Таис 2
...девичью попку Таис, когда она, склонившись над ванночкой с проявителем, сосредоточенно рассматривала проявляющееся изображение...
II
В городской преподавательской среде , школьный учитель биологии, Юлий Петрович Жогов, имел авторитет и пользовался огромным уважением.
Все коллеги по работе, как нынешние, так и бывшие, учителя, воспитатели, преподаватели и даже начальство, как только в разговоре речь заходила о Жогове, тут же переходили на уважительный тон, даже если обсуждались обычные, рутинные вещи. За ним не тянулось никаких слухов, скандалов, темных историй и темненьких делишек- всей той ерунды, которая неминуемо сопровождает любого, более-менее известного, человека. А Юлий Петрович Жогов был очень, очень известный в своем городе человек. И даже за его пределами.
Нет, враги у него, конечно, были, тут и сомнений нет. Просто их никто не знал, они никогда не проявлялись и ни чем не мешали ему на его жизненном пути. Даже если что-то где-то и шуршало по углам, оно в этих углах и оставалось ,ни разу не поднявшись до тех высот, которые сумел достигнуть Жогов. Так что можно сказать, что Юлий Петрович был всеобщим любимцем, и руководство каждой школы прилагало большие усилия, что бы он работал именно у них.
И этому была своя причина: Жогова любили дети. Все!
Около 15 лет назад, молодой, подающий большие надежды ученый, сотрудник НИИ вакцины и сыворотки АН СССР, Юлий Петрович Жогов, в один прекрасный день, бросив все, переквалифицировался вдруг в учителя биологии местного медучилища. А еще через пару лет , уволившись и оттуда, устроился обычным школьным учителем младших и средних классов.
Его научный руководитель, профессор Николай Васильевич Травкин, несмотря на всю свою занятость, несколько раз ходил к нему домой и вел там долгие задушевные беседы, пытаясь понять мотивы поступка молодого ученого и уговорить вернуться. Он приводил различные доводы, призывал к разуму и ответственности, уговаривал, и сулил. Даже пытался искренне понять тягу Жогова к преподаванию и обещал, что выбьет для того место на кафедре медицинского института. Но Жогов стоял на своем и не хотел слышать ни про науку, ни про институт, ни про будущее, которое не простит. Он так и не принял ни одного профессорского предложения и тот, в конце концов, махнул рукой и решил, про себя, что это просто блажь и нужно подождать некоторое время- с молодыми талантами еще и не такое случалось.
Но время шло, собиралось в месяцы, потом в годы и вот, прошло почти 15 лет, а Жогов в науку так и не вернулся.
Про него там, как про ученого, уже давно забыли: работы, над которыми он трудился, закончились; диссертацию, которую он планировал защищать, благополучно защитил кто-то другой. А новое направление в биологии, по которому он шел, «новый виток», как говорил Травкин, давно было пройдено, исследовано и описано. Наука ушла далеко вперед, и захоти даже Жогов вернуться, он, со своими познаниями пятнадцатилетней давности, выглядел бы сейчас динозавром . Но, к слову сказать, Юлий Петрович и не испытывал таких позывов: ученый в нем умер, и он даже не сожалел об этом.
Но он стал знаменит в другой ипостаси: в нем проявился недюжинный талант воспитателя. Оказалось, что Жогов имеет не то, чтобы подход к детям, а разговоры уже шли о какой-то особой методике. Все, даже проблемные дети, малолетние преступники - бывали в его практике и такие, - при недолгом общении с Юлием Петровичем, резко меняли свое поведение, начинали ходить за ним, как привязанные. Их реакция на него была поразительной и необъяснимой. Директора школ, в которых он успел поработать за это время, просто не нарадовались на такого толкового учителя. Очень быстро, попадая в новый коллектив, Юлий Петрович завоевывал симпатии коллег и даже более опытные учителя приходили к нему советоваться по тем или иным вопросам, связанным с детьми. Практически всегда Жогов знал, что ответить и его советы очень помогали коллегам и потому, слава о талантливом преподавателе, очень быстро распространилась по городу и, с чьей-то легкой подачи, докатилась до соседнего областного центра. Поговаривали, что даже в министерстве образования были в курсе того, кто такой Жогов.
А с другой стороны, он, собственно, ничего такого особенного и не делал. Как и все хорошие воспитатели, он был неутомим на придумки, на всякие конкурсы, занятия и увлечения. Так же оставался после уроков и занимался с отстающими в «продленках». Так же не спал ночами, проверяя контрольные своих учеников и так же ставил им двойки. А иногда, как и другие, он вызывал родителей в школу и беседовал с ними о поведении их детей и просил повлиять и обуздать. Все было так же, как и у всех, и все же не так - Жогов был для детей чуть ли не божеством.
Однажды, один из учителей пошутил, что совсем не удивится, если узнает, что дети где-нибудь в тайном месте, в лесу, например, создали Жогову храм и приносят ему там жертвы. Настолько, дескать, необычна любовь детей к обычному учителю.
-Ведь практически в рот ему смотрят,- говорил со смехом учитель.- Ловят каждое слово. Только и ждут, что Юлий Петрович обратит внимание и что-нибудь скажет каждому из них.
Жогов со смехом отнекивался от таких шуток, но чтобы там не говорили, как бы не шутили, но действительность говорила сама за себя: на уроках у него была тишина, а все его ученики имели в четверти четверки и пятерки. Особо сложные случаи переползали с двоек на тройки. И это были настоящие достижения. Детские души тянулись к преподавателю, а у того для любого было что-то особенное, пригодное только данному ребенку. С каким-нибудь заморышем, он мог возиться не часами - сутками, ища подход к неизвестной детской душе и, практически всегда, у него это получалось. Дети из неблагополучных семей, загнанные, насупленные волчата, всего через несколько часов общения с Жоговым начинали с интересом отвечать на его попытки пробиться к ним, расшевелить, заставить отвечать, реагировать на то, что он им предлагал. Реагировать хоть как-то: криком, слезами, кулаками… Когда это происходило, Жогов довольно кивал головой, потирал руки и, подумав несколько секунд, приходил к каким-то, ведомым только ему, выводам и, как будто, выбирал в уме нужную методику. И тогда начиналось священнодействие… Что Жогов при этом делал конкретно, никто не знал- он всегда занимался с детьми один на один, без взрослых. Только первый разговор, выяснение так сказать, проходил при родителях или других воспитателях, а потом, когда проблема была Жогову ясна, он соглашался заняться ребенком только при условии, что их оставят наедине, и не будут мешать.
- Я не могу отвлекаться на вас.-говорил он, виновато улыбаясь.- Вы не обижайтесь, просто присутствие кого-то еще, может все испортить, сбить настрой… Мне нужно сосредоточится иначе мы не найдем общего языка.
И их оставляли. Иногда на несколько часов. Иногда встречи продолжались несколько дней- в зависимости от сложности проблемы- но результат был всегда один и тот же: ребенок, который еще недавно не шел ни на какой контакт с родителями, отказывался подчиняться воспитателям и учителям, учился с единицы на двойку вдруг умолкал, затихал, начинал прислушиваться к тому, что ему говорит новый преподаватель, реагировать и как-то отвечать, посматривать, усмехаться и потихоньку-потихоньку вовлекаться в совершенно непонятный, для себя, процесс. А через некоторое время и вообще не хотел, чтобы Жогов уходил домой. Поэтому Юлий Петрович был нарасхват в детских колониях. Ему писали письма маститые преподаватели. С ним советовались и интересовались его мнением. И он всем отвечал.
Как у него хватало времени заниматься всем этим, помимо основной своей работы в школе, никто не знал. Но все, кто был ответственен за воспитание детей, обращались к нему и только к нему.
Одно только «но» было во всей этой истории: Жогов умел общаться только с детьми младших и средних классов. С ребятами постарше, он становился блеклым и неинтересным. То ли души старших ребят уже не отзывались на детские придумки Жогова, то ли еще что, но было доподлинно известно, что Жогов категорически отказывался вести уроки у старшеклассников. И что самое странное, он как будто бы терял интерес к тем ребятам, которых обучал на протяжении пяти - шести лет, и совершенно не интересовался ими после того, как они переходили в седьмой- восьмой классы и выше. Хотя надо сказать, что те, кто так или иначе сталкивался с преподавателем Жоговым по-малолетству, уже, будучи в довольно зрелом возрасте, испытывали искреннюю благодарность к нему и признательность. Жогов для них оставался любимым учителем.
Но зато с малолетками он готов был возиться с утра до вечера. Он и возился. Он был неутомим в организации разнообразных походов, праздников и поездок на экскурсии. Свой летний отпуск, когда все другие учителя разъезжались по «югам», он тратил на то, чтобы собирать тех детей, которые по тем или иным причинам никуда не уехали из города, организовывать их и проводить с ними всё время, с утра до вечера. А если таких ребят не было вовсе, то он устраивался на любую, даже самую невзрачную, должность, в ближайший пионерлагерь и там уже «разворачивался на всю катушку».
Один раз он устроился обычным ночным сторожем в лагерь «Зеленая страна», директором которого был какой-то дальний родственник второго секретаря обкома. Он не были ни учителем, ни воспитателем и не имел никакого специального образования. Просто пристроили родственничка на лето на блатную должность. Он стал сразу поцыкивать на довольно инициативного сторожа и в один прекрасный день, просто указал тому на ворота и сказал, что его место там, а не с детьми. За ними, мол, есть, кому присмотреть.
Ой, что тут началось в лагере. Все пять отрядов, за исключением двух, самых старших, устроили форменную революцию . С баррикадами, с поджогами костров, с выбрасыванием белья из окон спален и даже голодовкой.
Директор сначала пытался не обращать внимания на происходящее, и только раздавал приказы несчастным воспитателям и пионервожатым. Но когда повар на третий день забастовки доложил, что все -ВСЕ!!!- порции остались опять не тронутыми, а в лагерь стали звонить откуда-то узнавшие обо всем обеспокоенные родители, директор лагеря пошел на переговоры. Ему тут же было поставлено одно единственное условие: Юлий Петрович Жогов, должен быть допущен ко всем событиям лагерной жизни. После недолгих препирательств и поддавшись на уговоры персонала, а особенно после звонка из обкома, в ходе которого ему было объяснено кто такой Жогов, директор пионерлагеря удовлетворил требование бастующих . В тот же день на кухне был аврал: оголодавшие дети никак не хотели расходиться по домикам и все требовали и требовали добавки.
Вот таким человеком был, Юлий Петрович Жогов.
III
Когда он, в первый раз, пришел к директрисе с идеей открыть в школе фотокружок, та предложила ему присесть на диванчик и, сев рядом , стала уговаривать , не брать на себя еще одну нагрузку. Она серьезно опасалось, что Жогов надорвется и может покатиться по накатанной, в России, мужской дорожке. Уж очень мил ей был этот 40-летний мужчина, и она совсем не хотела его потерять. Как специалиста, как очень хорошего человека и даже- она боялась подумать об этом- как мужчину. Она была старше его на 17 лет,но молодилась и выглядела очень даже ничего. По крайней мере, школьный военрук, отставной майор Ашот Аганесович Геворкян, давно это заметил и как-то раз, после торжественного ужина в честь очередной годовщины Великой Революции, предпринял по этому поводу некоторые действия.
Предложив подвезти немного нетрезвую начальницу домой, он завел по дороге заунывную песню о непонимающей его жене и о давней мечте, про тихую гавань. А потом, приняв сочувствующие вздохи, сидевшей рядом женщины, за недвусмысленное поощрение на продолжение банкета, попытался запустить ей руку под слегка задравшееся платье и, получив, как говорится, от ворот поворот, выразившийся в хлесткой пощечине, долго извинялся и просил принять все за невинную шутку. А на обратном пути , высадив её возле дома, остановился на пустынной дороге и с полчаса курил сигарету за сигаретой, иногда потирая покрасневшую щеку и тихо матерился.
Недели две после этого, бравый майор, едва завидев в коридоре школы идущую директрису, делал все возможное, чтобы избежать встречи. А если этого не удавалось, то он чуть ли не строевым шагом проходил мимо ,громко топая по деревянному полу хромовыми сапогами и держал равнение на начальницу. Но та, будучи человеком, в сущности ,довольно мягким, как-то раз вызвала военрука к себе в кабинет и сказав, что тот случай она уже забыла и не собирается давать ему ход, попросила прекратить превращать школьный коридор в воинский плац.
- Дети смеются, Ашот Аганезович. И учителя шепчутся.- сказала она, постукивая карандашом по столешнице.- Не хватало нам тут еще всяких сплетен. Вы понимаете меня?
Геворкян все понял и с этого дня, в коридорах стало тихо.
Но так было с Геворкяном. А Жогов был совсем из другой оперы.
Она услышала про него несколько лет назад. А когда познакомилась воочию, на одном из учительских семинаров, сразу решила, что этот человек должен работать в её школе. Ведь та была лучшей в городе. На ней проверялись новые прогрессивные методики преподавания. Многие ученики школы, впоследствии становились довольно известными людьми в масштабах области. А были и такие, что и в масштабах страны. Лучшие учителя, богатые шефы… Да, только в такой школе должен был работать преподаватель Юлий Петрович Жогов. И директриса сделала все, чтобы заполучить его. И она не пожалела.
С первого же месяца пребывания Жогова в школе, успеваемость его учеников повысилась на порядок. Стало меньше правонарушений, меньше хулиганства и увеличилась занятость учеников. Причем, не из под палки: Жогов знал и любил свое дело.
Но с какого-то момента она стала волноваться за него. Ей казалось, что он очень сильно перенапрягается на работе. Сначала она объясняла себе это тем, что Жогов не женат и его ничто не ждет дома: это был его способ убежать от одиночества. Но потом она решила, что он просто одержим. Жогов был настолько влюблен, казалось, в свое дело, настолько отдавался ему, что не знал тормозов.
Она уже несколько раз разговаривала с ним, пыталась удержать его от новых проектов, притормозить и объяснить, что человек не может все свое время посвящать работе. Он должен отдыхать, расслабляться, проводить время в семье, с друзьями... Иметь какое-то хобби, наконец.
Один раз, вечером, когда Жогов зашел к ней в кабинет о чем-то посоветоваться, она очень недвусмысленно намекнула, что не плохо бы тому подумать о своей личной жизни. При этом она подошла так близко к стулу, на котором сидел учитель, что казалось, только руку протяни и… Но Жогов только рассмеялся, даже и не поняв намека и продолжил говорить о своей работе.
Закусив губу, директриса ушла к себе за стол, и еще полчаса вела с ним, ставший ей совсем не интересным, нудный разговор.
С тех пор, она не пыталась больше как-то привлечь его внимание как женщина, но все же продолжала беспокоиться за его здоровье, как начальница.
И вот теперь эта идея с фотокружком…
Директриса привела уже известные доводы о том, что надо бы Жогову поберечься, что нельзя сутками отдаваться работе- нужно и отдыхать. Что неизвестно, наконец, разрешат ли им это вышестоящие инстанции и выделят ли средства…
Но Жогов ничего не хотел слушать. Глаза его горели. Волнуясь и горячась он , потирая ладони и похлопывая ими в такт словам, пытался убедить директрису, и обрисовывал ей всю прелесть новой идеи.
Он, практически и не просил у неё ничего, только помещение. Говорил, что воспользуется своими связями в обкоме и РАЙОНО, чтобы те изыскали средства на аппаратуру, химикаты и на разные сопутствующие надобности.
Говорил, что давно лелеет эту мечту, что фотографией занимался с детства, но потом это как-то отошло на задний план. Но теперь, когда он уже известный в городе человек, имеющий хорошую репутацию и неплохие связи, почему бы не возродить старинное увлечение и не привлечь к этому детей?
- Вы поймите, фотография, это же, как музыка. Настоящих фотографов во всем мире раз-два и обчелся. Человек, который может поймать, оценить и запечатлеть мгновение- разовый продукт. А мне интересно этим заниматься. Вы же знаете меня,-продолжал Жогов с не меньшим жаром,- я же не для себя… Дети, вот что меня интересует!
-Ну, хорошо-хорошо, Юлий Петрович,-стала сдаваться директриса.-Но тогда я попрошу вас об одном одолжении. Согласны?
-Все что угодно, все что захотите, Наталья Николаевна,-заулыбался Жогов, прижимая руки к груди.
- Расскажите мне, пожалуйста, о вашей методике.
Жогов непонимающе уставился на начальницу.
-Ну, как это у вас получается, что вы с любым ребенком находите общий язык? Причем специальных институтов вы не кончали, пришли к нам из науки. Согласитесь, довольно далеко НИИ биологии и фармакологии от обычной средней школы.
-Вакцины и сыворотки.-уточнил Жогов.
- Что, простите?- не поняла директриса.
-НИИ вакцины и сыворотки. Так назывался институт, из которого я ушел.
- Ну, хорошо- и сыворотки. Это еще дальше. Биология хотя бы…
Директриса не закончила и неопределенно махнула рукой:
-Так вы мне ответите?
Юлий Петрович засмеялся:
- Поверьте - никакой методики и нет, клянусь вам. Просто…-Жогов на секунду замолчал, подыскивая слова.- Я их вижу.
-Что значит-вижу?-не поняла Наталья Николаевна.
- Ну, как бы вам это объяснить…- он задумчиво пошлепал губами.- Я в каждом из них личность вижу. Мне каждый интересен… Понимаете? Не как другие…
-Другие?- переспросила она.- Это кто?
- Ну-у,другие… Взрослые. Учителя. Все, кто…
- Ах вот как?- перебила его директриса. -То есть другие их не видят? Хотите сказать, что другим дети не интересны? Несмотря на образование, опыт преподавательский и вообще…-взмахнула рукой.- Житейскую мудрость.
Голос её стал сухой и строгий. И тон повысился.
-Нет-нет, Наталья Николаевна, вы меня не так поняли…
Он засунул руки в карманы и походил туда-сюда по кабинету:
-Ну вот, я так и знал, что не смогу объяснить. Вы понимаете, я с ними как ребенок. Я встаю на одну планку с ними и начинаю мыслить, как они. Игры их мне интересны, ход мыслей понятен. Мы разговариваем на одном языке и друг друга понимаем. Понимаете? Вы вспомните, когда дети так увлеченно занимались на уроках? А оценки, у них, какие раньше были? Тут заинтересовать нужно…
-Раньше…это…до вас…- то ли вопросом, то ли утверждением, медленно произнесла Наталья Николаевна.
В кабинете сразу стало тихо. Жогов на полуслове замолчал и воззрился на директрису. А та, в свою очередь, как-то искоса взглянув на него, резко повернулась и прошла к себе за стол. Сев, она сцепила пальцы перед собой и, вытянув губы трубочкой, стала обводить задумчивым взглядом, лежащие перед ней бумаги. Голова её при этом, понимающе покачивалась.
Жогов, стоявший перед ней, как-то сник, стал, будто, ниже ростом. Что и говорить, он был мужчина не глупый и понял, что пытаясь отвечать откровенно, забылся и сказал двусмысленность. Ведь человек, не находящийся с ним на одной волне, мог понять его буквально. Господи, Жогов вдруг ясно понял, ЧТО услышала директриса: он, Юлий Петрович Жогов, ставит себя выше других, заслуженных, опытных учителей. Считает себя талантливее их и даже не пытается скрывать этого. Мало того- кичится этим. И еще, Жогов понял, что объясниться уже вряд ли удастся: Наталья Николаевна выглядела холодной и отрешенной.
-Интересно поговорили, Юлий Петрович.- между тем проговорила директриса.
Она все так же занималась бумагами и не смотрела в его сторону.
-Наталья Николаевна, я же вас не обидел?- как-то совсем по детски, жалобно пробормотал Жогов.-Поверьте, совсем не это хотел… Вы меня не так поняли. Некоторые вещи звучать так двусмысленно… Эх, зря мы этот разговор затеяли с вами.
-Ну почему же зря?- прервала она его с горькой усмешкой.- Очень даже не зря. По крайней мере, мне приоткрылось что-то новое. Так вот знаешь человека, знаешь…
- Ну что вам приоткрылось, Наталья Николаевна?- протянул Жогов. -Ну, послушайте…
- А это уже мое дело, Юлий Петрович. И слушать я больше ничего не хочу, уж извините,- пытаясь говорить вежливо, прервала его директриса.- Так что давайте на этом закончим с вами на сегодня. Хорошо?
И, не дожидаясь его согласия, кивнула на дверь:
- Идите, Юлий Петрович, идите - у меня еще масса дел. По поводу вашего предложения я подумаю. А об остальном…
Тут Жогов попытался что-то сказать, но увидев это, Наталья Николаевна мотнула головой и стукнула по столу ладонью:
-Идите!
Жогову ничего не оставалось, как молча выйти из кабинета.
Через два дня, секретарша директрисы на большой перемене зашла в кабинет биологии и сообщила сидящему там, в задумчивости, Жогову, что кружок разрешается открыть пока в самом кабинете, а специальное помещение будет выделено позднее. Так же Жогов получил указание разработать план работы кружка, тематику занятий и дни, в которые он планировал заниматься.
В тот же день, на школьной информационной доске появилось объявление о наборе в фотокружок. А на следующий день, после занятий, Таис уже помогала Жогову расчищать место в подсобке кабинета биологии.
(продолжение уже после нашего возвращения и Европы:)