были очень терпеливы в процессе съемок. Девочки принимали разные позы, закатывали глазки и надували губки, вертелись в разные стороны , поджимали ножки и заламывали ручки. Они были намного более раскованнее ребят: естественнее улыбались, когда это было нужно Таис, и становились по-настоящему грустны, если Таис требовала сделать печальное лицо. И если сначала её просьба попозировать вызывало у девочек веселый смех, то с продолжением съемок, они становились все серьезней и старались как можно лучше выполнить то, что хотела Таис.
А та начинала танцевать вокруг них - иначе её действия и не назовешь,- то приближаясь, то отходя, то медленно, то быстро. То вдруг нависала, над позирующей, всем телом, приближая фотоаппарат к самому её лицу. Почти касаясь его. То наоборот, быстро-быстро отбегала подальше и оттуда начинала приближаться, выписывая замысловатые петли и круги. При этом тело её становилось гуттаперчевым и на её кульбиты Жогов всякий раз смотрел, разинув рот. Она наклонялась, сгибалась, складывалась или наоборот-раскорячивалась, принимала какие-то невообразимые позы, иногда смешные, порой неприличные. В эти мгновения для неё не существовало вокруг ничего, кроме её фотоаппарата. Она щелкала и щелкала кадр за кадром, не глядя, выставляя экспозицию и наводя резкость. В такие моменты, Таис просто чувствовала свой аппарат, он был полностью ей подвластен, становился частью её тела, его продолжением. Он оживал в её маленьких ручках, обретал разум и начинал понимать, чего от него хотят, и радостно отвечал сухим срабатыванием затвора на её нервные нажатия.
Во время съемки Таис забывала обо всем и становилась очень жесткой, очень требовательной к другим. Какое-нибудь дерево, с которым у неё никак не получалось поймать нужный ракурс, она могла просто пнуть с досады. А на человека, который что-то делал не так или не так быстро, как это требовала Таис, она могла прикрикнуть. И иногда, довольно грубо. Один раз она крикнула Жогову «Стоять, я сказала!» , когда тот, приняв за ребячество её попытку снять его с грибом в руках, продолжал вертеться и шутить, а она никак не могла поймать его в кадр так, как хотела-нюхающим гриб. Крик был таким громким, и столько в нем было силы и злости, что Жогов застыл на полуслове, поняв, что перегнул палку с играми и тут же услышал щелчок затвора и нежный голосок Таис:
- Извините, Юлий Петрович, я не хотела вас обидеть.
Жогов тогда просто сомлел от такого резкого перехода от мегеры к слабому и послушному ребенку, и только махнул рукой на её извинения:
-Да, все нормально Таис. Это ты меня прости- заигрался.
А вот девочки иногда обижались на грубость. Но обида продолжалась только до того момента, когда Таис выносила показать им только что высушенные, еще теплые, фотографии.
Жогов в первый раз, когда увидел одну из постановочных фотографий Таис, где она сняла свою подружку, Ленку, сидящую на скамье в парке в своем сереньком клетчатом пальтишке, с книжкой на коленях и задумчиво глядящую куда-то вбок, даже присвистнул. Тема была довольно затертой: девушка, скамья, задумчивый взгляд вдаль… Но Таис удалось чётко передать в снимке ощущение того, что девушка задумалась над только что прочитанным. Какая-то недосказанность сквозила в снимке, грусть, надежда… Легкий снимок был, светлый…
Фотография была очень четкой, чистой от зерна, в меру проявлена. Тени… Свет… Все, как нужно. Профессиональный был снимок, мастерский. И таких снимков у Таис было много. А в этом уже просматривался талант.
Жогов понял это, когда в очередной раз рассматривал фотографии, сделанные Таис уже без всякого его руководства. Мастерство девочки росло, и это был еще один успех: успех преподавателя, Юлия Петровича Жогова, сумевшего вовремя разглядеть, взрастить, направить, и дать напутствие, так сказать.
Все это Жогов, конечно же, понимал, но не это, с недавних пор, занимало его мысли
…