стихлв
Движимый вполне не известно чем
выпирающий из приличного общества как ребра у неврастеника
величественный и пахнущий, он спит на одной щеке,
никогда другой не касаясь подушки, как лодка спит на реке,
никогда не касаясь берега.
вороги ли, тати ли, мызги ли, дрязги ли
или просто так с рассвета тоской повеяло, мыслями неприятными
он не чувствует разницы. Двери иволгой
изгибаются туда, куда бы не ожидали мы, в стороны прянули
машинистом, пропахшим копотью и слезою,
кондуктором со стальными глазами голодной газели,
вагоновожатым в трубкообразной жестяной шинели,
чугунным архангелом на флюгере железного цеха
в комнату входят калика-смерть
калика-смех
калика-поле перекати,
стало быть, символически, весь наш род,
а значит, и мы с тобою.
Молим тебя, говорят, конопляный рот, зелена трава,
приказываем тебе, говорят,
вылупи зенки свои блескучие на врага,
пасть раствори, накося выкоси,
по покосу перекуси, передохни, приляг,
но потом, а сейчас вставай,
лебеда и подсолнух тянутся к ободу колеса
жизнь мою для меня прочитывать по ролям,
не вынимай меня из-под солнышка, мать сыра земля,
может, тот первый раз, когда я могу вздохнуть,
выкашлять, перемолоть
жимолость и облепиху в своей крови, выйти из оборота
выбежать напрямки, охота была хвататься за постромки
сонным лицом как озером отвернулся к зиме и спит
а по берегу ножкой топают, лед скрипит
вывернуться бы горлинкой из сетей,
не слышать звуков, не читать новостей
закутаться, закуклиться и не слушать,
как мы все ходим и говорим Илюша,
подымайся. Как мы поем,
весь род наш, людской и страшный,
беспощадный, трехэтажный и площадной
вышагивает, выстраивается, марширует
бренчат лютни, кричат люди,
вставай Илья, надежда, слышь-ко, на одного тебя.
спаси, спаси, спаси.
проснись, проснись, проснись.
смести мир с оси, как принято на Руси,
стоеросовая ты оряси
выпирающий из приличного общества как ребра у неврастеника
величественный и пахнущий, он спит на одной щеке,
никогда другой не касаясь подушки, как лодка спит на реке,
никогда не касаясь берега.
вороги ли, тати ли, мызги ли, дрязги ли
или просто так с рассвета тоской повеяло, мыслями неприятными
он не чувствует разницы. Двери иволгой
изгибаются туда, куда бы не ожидали мы, в стороны прянули
машинистом, пропахшим копотью и слезою,
кондуктором со стальными глазами голодной газели,
вагоновожатым в трубкообразной жестяной шинели,
чугунным архангелом на флюгере железного цеха
в комнату входят калика-смерть
калика-смех
калика-поле перекати,
стало быть, символически, весь наш род,
а значит, и мы с тобою.
Молим тебя, говорят, конопляный рот, зелена трава,
приказываем тебе, говорят,
вылупи зенки свои блескучие на врага,
пасть раствори, накося выкоси,
по покосу перекуси, передохни, приляг,
но потом, а сейчас вставай,
лебеда и подсолнух тянутся к ободу колеса
жизнь мою для меня прочитывать по ролям,
не вынимай меня из-под солнышка, мать сыра земля,
может, тот первый раз, когда я могу вздохнуть,
выкашлять, перемолоть
жимолость и облепиху в своей крови, выйти из оборота
выбежать напрямки, охота была хвататься за постромки
сонным лицом как озером отвернулся к зиме и спит
а по берегу ножкой топают, лед скрипит
вывернуться бы горлинкой из сетей,
не слышать звуков, не читать новостей
закутаться, закуклиться и не слушать,
как мы все ходим и говорим Илюша,
подымайся. Как мы поем,
весь род наш, людской и страшный,
беспощадный, трехэтажный и площадной
вышагивает, выстраивается, марширует
бренчат лютни, кричат люди,
вставай Илья, надежда, слышь-ко, на одного тебя.
спаси, спаси, спаси.
проснись, проснись, проснись.
смести мир с оси, как принято на Руси,
стоеросовая ты оряси