Главы (Таис)
I
Любовь к фотографии Таис привил в детстве отец, Семен Наумович Библиотекарь.
Дослужившись до старшего прапорщика и заведующего главным складом округа, в одной из воинских частей в сибирской глубинке, Семен Наумович, а на самом деле Шимон бен Нахман,к пятидесяти годам успел изменить большинство своих представлений о жизни и отказаться от многих взглядов на мироустройство, но не изменил своей страсти к фотографированию.
Сослуживцы не могли представить Семена Наумовича без фотоаппарата в руках. Будь то на отдыхе, где-нибудь в лесу, на Первомайской демонстрации, на параде или просто на обычной мужской пьянке, Библиотекарь везде появлялся с неизменной камерой и шмыгал туда- сюда, пытаясь запечатлеть уходящие моменты, как он говорил, для вечности. Он и в часть умудрялся протащить фотоаппарат и снимать все то, что по уставу снимать было нельзя.
Начальство поначалу было недовольно данным фактом и всеми силами пыталось прекратить съёмку на секретном объекте, но в конце - концов смирилось и с какого-то момента, Семен Наумович стал чем-то вроде негласного летописца военного склада, называвшегося в официальных документах в/ч номер такая-то, Западно-Сибирского военного округа, сокращенно- ЗСВО.
Нащелкавшись вволю, Библиотекарь бежал домой и не важно, в каком был состоянии-трезвый или подшофе - еле дождавшись, когда домашние улягутся спать, отгораживался от спящих домочадцев старой, бабкиной еще, ширмой, а от мира- плотным солдатским одеялом на окне. После этого, он разводил заготовленные заранее порошки ,превращая их в проявитель и закрепитель ,и приступал к священнодействию фотопечати. При этом он, забывшись, иногда начинал напевать себе под нос разные строевые, и не очень, песни,чем доводил просыпающуюся жену до белого каления. Она, оторвав голову от подушки и постоянно косясь на спящую в своей кроватке Таис,начинала шипеть как кобра,что уже ночь на дворе и нормальные люди давно спят,а всякие придурки мало того,что жгут дорогое электричество,так при этом еще и орут в полный голос всякую похабщину. Где уж она услышала в песне про танки на поле похабщину, никто не знает,но Семен Наумович, проявляя доселе скрытые дипломатические способности ,тихим голосом просил прощения и всячески божился, что такого больше не повторится. Так происходило почти всякий раз, когда Библиотекарь, наснимав достаточное количество пленок, устраивал в квартире фотолабораторию.
Надо заметить, что мама Таис была родом из глухой деревушки,где-то в окрестностях Биробиджана, в которой электричество появилось только в середине семидесятых годов, а водопровода, вероятно , нет и поныне. И потому,даже прожив добрую половину жизни в развитом индустриальном городе, она никак не могла свыкнуться с мыслью, что как бы ни жгли в квартире свет,плата за него была фиксированная и не очень большая. А воду не нужно было таскать ведрами со двора и расходовать экономно. Одно время муж пытался вразумить её,но поняв со временем,что эта бережливость жены не бзик и не грань её склочного характера, а всосанная с молоком матери бережливость, смирился, и только подшучивал над этим.
Как-то ночью, маленькая Таис проснулась и увидела на потолке темное чудовище, которое металось от стены к стене и издавало какие-то мурлыкающие, непонятные звуки. Потолок, при этом, из обычного белого, превратился в кроваво-красное поле, а привычная лампа с бахромой стала вдруг свисающей вниз головой огромной летучей мышью. Таис решила, что пока она спала, на квартиру напало какое-то чудище,типа Змея Горыныча, которое съело папу и маму, а сейчас готовится съесть её саму. Почему это был не сам Змей, а кто-то похожий, так это потому, что у настоящего Змея Горыныча должно быть три головы, а у мечущегося по потолку квартиры монстра , Таис насчитала только одну. Из этого она сделала вывод,что это кто-то из родни Горыныча. А поняв это, Таис решила, что сам Змей Горыныч может быть где-то на подходе и нужно срочно что-то делать. Она громко заплакала, и, спрыгнув с кроватки, быстро-быстро залезла под неё в самый дальний угол. Из темноты к ней потянулись какие-то щупальца, которые стали её хватать и куда-то тащить , а потом ухватили за ногу и потянули из-под кровати. Она отбивалась изо всех сил,но в конце концов была извлечена наружу и в полутьме увидела, что это папка ,живой и здоровый милый папка, прижимает её к груди и шепчет тихие слова и еще она увидела, что чудовище на потолке пропало, хотя красный цвет и остался. Значит, не успело оно папку съесть, решила Таис, а я своим криком его испугала и спасла всех.
- Я-героя?-спросила она отца.
Он засмеялся и поцеловал её в макушку:
-Героя-героя.
После этого,Семен Наумович взял Таис к себе за ширму,где она с удивлением увидела, как после некоторых папиных манипуляций с листком картона,на нем начинали проступать разные картинки. Сначала она увидела маму, которая картинно повернув голову в сторону, сосредоточенно нюхала огромную розу на длинном стебле. Потом папиных сослуживцев, которые сидели за каким-то столом, уставленным едой и бутылками. Рты их были широко открыты, будто они что-то громко пели. Или разговаривали. Но особый восторг вызвала у неё фотография, на которой Таис узнала обезьянку и фокусника, которых они сегодня видели на центральном рынке, куда ходили покупать мясо и деревенскую сметану. Она все тыкала пальчиком в ванночку с фиксажем и пыталась узнать у отца, как эта абизянка стала такой маинькой , что уместилась на таком небольшом кусочке бумаги и почему она не двигается.
Семен Наумович улыбаясь, пообещал ей все рассказать утром, при условии, что она сейчас перестанет бояться и пойдет спать. А он, мол, еще немного поработает здесь и тоже ляжет.
Таис, тяжело вздохнув, приняла условия сделки и залезла под одеяло.
Когда отец опять скрылся за ширмой, Таис снова увидела чудище на потолке и опять, чуть было, не расплакалась от страха. Но вспомнив, что говорил отец, что никакого чудища не существует, а это просто тень от красного фонаря,она взяла себя в руки и, не смотря на то, что совершенно не поняла, что такое тень и как она попала на их потолок, медленно закрыла глазки и уснула.
В третьем классе, отец подарил ей свой старенький «Зенит 3м» и стал брать с собой.
Иногда зимой, они шли в городской парк, снимать белочку, кормившуюся с чьей-нибудь сердобольной руки, заснеженные ели и узкие тропинки, петляющие между ними. А летом, встав пораньше, Семен Наумович шел с дочерью на речку, чтобы успеть, как он говорил, снять отражающуюся в воде голубизну небес. Они садились на высоком берегу, ставили фотоаппараты на специальные невысокие штативы и снимали все подряд. Отец снимал небо и воду- очень любил ловить волну в движении. А Таис крутила объективом во все стороны и снимала то птиц, то жужжащих ранних пчел, а то и просто утыкалась аппаратом в траву и пыталась заниматься тем,что сегодня назвали бы микросъемкой. Конечно, с тем объективом, который у неё был, выходило не очень, но Библиотекарь одобрительно усмехался, так как был доволен интересом дочери к своему любимому делу.
А потом, в выходные, они, уже вдвоем, отгораживались от всех старой ширмой и колдовали за ней, как два, ошалевших от счастья, кудесника.
Когда в школе , учитель биологии, Юлий Петрович Жогов, открыл фотокружок, Таис была первой-и долгое время единственной- записавшейся.
Сначала кружок располагался в классной комнате кабинета биологии. Там, среди различных стеллажей, на которых стояли баночки с заспиртованными лягушками и личинками, гербарии и другой методический материал, Жогов как-то умудрился поместить два небольших стола, на которые ставился старинный фотоувеличитель «Украина», а рядом с ним располагались ванночки с реактивами. Удобство кабинета составляло наличие раковины с краном. Реактивы разводились тут же, а готовые фотографии бросались после фиксажа в большую пластмассовую ванну, стоявшую в цинковой раковине. И все время была приоткрыта вода. Получалось, что омываемые фотографии все время находились в проточной воде, а значит ,хорошо отмывались от закрепителя.
Таис, от матери усвоившая экономность, все время переживала по этому поводу. Ей казалось, что через их кран протекает за вечер целая река. Учитель только посмеивался над этим, и продолжал держать кран открытым. Как-то раз, когда Таис находилась в лаборатории одна, она наполнила ванночку один раз и воду не меняла до самого конца, когда уже нужно было идти домой. К концу вечера, фиксажа в ванночке оказалось больше, чем воды и получившиеся фотографии приобрели зеленоватый оттенок и их пришлось просто выкинуть, и заново отпечатать почти все пленки.
Увидев эти снимки, Жогов усмехнулся и потрепал Таис по щечке:
-Воду экономила?
Таис глядя в сторону, неопределенно покивала головой.
- В Сибири воды много. И она дешевая,-продолжал учитель.- А вот фотобумага дорогая. Серебро…
После этого, Таис усмирила свои позывы к экономии, и вода стала течь из крана постоянно.
Через некоторое время, когда в кружок пришло еще несколько учеников, директор школы выделила им небольшое помещение в подвале, рядом с пионерской комнатой. Раньше здесь помещался штаб гражданской обороны,а в последнее время, комнатка служила складом всякого ненужного уже школьного имущества. Сюда стаскивали старые флаги, прохудившиеся портреты вождей, садовый инвентарь и прочую мелочь. А еще тут была сложена собранная пионерами макулатура. Это была постоянная головная боль директрисы, так как весь этот хлам служил пристанищем бродячих кошек со всей округи, а пожарная инспекция, время от времени проводившая проверку школ в городе, раз за разом грозилась закрыть школу из-за « нарушения правил складирования легко воспламеняющихся материалов». На резонные возражения директрисы, что это просто старые плакаты и порванные пионерские барабаны, пожарники только руками разводили и требовали исправить положение.
Так что, фотокружок Жогова был очень даже кстати.
Ребята несколько выходных потратили на то, чтобы вытащить и выбросить весь ненужный хлам, а после оборудовать и придать комнате вид настоящей фотолаборатории. Потом появились деньги на покупку оборудования, и они все, включая даже отца Таис, привлеченного в качестве признанного фотомастера, ходили по специальным магазинам и приобретали доступную фототехнику. Были куплены новый фотоувеличитель, один фотоаппарат «Зенит» и две «Смены», два фото фонаря, универсальные смеси проявителя и фиксажа, одно реле времени, чтобы при печати не считать по старинке, вслух, а использовать специальный прибор, для отсчета.
Так же им был выделен школой старый ,но рабочий холодильник «Бирюса», в котором стали хранится пленки и фотобумага.
Но особую гордость у Таис и всех кружковцев вызывала табличка на двери: «Фотолаборатория». И пониже вторая, поменьше: «Без разрешения не входить».
Вот это вот «Без разрешения не входить», наполняла всех посещающих кружок, в глазах сверстников, какой-то таинственностью и отстраненностью. Было даже несколько ребят, которые, совершенно не понимая ничего в фотографии и не интересуясь ей, записывались в кружок только для того, чтобы быть сопричастными к тайне. Но они быстро исчезали. Как только понимали,что никакой такой особой важности в «Не входить» нет, а есть только одна осторожность, чтобы вошедший без разрешения не засветил разложенную фотобумагу или пленки. Но, сказать таким, чтобы не приходили, не мог никто, да и не хотел, то поэтому к появлению новых людей относились с радостью, а к исчезновению- с пониманием.
Семен Наумович радовался увлечению дочери и особо не ворчал, если она занималась фотографией даже в ущерб занятиям. Но мать Таис, Белла Моисеевна, была другого мнения, и часто устраивал дочери выволочку, если та опять возвращалась из школы поздно, с невыученными уроками и голодная. А придя домой, не поев и не сев за уроки, начинала с отцом рассматривать и обсуждать новые фотографии.
Белла Моисеевна начинала потихоньку раздражаться, что дочь обсуждает все с отцом, а её, матери, как будто и нет вообще. Она и так никогда не понимала увлечения мужа, но как-то еще мирилась с этим. Но когда и дочь стала погружаться в «болото фотографии» и переставала интересоваться чем либо другим, в том числе учебой, Беллу Моисеевну это стало не на шутку задевать.
В доме начались скандалы, в которых доставалось и Таис и, стоявшему на её стороне, Библиотекарю.
Мать кричала,что она не потерпит двоечницы дочери, а всю эту муру фотографическую, она вот-вот просто выкинет из дома. На все доводы мужа и дочери, что учеба не особо-то и страдает мать отвечала, что она совсем не хочет, в конце года получить дочь второгодницу и что вообще нужно проверить, где это она пропадает целыми вечерами, и чем они там ,закрывшись в своей лаборатории, на самом деле занимаются.
Отец на это просто махал руками и пытался её урезонить, что это уже настоящая ерунда и что Таис ходит в лучшую школу города, и что она вообще еще ребенок, и что дети в кружке находятся под присмотром взрослого преподавателя, и пр.
Но мать почему-то зациклилась на этой теме, и Библиотекарю пришлось, в угоду ей, пойти как-то раз в школу и поговорить с Жоговым. Попросить того не так часто собирать детей на разные фото экскурсии и пореже проводить занятия в фотокружке.
На вопрос Жогова, чем, собственно, вызвана такая просьба, Семен Наумович честно ответил, что мама Таис немного беспокоится, что дочь стала меньше уделять внимания учебе и подолгу находится «неизвестно с кем» за закрытыми дверями.
- Ну, мать, сами понимаете…- виновато развел руками Библиотекарь.
На это, учитель биологии весело рассмеялся и, прижав руки к груди , твердо уверил стоящего перед ним родителя, что ничего такого нет и быть не может в его кружке, и что они еще только дети, и что если бы он что-то такое заметил, то немедленно пресек бы и конечно же, принял меры и сообщил бы.
- Но я-то всегда с ними,-успокаивал Жогов.- И потом- мы ведь делом занимаемся. Вы же сами видите фотографии. Таис вам показывает?
Библиотекарь утвердительно кивнул.
- Ну вот, видите!- воскликнул учитель.- Так что успокойтесь и супругу успокойте. А на счет учебы…
Он немного задумался:
-Вы не волнуйтесь. У Таис с оценками все будет хорошо. Это я вам обещаю.
После этого они пожали друг другу руки и расстались весьма довольные разговором и собой.
Руки у Жогова были пухлые и мягкие. Женственные, какие-то, руки.
Их-то он и положил, как-то раз, на упругую девичью попку Таис, когда она, склонившись над ванночкой с проявителем, сосредоточенно рассматривала проявляющееся изображение...