РЕАЛЬНЫЙ НИКОЛАЙ ВТОРОЙ: ПАЛАЧ И ЕГО ЖЕРТВЫ

Feb 05, 2022 12:25


4 февраля 2022  16:53
Олег Назаров

ЧАСТЬ 2
( НАЧАЛО)

Массовые расстрелы начала ХХ века. К 110-летию кровавой бойни на Ленских приисках



Жертвы Ленского расстрела. Иван Шилов © ИА REGNUM


Совсем другим был настрой администрации «Лензото». Правление компании сообщило бастующим, что готово улучшить качество продуктов, медицинской помощи и освещение казарм, отклонив остальные требования рабочих как «чрезмерные и незаконные». О законности у администрации «Лензото» было свое представление. И все потому, что двери многих министерских кабинетов были для золотопромышленников открыты. Отказавшись повысить зарплату и пойти на другие уступки, они стали требовать от местных властей принятия к рабочим жестких мер. К 13 (26) марта «Лензото» подало мировому судье Хитуну 1199 исков с требованием выселить бастовавших рабочих из казарм. Выдавая стачечникам деньги и расчетные книжки, мировой судья должен был одновременно предъявлять им иски о выселении. Поскольку другого жилья, кроме казарм, на приисках не было, идти рассчитанным рабочим с семьями предстояло ранней весной в тайгу…

Избранный «эффективными менеджерами» способ решения трудового спора напугал иркутского губернатора Федора Бантыша: связанные с подавлением забастовки риски во многом ложились на него. Он писал в Департамент полиции:

«Я категорически утверждаю, что в забастовке прежде всего и более всего виновато само Лензото, поэтому скорейшее прекращение забастовки зависит исключительно от их доброй воли».

Губернатор, побывавший на приисках летом 1911 года и знавший о царивших там порядках, потребовал от компании продолжить выдачу продуктов бастовавшим и запретил выселять их из казарм.

И тогда в дело вмешался министр торговли и промышленности Тимашев. На документе Бантыша он вывел потрясающие цинизмом слова:

«Я не совсем одобряю эту меру, она только усилит упорство и притязательность рабочих. По прежним моим отношениям к Лензото я знаю, что там рабочие не только не бедствуют, но необычайно избалованы. Наблюдается прямо роскошь, их деморализующая».

В Иркутск срочно выехал представитель «Лензото» П. М. Саладилов. По сообщению прессы, он удостоился «ряда совещаний у местного губернатора». Неизвестно, какие аргументы привел столичный эмиссар, но ключ к Бантышу подобрал. Рапортуя министру внутренних дел Александру Макарову, губернатор рассыпался в комплиментах «Лензото». Он сообщил, что дал инструкцию заместителю начальника Иркутского губернского жандармского управления, ротмистру Николаю Трещенкову в случае нарушения мирного хода забастовки использовать все меры - «до воинской силы включительно». Переброска из Киренска в Бодайбо воинской команды во главе со штабс-капитаном Д. Н. Санжаренко свидетельствовала о том, что это были не просто слова.

Миссия инженера Тульчинского

К середине марта на приисках бастовало уже более шести тысяч рабочих. Чиновником, пытавшимся найти компромисс между трудом и капиталом, был окружной инженер Витимского горного округа Тульчинский. Прибыв на прииски, он предложил выборным от рабочих прийти в его канцелярию на Успенском прииске. 24 марта (6 апреля) к нему явились более полусотни рабочих, в том числе несколько женщин. В течение семи часов они жаловались чиновнику, призванному следить за исполнением закона, на тяготы жизни и произвол работодателей. С отдельной жалобой обратились к Тульчинскому жены рабочих. Поскольку жен и детей рабочие имели право привозить с собой лишь с согласия управления приисков, то за это компания требовала согласия рабочих на то, чтобы по первому требованию администрации их жены и дети выходили на работы - тяжелые и низкооплачиваемые. На них могли выгнать всех женщин, включая больных и беременных. Женщины писали:

«2. Работать приходится более 12 часов, а также и ночные работы. Помимо нашего труда, от нас еще требуют и наше тело.
3. Когда мы не поддаемся, то нам не проводят рабочее время, выдворяют из казарм, штрафуют. Мужьям нашим заявляют, чтобы они внушили нам слушаться; чтобы «проучили» и, если нас мужья не проучивали, то их наказывали всевозможными лишениями…
5. Выгоняли на работы плетьми, отрывая от грудных детей.
6. Грубое обращение, переходящее через всякие границы нравственности».

На волновавший рабочих вопрос «Кто нарушил договор?» Тульчинский прямо ответил, что «Лензото». Самым острым оказался вопрос о зарплате. Рабочие добивались ее повышения, на что не шли золотопромышленники. По воспоминаниям выборных, Тульчинский говорил, что «Лензото» «не может прибавить заработную плату, так как ему невыгодно, лучше совсем на неопределенное время приостановить работы, что почти все прииски работают в убыток, и только Феодосиевский прииск их оправдывает… Предлагал идти на работу по новой наемке… советовал работать и судиться». Чиновник уверял, что если рабочие выйдут на работу 1 (14) апреля, то могут через суд предъявлять иски за нарушение договора «Лензото». Обещал «исхлопотать» сокращение рабочего времени в мокрых забоях, запретить выдачу заработка талонами и пр. Выборные обещали подумать.

Думали и решали бастующие сообща. Утром 25 марта (7 апреля) на Феодосиевском прииске состоялось общее собрание рабочих нескольких приисков. Выслушав информацию выборных о встречи с Тульчинским, собравшиеся пришли к мнению, что решение по вопросу о продолжении забастовки надо принять голосованием. В качестве «урн для голосования» использовали две бочки, дно которых застелили соломой. Проходя между бочками, каждый бросал камень в одну из них. В итоге бочка с надписью «не выйду на работу» оказалась переполненной, а в бочке с надписью «выйду на работу» лежало всего 17 камней…

Кровавая развязка

В те часы, когда шло голосование, иркутский губернатор Бантыш получил предписание Министерства внутренних дел на ликвидацию стачечного комитета. Бантыш тянул до 2 (15) апреля, когда отправил телеграмму ротмистру Трещенкову, разрешив арест стачечного комитета, если эта мера «будет содействовать мирному улаживанию конфликта». Настрой получавшего денежные подачки от «Лензото» Трещенкова был иным - ротмистр горел желанием устроить массовое кровопролитие. Характеризуя Трещенкова, краевед Мунгалов утверждал:

«В 1905 г., несмотря на небольшой чин, он «показал» себя во время расправы с сормовскими рабочими. Вслед за этим по его приказанию был расстрелян артиллерийским огнем Нижний Новгород, где укрывались рабочие-дружинники».

В ночь на 4 (17) апреля по команде Трещенкова были арестованы «подстрекатели» - члены Центрального стачечного комитета Ефим Мимоглядов, Александр Соболев, Эдуард Думпе, Индрик Розенберг, Тимофей Соломин, Андрей Герасименко, Иоганн Будевиц, Роман Марчинковский, Дмитрий Журанов-Иванов и Вельямин Вязавов. Старшему из них 43 года, младшему 26 лет.

Арест выборных, которых рабочие считали «лицами неприкосновенными», привел к тому, что с раннего утра на разных приисках стал собираться народ. Рабочие требовали освобождения арестованных. На Феодосиевском прииске к конторе управления к 8 часам утра пришли около двух тысяч человек. Трещенков по телефону распорядился срочно отправить на поезде из Бодайбо воинскую команду под командованием штабс-капитана Петра Лепина (так называл себя в Сибири латыш Петерис Лиепиньш).

К 12 часам на Феодосиевский прииск прибыл Тульчинский. Он уговорил Трещенкова увести воинскую команду на Надеждинский прииск.

«Рабочие потребовали от Тульчинского немедленного освобождения арестованных, немедленного расчета, чтобы больше не было арестов. Тульчинский пообещал походотайствовать по данным вопросам, а рабочие до 9 утра 5 апреля пообещали ничего не предпринимать. По этой причине рабочие Феодосиевского прииска под пули не попали», - заметил Мунгалов.

Иной оказалась судьба у трех тысяч бастующих, которые днем направились к Надеждинскому прииску.

«Решили же мы идти всем вместе, а не посылать выборных, потому что знали, что выборных могут арестовать», - вспоминал рабочий Сенников.

Поскольку вызволять предстояло «зачинщиков», стачечники несли общее заявление Тульчинскому и индивидуальные однотипные заявления в прокуратуру. Из них следовало, что каждый бастовал по своей воле по причине нарушения «Лензото» договора, а «насильственных мер и подстрекательств во время забастовки со стороны рабочих не было».

На пути народа оказались солдаты, Санжаренко, Лепин и Трещенков. Находившийся там же Тульчинский двинулся навстречу шествию. В тот момент, когда он подошел к рабочим и заговорил с ними, прогремел залп. Тульчинсий закричал: «Что вы делаете, зачем стреляете в народ, ведь это не бараны!» Стрельба продолжалась, хотя одни рабочие сразу упали на землю, а другие бросились бежать. Тульчинский, как потом говорили рабочие, «уцелел чудом».

117 человек получили пулю в лежачем положении, 69 - в спину. Общее число жертв с учетом позже скончавшихся от ран достигло 270 человек. Точное число раненых неизвестно (о полученных ранах сообщили далеко не все пострадавшие).

Реакция власти и ответ народа

5 (18) апреля о кровавой трагедии на Ленских приисках написала петербургская газета «Вечернее время». После этого директор-распорядитель компании барон Альфред Гинцбург (сын скончавшегося в 1909 году Горация) сообщил редакции «Биржевых ведомостей», что применение оружия было вынужденным, поскольку рабочие вели себя вызывающе. 6 (19) апреля в интервью «Новому времени» Гинцбург уверял, что требования бастовавших приняли «резко выраженный политический характер», так как «рабочих подстрекали вожаки».

Но такая интерпретация событий не стала доминирующей. 6 (19) апреля «Вечернее время» обвинило «Лензото» в том, что оно «в качестве монополиста рабочего рынка обратило рабочих в рабов». В тот же день газета «Речь» - центральный орган партии кадетов - обратила внимание читателей на то, что «удручающее количество жертв кажется особенно невероятным по сравнению с незначительным количеством войск, бывших на приисках»:

«Если бы, как гласят газетные сообщения, три тысячи рабочих произвели серьезный бунт, оправдывающий решительные действия войск, то вряд ли 340 человек команды (на самом деле их было немногим более 100 - О. Н.) в состоянии были с ними справиться. Но в действительности такого бунта, очевидно, не было, потому что из воинской части никто не пострадал…»

На следующий день в передовице «Речи» было заявлено, что «в отрезанных от всего мира приисках каждый ротмистр чувствует себя Столыпиным».

Легальная социал-демократическая газета «Звезда» отреагировала на ленскую трагедию 8 (21) апреля. Она поместила на первую полосу заключенный в траурную рамку поименный список 170 убитых, а также список 196 раненых участников забастовки.

А вот реакция власти на трагедию была подчеркнуто спокойной. Открывая 9 (22) апреля первое после расстрела заседание Третьей Государственной думы, ее председатель октябрист Михаил Родзянко сообщил депутатам о кончине одного из их коллег, о смерти видного французского политического деятеля Эжена Анри Бриссона, о катастрофе «Титаника», но, как с удивлением отметил немецкий историк Манфред Хаген, промолчал о многочисленных «жертвах ленской бойни».

Однако на этот раз игра в молчанку с треском провалилась. В тот же день официальные запросы о ленских событиях подали депутаты трех фракций - октябристов, кадетов и социал-демократов.

11 (24) апреля на думскую трибуну взошел министр внутренних дел Макаров и принялся источать потоки лжи:

«Результаты праздного шатания многочисленной толпы, агитируемой подстрекателями, проявились к этому времени во всей силе. Толпа, проникая в полицейские дома, производила обыски, останавливала пассажирские поезда, оказывала сопротивление при попытке к выселению по исполнительным листам, не допуская вновь нанятых рабочих стать на работу… Предварительным следствием установлено теперь, что цель скопища 4 апреля заключалась в том, чтобы захватить оружие, смять войска и разгромить промыслы. Согласитесь, что такие действия недопустимы… Когда потерявшая рассудок под влиянием злостных агитаторов толпа набрасывается на войска, тогда войску не остается ничего делать, как стрелять. Так было и так будет впредь».

Угроза главы МВД лишь подлила масла в огонь. Акции протеста произошли в разных концах Российской империи. 17 (30) апреля в «Звезде» появилась статья Иосифа Сталина (под псевдонимом К. Солин). В ней говорилось:

«После ленских выстрелов - забастовки и протесты по России… От мирной экономической забастовки на Лене - к политическим забастовкам по России, от политических забастовок по России - к многотысячной демонстрации студентов и рабочих в самом центре России - вот чего добились представители власти в своей борьбе с рабочими».

В первом номере большевистской «Правды», вышедшем 22 апреля (5 мая) 1912 года, объявлялось о том, что вырученные от продажи газеты средства будут перечислены «семьям рабочих, убитых на Лене»:

«Там, на далекой окраине, в глухой сибирской тайге, разыгралась кровавая драма. Сотни рабочих жизней принесены в жертву ненасытному капиталу, биржевым спекулянтам».

27 апреля (10 мая) Николай II возложил на члена Государственного совета Сергея Манухина «проведение расследования всех обстоятельств забастовки на Ленских промыслах». Семь месяцев спустя Манухин отослал императору доклад по итогам расследования. В нем признавалось, что стачка не носила политического характера и была вызвана тяжелейшими условиями жизни трудящихся. Николай II передал доклад в Совет министров, где в январе 1913 года его обсуждали. 15 (28) мая 1913 года император одобрил доклад, но никого из виновников кровопролития наказывать не стал. Тем самым, как справедливо заметил чрезвычайный и полномочный посланник II класса, обозреватель ИА REGNUM Михаил Демурин, «Николай II ясно выразил свое отношение к совершенному преступлению. То есть взял и моральную, и политическую ответственность за него на себя».

Последний российский император ответственен и за Кровавое воскресенье, и за Цусиму, за все провалы его внутренней и внешней политики.

Вариант статьи, впервые опубликованной в газете «Правда».

via

РЕВОЛЮЦИИ, НИКОЛАЙ II, В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ, РАССТРЕЛЫ, ЗАБАСТОВКИ, ИСТОРИЯ

Previous post Next post
Up