(no subject)
Аделина Адалис
Смерть
И человек пустился в тишину.
Однажды днем стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт - «картофель…книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счет);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке еще
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, - почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, веселый, полный сил,
Залег и мяк - хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя -
И все. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счет);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождет,
Что только ночь тяжелая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, - данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
1924
еще
«Теперь перейдём к повести, до сих пор не нашедшей достойной отповеди нашей критики. Оба факта - её появление на страницах советского журнала и молчание присяжных критиков - свидетельствуют о том, что слова о бдительности для некоторых литературных работников остаются лишь заклинательными словами для официальных выступлений, а также, может быть, и о том, что многие наши критики вовсе не читают толстых журналов.
Речь идёт о повести Виктора Панова «На Севере», открывающей 5-ую книгу «Красной нови» за 1937 год. Повесть эта могла бы появиться в любом западном буржуазном журнале в качестве очередной развесистой клюквы на тему о Советском Союзе и очередной клеветы на советских людей.
Сие бездарнейшее произведение становится ещё более вредным от того, что автор посмел с необычайной развязностью «обыграть» тему освоения Севера наркомвнудельцами, тему перевоспитания людей...»
Небольшое обсуждение
Немного про эсперантиста И. Сергеева, мужа Адалис.
Смерть
И человек пустился в тишину.
Однажды днем стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт - «картофель…книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счет);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке еще
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, - почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, веселый, полный сил,
Залег и мяк - хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя -
И все. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счет);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождет,
Что только ночь тяжелая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, - данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
1924
еще
«Теперь перейдём к повести, до сих пор не нашедшей достойной отповеди нашей критики. Оба факта - её появление на страницах советского журнала и молчание присяжных критиков - свидетельствуют о том, что слова о бдительности для некоторых литературных работников остаются лишь заклинательными словами для официальных выступлений, а также, может быть, и о том, что многие наши критики вовсе не читают толстых журналов.
Речь идёт о повести Виктора Панова «На Севере», открывающей 5-ую книгу «Красной нови» за 1937 год. Повесть эта могла бы появиться в любом западном буржуазном журнале в качестве очередной развесистой клюквы на тему о Советском Союзе и очередной клеветы на советских людей.
Сие бездарнейшее произведение становится ещё более вредным от того, что автор посмел с необычайной развязностью «обыграть» тему освоения Севера наркомвнудельцами, тему перевоспитания людей...»
Небольшое обсуждение
Немного про эсперантиста И. Сергеева, мужа Адалис.