КТО ЗАБЕРЕТ РЕСУРС ПРОТЕСТА?
https://youtu.be/CMI6_srTO24
Немного теории
Увы, не коротко, но максимально доступно, простыми словами.
Сегодня, когда массовый протест снова вернулся на улицы (а нынешняя пауза - это именно пауза, запал протеста тлеет и ещё далеко не иссяк. Слова и мысли всегда имеют материальное воплощение, поэтому повторение протестов в той или иной форме неизбежно, причем достаточно скоро). Так вот, с учетом того, что протест снова становится частью повседневной жизни, стоит обозначить ряд закономерностей, присущих этому явлению и процессу.
Любой протест - это всегда явление стихийное. Им можно управлять, но принудительно вызвать его «из ничего» - нет. Для него, как и для любого динамического процесса, должны созреть условия. А потому протест в своей первой фазе - это всегда стихия, а значит, с сугубо организационной точки зрения это всегда сетевая структура.
Сетевая структура - самый простой способ организации. По сути, она представляет из себя ячейки - либо отдельных людей, либо небольшие микрокластеры из нескольких человек, взаимодействие между которыми осуществляется такой штукой, как мотивация. Мотивация - это энергия связи между ячейками сети. Неважно, о чем идет речь: о субботнике по уборке двора или о массовом протесте, мотивация является ключевым параметром процесса. У сетевой структуры есть два ресурса: численность и мотивация. Это не просто набор отдельных параметров, это взаимодополняемые и взаимодействующие между собой величины. Численность влияет на мотивацию (чем больше людей выходит на улицу, тем выше стимул для остальных), но и мотив влияет на численность (события на Манежной площади были мотивированы давно зревшей проблемой, которая «прорвалась» одним-единственным поводом, буквально выбросившим на площадь порядка десяти, а возможно, и больше, тысяч человек).
Для целей управления сетевым процессом взаимодополняемость ресурсов является важным фактором: меняя один параметр, можно увеличивать значение другого.
(Кстати, мотивацию могут называть по-разному. К примеру, для масштабных процессов ее иногда заменяют на «пассионарность» - термин, введенный Гумилевым. По сути, это та же самая мотивация, которую Гумилев рассматривал в качестве целой системы дополняющих друг друга факторов. Однако в простых случаях более логично говорить все-таки о мотивации, тем более, что это помогает не «множить сущности»)
Обратная ситуация в системе «численность-мотивация», конечно, тоже имеет место. Снижение численности ведет к падению мотивации, снижение мотивации точно так же влияет и на численность. Сетевая структура деградирует и «схлопывается».
В этом смысле призыв Волкова выйти и посветить фонариком братьям по разуму объективно «схлопывает» протест: неясный мотив этого действия неизбежно приведет к существенному падению численности вышедших по его призыву. Тут и гадать нечего.
Теперь об управлении сетевой структурой. Оно может быть только внешним. Сама по себе сеть способна на постановку и решение самых простых задач. Как инфузория-туфелька обладает одной-единственной программой - есть и размножаться.
Любая организованная и направленная деятельность может осуществляться сетью только в рамках того мотива, который и вызвал ее существование. Грубо говоря, протест «против Путина» (а это тот мотив, который сегодня разделяют все вышедшие на улицу. «За Навального» мотив тоже присутствует, но он не разделяется всеми протестующими) позволяет людям выходить исключительно с одной-единственной повесткой, причем осознание того факта, что заявленная протестом цель недостижима в краткосрочной перспективе, само по себе демотивирует людей, с течением времени существенно снижая мотивацию и, соответственно, численность протеста.
Мотивацию можно повысить, внеся в сетевую структуру дополнительный ресурс - либо подпитать протест новыми участниками, либо добавив мотивацию. Украинский Майдан, который было затух, был «подогрет» дополнительным мотивом после «зверского избиения» студентов плюс к протестующим был подброшен извне радикальный ресурс в виде пресловутого «Правого сектора», обладающего своей собственной мотивацией, которую ПС с успехом индуцировал в аморфную и бессодержательную сетевую структуру Майдана. Затухающий каирский Тахрир поднялся снова, как только стало известно об отставке Мубарака. Появился дополнительный мотив - резко выросла численность.
Но подобное управление носит всегда (здесь нужно подчеркнуть - всегда) внешний по отношению к сети характер, а значит, протест с этого момента начинает выполнять задачи, которые ставят ему внешние игроки.
Это ни плохо, ни хорошо. Это данность, которая исходит от самой сути сетевой структуры. По большому счету, любой, кто сумеет мотивировать сеть сильнее других, кто сумеет «вбросить» в сетевую структуру более структурный «зародыш», тот и получит управление сетью. На Украине перехват Майдана произошел на безальтернативной основе - люди, организовавшие и «зверское избиение», и доставившие на Майдан радикалов, и расстрелявшие в конечном итоге пресловутую «Небесную сотню», действовали буквально в вакууме: никто и не пытался конкурировать с ними за протестную сетевую структуру Майдана. А вот в 1917 году большевики перехватывали всеобщее неприятие и протест против Временного правительства в крайне жесткой конкуренции с несколькими ведущими силами, причем находились большевики не в самой выгодной позиции: эсеры выглядели гораздо более структурными, чем большевики. Большевикам удалось переиграть конкурентов полным отказом от всех правил и насаждением своей повестки буквально силовым путем. Но в любом случае целью был перехват того мощного ресурса, который представлял из себя масштабный протест против Временного правительства. Большевики оказались умнее и проворнее. И победили.
Парадокс сегодняшнего положения вещей в России заключается в том, что за сетевую структуру протеста вообще никто не ведет никакой борьбы. Включая и Фонд Навального. Либо это специфика исторического момента, либо речь идет о какой-то «родовой травме» современной российской «оппозиции». В итоге протест предоставлен фактически сам себе. Фонд Навального вбрасывает какие-то поводы, которые срабатывают просто за неимением вообще чего бы то ни было. Но это не управление. Это даже не симуляция управления. Это какие-то судороги.
При такой постановке дел нынешний протест без внешнего толчка просуществует недолго. Мотивация и численность начнут снижаться, взаимно усиливая падающий тренд друг друга, на чем очередной протестный раунд завершится. До следующего. И все повторится снова.
Возможно ли, чтобы протест вышел на режим постановки задач самому себе и перестал зависеть от внешнего источника управления? Да. Возможно. Но для этого сетевая структура должна трансформироваться в сетецентрическую. Ключевое отличие сетецентрической структуры от сетевой заключается в формировании нескольких уровней принятия решений. Сетецентрическая структура более уязвима для противодействия со стороны режима, но не настолько, чтобы режим сумел разгромить ее. Особенности строения сетецентрической структуры не позволяют иерархическому по своему характеру режиму взять ее под полный или даже частичный контроль.
По сути, любая оппозиционная сила на данном этапе способна при определенных усилиях и затратах своего внутреннего ресурса трансформировать существующий массовый протест, пока еще обладающий достаточно высокой степенью мотивации (хотя такое положение вещей продлится недолго - от силы месяц-полтора). Оппозиция может предложить себя в качестве «штабной» структуры, отвечающей за стратегию действий и сформировать из протестующих уровень принятия тактических решений. Но для этого оппозиция должна предложить протесту образ будущего и проект движения к нему - по сути, это уже упомянутая дополнительная мотивация. Создание дополнительного ресурса, идуцированного извне сетевой структуры. Этот ресурс и станет «топливом» для трансформации сети в сетецентрический вид.
Однако нужно понимать, что оппозиционная сила, трансформировавшая сеть в сетецентрическую структуру, сама станет ее частью. Она перестанет быть тем, кем была ранее. Сеть и оппозиция станут единым целым, потеряв что-то из предыдущего, но и приобретя что-то новое. В практическом плане это может привести к тому, что часть лидеров оппозиционной структуры попросту «не впишутся» в новый социальный субъект, и будут им отторгнуты. Революция, как известно, первыми пожирает своих собственных детей, и с этим ничего поделать нельзя.
Сетецентрическая структура ко всему прочему обладает довольно любопытной особенностью. Есть математические модели и расчеты, которые показывают, что управление сетецентрической структурой при условии, что ее управленцы имеют невысокие профессиональные навыки управления, все равно эффективнее иерархической структуры, в которой управление осуществляется такими же не слишком качественными управленцами. Чем ниже уровень управленцев, тем сетецентрическая структура оказывается более эффективной по сравнению с иерархией. Возможно, это выглядит парадоксом, но эта особенность сегодня крайне значима, так как у оппозиции по определению нет хороших и качественных управленцев, но и у режима они тоже весьма посредственны в силу общей деградации путинского государства.
Разрыв в качестве управления сокращается, когда качество управления повышается, но все равно на «короткой дистанции» и для решения конкретных задач (а перехват власти - это вполне конкретная задача) сетецентрические структуры более эффективны, а значит, их шансы в борьбе с иерархическим режимом повышаются.
Так или иначе, но сегодня возникла весьма интересная ситуация, которая теоретически позволяет оппозиции выйти на качественно иной уровень противостояния с властью. Если, конечно, она на самом деле оппозиция и имеет своей целью приход к власти. Есть мощный ресурс в виде сетевого протеста. У этого ресурса пока достаточно сильна мотивация для продолжения протестных акций. И что самое главное - этот ресурс сегодня «бесхозный». Как говорил Ленин, «власть буквально валяется под ногами». Сегодня, конечно, под ногами валяется еще не власть, но вот ресурс, которым никто не может или не хочет воспользоваться - он есть. Но положение это продлится, повторюсь, недолго. На мой взгляд, речь идет о месяце-полутора. После чего будет спад. И потребуется какой-то новый повод, чтобы поднять мотивацию и вывести людей снова и снова на улицу.
https://el-murid.livejournal.com/4668284.html
Переход
Режим Путина, находящийся в стадии трансформации, причем трансформации проектной, начало которой было положено в январе прошлого года, может выйти из неё только в два положения: либо у него не хватит ресурса для ее завершения (и тогда произойдет неизбежное и во многом незапланированное крушение «на марше»), либо трансформация пройдет более-менее успешно. Во всяком случае, на выходе будет получено относительно стабильное (либо мета-стабильное) состояние, позволяющее режиму просуществовать еще какое-то время.
Нет смысла уточнять, что в процессе перехода режим, как и любая система, крайне уязвим. Кроме того, в ходе трансформации всегда возникают неучтенные факторы, каждый из которых представляет угрозу всему процессу и ставят под сомнение достижимость результата. Ресурсный дефицит - характерный признак переходного состояния. Ресурса (сколь бы его ни было) всегда недостаточно. Поэтому ключевым параметром перехода всегда является темп, скорость процесса. Понятно, за счет качества. Чем выше ресурсный дефицит, тем выше отклонения от исходного проекта и тем дальше достигнутое конечное состояние от запланированных параметров.
Возможен вариант, что система, выйдя на относительно стабильное плато, подойдет к нему с таким количеством новых противоречий, не устраненных (или возникших) в процессе перехода, что период нахождения на этом плато вынужденно будет слишком коротким, и буквально немедленно возникнет необходимость в новой трансформации с попыткой выйти в какое-то более устойчивое положение.
Это в теории. На практике путинский режим подошел вплотную к последней, финальной стадии своего существования в любом качестве. Эта трансформация (говоря строго, пока это лишь её попытка) будет последней в силу целого ряда причин.
Первая и совершенно очевидная причина - возраст фюрера. Персоналистская диктатура всегда упирается в конечность жизни диктатора. При этом чем более жесткая структура диктатуры, тем сильнее вся система власти критически зависима от личности первого лица. Он удерживает власть путем создания сложных, зачастую совершенно неразрешимых противоречий в своем окружении, а потому его смерть автоматически становится точкой отсчета ожесточенных элитных войн, в которых нет ни правил, ни компромиссов. Правящая страта, переусложненная при диктатуре, объективно тяготеет к упрощению, а значит - к истреблению части элиты. Физическому или политическому - тут всё зависит, скорее, от культурных особенностей, чем от соображений гуманизма. Для России физическое истребление политических противников - норма, а потому ожесточенность схватки гарантирована.
В нашем случае возраст Путина и совершенно неясная ситуация с его здоровьем гарантируют: еще одной трансформации не будет. Он банально до нее не доживет. А если и доживет, то в силу возраста не сможет управлять процессом, что фактически и означает «последний раз».
Вторая причина невозможности следующей итерации - ресурсная. Любая революция (а трансформация режима - это та же революция, только не социальная, а аппаратная, структурная) всегда ставит вопрос «за чей счет». В этот раз ответ известен - за счет населения. Предыдущие трансформации (речь идет о двух) проводились вначале за счет дармовых сверхдоходов от экспорта сырья, следующая - за счет накопленных резервов. В этот раз беспощадное ограбление населения дает Путину тот ресурс, которым он и осуществляет нынешний переход. Для следующей трансформации ему придется грабить уже номенклатуру (что теоретически возможно - в конце концов, римские императоры периодически пускали кровь римской знати системой проскрипций. Здесь важен силовой ресурс диктатора и только). Однако грабеж номенклатуры неизбежно разрушит существующие балансы, которые и являются единственным источником устойчивости режима. В этом сценарии обрушение произойдет даже до запуска новой революции.
И, наконец, третья объективная причина невозможности четвертой попытки заключается в том, что сегодня выстраивается режим террористической диктатуры взамен ныне существующей диктатуры персоналистской. Если персоналистская диктатура балансирует на легитимности фюрера и насилии, то террористическая диктатура - только на насилии.
Нынешняя трансформация и связана с тем, что легитимность Путина становится величиной, исчезающе малой. У персоналистской диктатуры сломалась одна из двух базовых опор, а на них заточена вся структура власти и все механизмы. Переход к прямому террору позволяет перераспределить сокращающийся ресурс из области обеспечения легитимности в область террора - в этом и заключается, в общем-то, смысл всей сегодняшней трансформации системы. Боливар путинского режима не может нести сразу двоих - легитимность и насилие. Нужно сбрасывать кого-то одного.
Здесь и кроется ответ, почему следующего этапа не будет. Когда «сломается» и террор, заменить его будет уже нечем. У новой системы не будет механизма, инструмента ее устойчивости. Собственно, поэтому любая террористическая диктатура - это всегда последняя фаза любого режима, который рискнул использовать ее для продления своего существования.
При этом нужно понимать, что террор в ресурсном отношении - это война. Война ожесточенная и чудовищно затратная. Война с народом, понятно. Уже поэтому террористические диктатуры существуют недолго. Они сжирают сами себя. А в нашем конкретном случае мы входим в нее совершенно не от хорошей жизни - как раз по причине хронического и все время возрастающего ресурсного дефицита.
И последнее. Сравнения России с другими террористическими и криминальными диктатурами, которые удерживаются у власти достаточно продолжительное время (вроде той же Венесуэлы) не просто некорректны, но и неверны по сути. Россия - слишком сложный и очень неравномерно развитый социальный субъект. Причем еще и с колоссальной географической протяженностью. Эти факторы создают дополнительные точки нестабильности, которых нет у всех без исключениях «коллег по цеху». Одно это создает для той системы, которую сейчас пытается выстроить Путин, весьма проблемные противоречия, снижающие качество самого процесса трансформации, а также сокращающие время существования прямого террористического управления.
Откровенно говоря, я скептически относился к вероятности перехода именно к террористической диктатуре. Именно потому, что за ней всегда зияющая пустота, причем крах такой системы управления для правящей элиты заканчивается в лучшем случае работой таксистами и проститутками в каком-нибудь Париже, но еще более вероятно - буквально физическим истреблением в ходе обрушения. Я предполагал, что какая-то зачаточная разумная и мыслительная деятельность вкупе с инстинктом самосохранения у этих людей все-таки есть. Но я ошибся. По всей видимости, из всех не слишком хороших и даже откровенно плохих сценариев нынешняя власть мастерски выбрала самый наихудший для себя. Талантливые люди (даже в отрицательном смысле) талантливы во всем.
Сверхсмертность
https://zol-dol.livejournal.com/1228601.html
Немного теории
Увы, не коротко, но максимально доступно, простыми словами.
Сегодня, когда массовый протест снова вернулся на улицы (а нынешняя пауза - это именно пауза, запал протеста тлеет и ещё далеко не иссяк. Слова и мысли всегда имеют материальное воплощение, поэтому повторение протестов в той или иной форме неизбежно, причем достаточно скоро). Так вот, с учетом того, что протест снова становится частью повседневной жизни, стоит обозначить ряд закономерностей, присущих этому явлению и процессу.
Любой протест - это всегда явление стихийное. Им можно управлять, но принудительно вызвать его «из ничего» - нет. Для него, как и для любого динамического процесса, должны созреть условия. А потому протест в своей первой фазе - это всегда стихия, а значит, с сугубо организационной точки зрения это всегда сетевая структура.
Сетевая структура - самый простой способ организации. По сути, она представляет из себя ячейки - либо отдельных людей, либо небольшие микрокластеры из нескольких человек, взаимодействие между которыми осуществляется такой штукой, как мотивация. Мотивация - это энергия связи между ячейками сети. Неважно, о чем идет речь: о субботнике по уборке двора или о массовом протесте, мотивация является ключевым параметром процесса. У сетевой структуры есть два ресурса: численность и мотивация. Это не просто набор отдельных параметров, это взаимодополняемые и взаимодействующие между собой величины. Численность влияет на мотивацию (чем больше людей выходит на улицу, тем выше стимул для остальных), но и мотив влияет на численность (события на Манежной площади были мотивированы давно зревшей проблемой, которая «прорвалась» одним-единственным поводом, буквально выбросившим на площадь порядка десяти, а возможно, и больше, тысяч человек).
Для целей управления сетевым процессом взаимодополняемость ресурсов является важным фактором: меняя один параметр, можно увеличивать значение другого.
(Кстати, мотивацию могут называть по-разному. К примеру, для масштабных процессов ее иногда заменяют на «пассионарность» - термин, введенный Гумилевым. По сути, это та же самая мотивация, которую Гумилев рассматривал в качестве целой системы дополняющих друг друга факторов. Однако в простых случаях более логично говорить все-таки о мотивации, тем более, что это помогает не «множить сущности»)
Обратная ситуация в системе «численность-мотивация», конечно, тоже имеет место. Снижение численности ведет к падению мотивации, снижение мотивации точно так же влияет и на численность. Сетевая структура деградирует и «схлопывается».
В этом смысле призыв Волкова выйти и посветить фонариком братьям по разуму объективно «схлопывает» протест: неясный мотив этого действия неизбежно приведет к существенному падению численности вышедших по его призыву. Тут и гадать нечего.
Теперь об управлении сетевой структурой. Оно может быть только внешним. Сама по себе сеть способна на постановку и решение самых простых задач. Как инфузория-туфелька обладает одной-единственной программой - есть и размножаться.
Любая организованная и направленная деятельность может осуществляться сетью только в рамках того мотива, который и вызвал ее существование. Грубо говоря, протест «против Путина» (а это тот мотив, который сегодня разделяют все вышедшие на улицу. «За Навального» мотив тоже присутствует, но он не разделяется всеми протестующими) позволяет людям выходить исключительно с одной-единственной повесткой, причем осознание того факта, что заявленная протестом цель недостижима в краткосрочной перспективе, само по себе демотивирует людей, с течением времени существенно снижая мотивацию и, соответственно, численность протеста.
Мотивацию можно повысить, внеся в сетевую структуру дополнительный ресурс - либо подпитать протест новыми участниками, либо добавив мотивацию. Украинский Майдан, который было затух, был «подогрет» дополнительным мотивом после «зверского избиения» студентов плюс к протестующим был подброшен извне радикальный ресурс в виде пресловутого «Правого сектора», обладающего своей собственной мотивацией, которую ПС с успехом индуцировал в аморфную и бессодержательную сетевую структуру Майдана. Затухающий каирский Тахрир поднялся снова, как только стало известно об отставке Мубарака. Появился дополнительный мотив - резко выросла численность.
Но подобное управление носит всегда (здесь нужно подчеркнуть - всегда) внешний по отношению к сети характер, а значит, протест с этого момента начинает выполнять задачи, которые ставят ему внешние игроки.
Это ни плохо, ни хорошо. Это данность, которая исходит от самой сути сетевой структуры. По большому счету, любой, кто сумеет мотивировать сеть сильнее других, кто сумеет «вбросить» в сетевую структуру более структурный «зародыш», тот и получит управление сетью. На Украине перехват Майдана произошел на безальтернативной основе - люди, организовавшие и «зверское избиение», и доставившие на Майдан радикалов, и расстрелявшие в конечном итоге пресловутую «Небесную сотню», действовали буквально в вакууме: никто и не пытался конкурировать с ними за протестную сетевую структуру Майдана. А вот в 1917 году большевики перехватывали всеобщее неприятие и протест против Временного правительства в крайне жесткой конкуренции с несколькими ведущими силами, причем находились большевики не в самой выгодной позиции: эсеры выглядели гораздо более структурными, чем большевики. Большевикам удалось переиграть конкурентов полным отказом от всех правил и насаждением своей повестки буквально силовым путем. Но в любом случае целью был перехват того мощного ресурса, который представлял из себя масштабный протест против Временного правительства. Большевики оказались умнее и проворнее. И победили.
Парадокс сегодняшнего положения вещей в России заключается в том, что за сетевую структуру протеста вообще никто не ведет никакой борьбы. Включая и Фонд Навального. Либо это специфика исторического момента, либо речь идет о какой-то «родовой травме» современной российской «оппозиции». В итоге протест предоставлен фактически сам себе. Фонд Навального вбрасывает какие-то поводы, которые срабатывают просто за неимением вообще чего бы то ни было. Но это не управление. Это даже не симуляция управления. Это какие-то судороги.
При такой постановке дел нынешний протест без внешнего толчка просуществует недолго. Мотивация и численность начнут снижаться, взаимно усиливая падающий тренд друг друга, на чем очередной протестный раунд завершится. До следующего. И все повторится снова.
Возможно ли, чтобы протест вышел на режим постановки задач самому себе и перестал зависеть от внешнего источника управления? Да. Возможно. Но для этого сетевая структура должна трансформироваться в сетецентрическую. Ключевое отличие сетецентрической структуры от сетевой заключается в формировании нескольких уровней принятия решений. Сетецентрическая структура более уязвима для противодействия со стороны режима, но не настолько, чтобы режим сумел разгромить ее. Особенности строения сетецентрической структуры не позволяют иерархическому по своему характеру режиму взять ее под полный или даже частичный контроль.
По сути, любая оппозиционная сила на данном этапе способна при определенных усилиях и затратах своего внутреннего ресурса трансформировать существующий массовый протест, пока еще обладающий достаточно высокой степенью мотивации (хотя такое положение вещей продлится недолго - от силы месяц-полтора). Оппозиция может предложить себя в качестве «штабной» структуры, отвечающей за стратегию действий и сформировать из протестующих уровень принятия тактических решений. Но для этого оппозиция должна предложить протесту образ будущего и проект движения к нему - по сути, это уже упомянутая дополнительная мотивация. Создание дополнительного ресурса, идуцированного извне сетевой структуры. Этот ресурс и станет «топливом» для трансформации сети в сетецентрический вид.
Однако нужно понимать, что оппозиционная сила, трансформировавшая сеть в сетецентрическую структуру, сама станет ее частью. Она перестанет быть тем, кем была ранее. Сеть и оппозиция станут единым целым, потеряв что-то из предыдущего, но и приобретя что-то новое. В практическом плане это может привести к тому, что часть лидеров оппозиционной структуры попросту «не впишутся» в новый социальный субъект, и будут им отторгнуты. Революция, как известно, первыми пожирает своих собственных детей, и с этим ничего поделать нельзя.
Сетецентрическая структура ко всему прочему обладает довольно любопытной особенностью. Есть математические модели и расчеты, которые показывают, что управление сетецентрической структурой при условии, что ее управленцы имеют невысокие профессиональные навыки управления, все равно эффективнее иерархической структуры, в которой управление осуществляется такими же не слишком качественными управленцами. Чем ниже уровень управленцев, тем сетецентрическая структура оказывается более эффективной по сравнению с иерархией. Возможно, это выглядит парадоксом, но эта особенность сегодня крайне значима, так как у оппозиции по определению нет хороших и качественных управленцев, но и у режима они тоже весьма посредственны в силу общей деградации путинского государства.
Разрыв в качестве управления сокращается, когда качество управления повышается, но все равно на «короткой дистанции» и для решения конкретных задач (а перехват власти - это вполне конкретная задача) сетецентрические структуры более эффективны, а значит, их шансы в борьбе с иерархическим режимом повышаются.
Так или иначе, но сегодня возникла весьма интересная ситуация, которая теоретически позволяет оппозиции выйти на качественно иной уровень противостояния с властью. Если, конечно, она на самом деле оппозиция и имеет своей целью приход к власти. Есть мощный ресурс в виде сетевого протеста. У этого ресурса пока достаточно сильна мотивация для продолжения протестных акций. И что самое главное - этот ресурс сегодня «бесхозный». Как говорил Ленин, «власть буквально валяется под ногами». Сегодня, конечно, под ногами валяется еще не власть, но вот ресурс, которым никто не может или не хочет воспользоваться - он есть. Но положение это продлится, повторюсь, недолго. На мой взгляд, речь идет о месяце-полутора. После чего будет спад. И потребуется какой-то новый повод, чтобы поднять мотивацию и вывести людей снова и снова на улицу.
https://el-murid.livejournal.com/4668284.html
Переход
Режим Путина, находящийся в стадии трансформации, причем трансформации проектной, начало которой было положено в январе прошлого года, может выйти из неё только в два положения: либо у него не хватит ресурса для ее завершения (и тогда произойдет неизбежное и во многом незапланированное крушение «на марше»), либо трансформация пройдет более-менее успешно. Во всяком случае, на выходе будет получено относительно стабильное (либо мета-стабильное) состояние, позволяющее режиму просуществовать еще какое-то время.
Нет смысла уточнять, что в процессе перехода режим, как и любая система, крайне уязвим. Кроме того, в ходе трансформации всегда возникают неучтенные факторы, каждый из которых представляет угрозу всему процессу и ставят под сомнение достижимость результата. Ресурсный дефицит - характерный признак переходного состояния. Ресурса (сколь бы его ни было) всегда недостаточно. Поэтому ключевым параметром перехода всегда является темп, скорость процесса. Понятно, за счет качества. Чем выше ресурсный дефицит, тем выше отклонения от исходного проекта и тем дальше достигнутое конечное состояние от запланированных параметров.
Возможен вариант, что система, выйдя на относительно стабильное плато, подойдет к нему с таким количеством новых противоречий, не устраненных (или возникших) в процессе перехода, что период нахождения на этом плато вынужденно будет слишком коротким, и буквально немедленно возникнет необходимость в новой трансформации с попыткой выйти в какое-то более устойчивое положение.
Это в теории. На практике путинский режим подошел вплотную к последней, финальной стадии своего существования в любом качестве. Эта трансформация (говоря строго, пока это лишь её попытка) будет последней в силу целого ряда причин.
Первая и совершенно очевидная причина - возраст фюрера. Персоналистская диктатура всегда упирается в конечность жизни диктатора. При этом чем более жесткая структура диктатуры, тем сильнее вся система власти критически зависима от личности первого лица. Он удерживает власть путем создания сложных, зачастую совершенно неразрешимых противоречий в своем окружении, а потому его смерть автоматически становится точкой отсчета ожесточенных элитных войн, в которых нет ни правил, ни компромиссов. Правящая страта, переусложненная при диктатуре, объективно тяготеет к упрощению, а значит - к истреблению части элиты. Физическому или политическому - тут всё зависит, скорее, от культурных особенностей, чем от соображений гуманизма. Для России физическое истребление политических противников - норма, а потому ожесточенность схватки гарантирована.
В нашем случае возраст Путина и совершенно неясная ситуация с его здоровьем гарантируют: еще одной трансформации не будет. Он банально до нее не доживет. А если и доживет, то в силу возраста не сможет управлять процессом, что фактически и означает «последний раз».
Вторая причина невозможности следующей итерации - ресурсная. Любая революция (а трансформация режима - это та же революция, только не социальная, а аппаратная, структурная) всегда ставит вопрос «за чей счет». В этот раз ответ известен - за счет населения. Предыдущие трансформации (речь идет о двух) проводились вначале за счет дармовых сверхдоходов от экспорта сырья, следующая - за счет накопленных резервов. В этот раз беспощадное ограбление населения дает Путину тот ресурс, которым он и осуществляет нынешний переход. Для следующей трансформации ему придется грабить уже номенклатуру (что теоретически возможно - в конце концов, римские императоры периодически пускали кровь римской знати системой проскрипций. Здесь важен силовой ресурс диктатора и только). Однако грабеж номенклатуры неизбежно разрушит существующие балансы, которые и являются единственным источником устойчивости режима. В этом сценарии обрушение произойдет даже до запуска новой революции.
И, наконец, третья объективная причина невозможности четвертой попытки заключается в том, что сегодня выстраивается режим террористической диктатуры взамен ныне существующей диктатуры персоналистской. Если персоналистская диктатура балансирует на легитимности фюрера и насилии, то террористическая диктатура - только на насилии.
Нынешняя трансформация и связана с тем, что легитимность Путина становится величиной, исчезающе малой. У персоналистской диктатуры сломалась одна из двух базовых опор, а на них заточена вся структура власти и все механизмы. Переход к прямому террору позволяет перераспределить сокращающийся ресурс из области обеспечения легитимности в область террора - в этом и заключается, в общем-то, смысл всей сегодняшней трансформации системы. Боливар путинского режима не может нести сразу двоих - легитимность и насилие. Нужно сбрасывать кого-то одного.
Здесь и кроется ответ, почему следующего этапа не будет. Когда «сломается» и террор, заменить его будет уже нечем. У новой системы не будет механизма, инструмента ее устойчивости. Собственно, поэтому любая террористическая диктатура - это всегда последняя фаза любого режима, который рискнул использовать ее для продления своего существования.
При этом нужно понимать, что террор в ресурсном отношении - это война. Война ожесточенная и чудовищно затратная. Война с народом, понятно. Уже поэтому террористические диктатуры существуют недолго. Они сжирают сами себя. А в нашем конкретном случае мы входим в нее совершенно не от хорошей жизни - как раз по причине хронического и все время возрастающего ресурсного дефицита.
И последнее. Сравнения России с другими террористическими и криминальными диктатурами, которые удерживаются у власти достаточно продолжительное время (вроде той же Венесуэлы) не просто некорректны, но и неверны по сути. Россия - слишком сложный и очень неравномерно развитый социальный субъект. Причем еще и с колоссальной географической протяженностью. Эти факторы создают дополнительные точки нестабильности, которых нет у всех без исключениях «коллег по цеху». Одно это создает для той системы, которую сейчас пытается выстроить Путин, весьма проблемные противоречия, снижающие качество самого процесса трансформации, а также сокращающие время существования прямого террористического управления.
Откровенно говоря, я скептически относился к вероятности перехода именно к террористической диктатуре. Именно потому, что за ней всегда зияющая пустота, причем крах такой системы управления для правящей элиты заканчивается в лучшем случае работой таксистами и проститутками в каком-нибудь Париже, но еще более вероятно - буквально физическим истреблением в ходе обрушения. Я предполагал, что какая-то зачаточная разумная и мыслительная деятельность вкупе с инстинктом самосохранения у этих людей все-таки есть. Но я ошибся. По всей видимости, из всех не слишком хороших и даже откровенно плохих сценариев нынешняя власть мастерски выбрала самый наихудший для себя. Талантливые люди (даже в отрицательном смысле) талантливы во всем.
Сверхсмертность
https://zol-dol.livejournal.com/1228601.html