Отчет об игре "Озерный город-2013"
Опасайся пенья в темноте,
Опасайся локонов льняных.
Их лучи направлены на тех,
Кто еще ребенком видел сны
О прозрачных замках в высоте,
О мостах над морем золотых.
(Лора Провансаль, "Они")
Часть Первая. Организационно-описательная.
Я мечтала попасть на ролевую игру по Толкиену с тех самых пор, как прочитала «Властелина Колец». Моя мечта уже «закончила школу» - в этом году ей исполнилось 17 лет. И я, наконец, «сделал ЭТО», я перестала надеяться на наш местный клуб, перестала ждать, что кто-то разделит мою страсть и составит мне компанию, я собралась и поехала.
Игра оказалась маленькая, практически кулуарная (что-то я в последнее время частенько оказываюсь в нужное время в нужном месте), всего человек на сто.
Сначала сородичи-эльфы встретили нас с Катлой-беспризорницей (которая поначалу ходила со мной, потому что пожизнево искала, к кому бы вписаться в палатку) не особенно дружелюбно. Оказалось, что мы наткнулись на эльфов Второго Домика, а они, впрочем, в течение всей игры держались несколько обособленно. Чуть позже, во время наших с Катлой скитаний между Эсгаротом и Лихолесьем, я наткнулась на Эльку, которая и стала моей доброй феей на всю игру. Она пригласила меня и весь Третий Дом присоединиться к Первому, она же терпеливо учила меня, ролевого неофита, уму-разуму.
Лихолесье было прекрасно настолько, насколько только может быть прекрасна мечта. Оно представляло собой большой белый шатер над столом, зеленый шатер поменьше над костром и кучу палаток, в одной из которых располагался госпиталь, где лечили по игре и пожизнево (второе, к счастью, вроде никому не пригодилось). Ближе к вечеру под белым шатром установили факелы, а на ветвях развесили фонарики, и город засиял.
Совершенно особым символом стала для эльфов чаша гномьей работы, в которой то и дело ходило по кругу вино. Она и печеные на костре куры, а также рисовая каша с орехами, цукатами и шоколадом стали культовой частью эльфийского рациона. Слава о них, по-моему, докатилась аж до Эсгарота. Во всяком случае, на последних двух кур претендовали уже не только эльфы.
Про эльфийское вино стоит сказать отдельно. Винодельней, как и едой, заведовал у нас очаровательно рыжий Брэннон с сестрой. Кроме превосходного вкуса их вина имели ещё ряд «спецэффектов». Например, разбойники, не ко времени напавшие на возвращавшегося из Эсгарота Бреннона, отжали у него бутылку и после этого полчаса, сидя в кустах, нежно расчесывали друг другу несуществующие бороды. Впрочем, над своими сородичами виноделы прикольнулись только раз, когда во время финального застолья пили круговую, коварный Бреннон налил всем вина. После этого каждая фраза испившего из чаши эльфа сопровождалась присказкой «Ух ты! Вот это да!». И вот, сидят за столом дюжина эльфов и поминутно «ухтывотэтодакают». И все пришедшие гости, которым по законам гостеприимства чашу тоже поднесли, вторят!
Отдельное место в Лихолесье отводилось песням. Немало было спето во славу Валар и героев прежних лет, немало прозвучало насмешек в адрес гномов. Под покровом темноты двое наших бесстрашных эльфиек пробрались под стены лагеря гномов и, пока те пили и пели, написали им на стене… Нет, не то, что вы подумали. «Мимо гномьего селенья я без шуток не хожу…» - эта шутка вызвала не только лютую попаболь у гномов (они весь следующий день доискивались, кто же их так оскорбил - впрочем, обещали не бить, просили только закрасить, но эльфы своих не выдают), но и породила целый пласт народного фольклора. Лучшей жемчужиной в этом ожерелье стало следующее четверостишие:
Мимо гномьего селенья
Я без шуток не хожу:
То цветок им в шахту брошу,
То им бритву покажу.
Под творения виноделов родилась и ещё одна эльфийская присказка. Поскольку пир невозможен без песен, то круговая в основном ходила под музыку и останавливалась у поющего менестреля. Как-то само собой получилось, что как только песня смолкала, эльфы дружно и хором предлагали менестрелю: "Запей!" - и круговая шла дальше.
Был у нас совершенно замечательный дух Леса мастер Некрасий. Он практически не вмешивался в жизнь локации, появляясь только тогда, когда был необходим. При этом дух Леса зорко охранял границы эльфийского поселения от посягательства местных жителей, пока все остальные были в бою или на охоте, и поддерживал костер.
Был в Лихолесье и свой Дол-Гулдур. Он, как положено, пребывал в развалинах и достался нам от темных сил (любителей спортивного ориентирования, которые, судя по меткам, нередко тусят на этом полигоне). Ходить туда отваживались только по очень большой надобности.
Эльфы нашей локации были прекрасны и вечно юны. Когда они начинали делиться своими историями из богатого ролевого стажа времен, когда я ещё пешком под стол ходила, у меня начинали шевелиться волосы. В общем, средний пожизневый возраст локации, по моим подсчетам, крутился вокруг 40 лет. Но эльфы же: на вид ни одному из них было нельзя дать больше 30-35-и.
Принц Леголас своим вниманием народ чтил редко. Основное руководство осуществлял Гэл Гарон, и делал это так уверенно и мудро, что эльфы подчинялись ему беспрекословно, а гномы даже перепутали его с королем Трандуилом.
Часть Вторая. Повествовательная.
Я ехала на игру мирной торговкой целебными травами. Но к тому времени, как погода позволила мне добраться вплавь (практически в прямом смысле, утром нас чуть не смыло ливнем) до Озерного города, экономика там, стараниями чересчур ретиво собиравшего налоги бургомистра, окончательно пришла в упадок. Для начала мы с моей спутницей Эреглас (?) не смогли заплатить торговую пошлину, поэтому торговать нам запретили. Но мы не были бы эльфами, если бы не нашли выход: так в Эсгароте появилась теневая экономика, состоящая из бартерных сделок (торговать нельзя, а меняться нам никто не запрещал!) и «прогулок» за ворота. Дальше я ловила сплетни, будто в изнывающем от непомерных налогов Эсгароте организовалось восстание на Болотной, то есть, тьфу, Озерной площади. Назревал не то бунт, не то выборы. В общем, не сдобровать бы бургомистру, если бы не гномы, которые разбудили дракона.
Но вернемся чуть назад. Поскольку теневым способом много не наторгуешь, второй променанд в Эсгарот я совершала уже в качестве воина. Впрочем, воевать на тот момент было особо не с кем, хотя на дорогах было небезопасно. Придя в город, обнаружилось, что он готовится к осаде. Один из Серых Следопытов принес весть, что гномы со взломщиком таки добрались до Одинокой горы, и дракон пробудился. Поскольку от меча толку было бы против бронированного дракона мало, я рванула назад к эльфам - не могли же они пропустить такое эпическое сражение! По дороге я нагнала почтенного гнома Гамиля, вдвоем идти должно быть и веселее, и безопаснее. Впрочем, насчет второго я сильно ошибалась: стоило нам немного отойти от Эсгарота, как из-за поворота показался дракон. Пришлось рвануть обратно под защиту стен Озерного города. Почтенного гнома я едва ли не волокла на себе, такие они медлительные создания, этот горный народ. Набегу почтенный Гамиль обронил свой сундук, и вопреки моим и разума доводам, вернулся за ним. Хорошо, что дракон то ли не заметил нас, то ли посчитал слишком мелкой добычей, а потому преследовать нас не торопился. В общем, в тот раз до Эсгарота Смауг не добрался, хотя я там всех переполошила. В какой-то момент мне даже показалось, что у страха глаза велики, и вовсе не дракона я видела в поле (позже, правда, оказалось, что таки видела и действительно его, но он решил подержать город в напряжении подольше, а может ему просто было не до нас).
В общем, подняв на уши весь город, но дракона так и не дождавшись, я предприняла вторую вылазку в Лихолесье. Как ни странно, по дороге я не встретила никого, кроме гномов с панами (паны - это троица неизвестно откуда взявшихся и не слишком адекватных реконструкторов, которым на этой игре делать было ну совершенно нечего, а задолбать они успели всех). В Лихолесье обнаружилась гномья делегация из Железных Холмов: почтенный Фундин и Торин Камнешлем (не путать с Торином Дубощитом). Услышав о драконе, эльфы всколыхнулись и похватали оружие. Фундин бросился ко мне и стал расспрашивать о судьбе приключенцев (Торина Дубощита и компании), среди которых были два его сына Балин и Двалин. Я сказала, что слышала в городе от следопыта, будто Торин ранен, а о судьбе остальных мне неизвестно. Тогда Фундин схватил меня за плечо и воскликнул: «Соври мне!». Лучше бы я соврала ему тогда… Но об этом позже.
Вся эльфийская гопа дружно выдвинулась на Эсгарот. На подходе к городу на нас дважды нападали волколаки, но были успешно и дружно «затыканы». (Это очаровательно зрелище, когда игротехи тащат поверженного волколака за ноги в мастерятник, а он вгрызается зубами в землю и упирается), в схватке была ранена Таурвен. Ранение ее, к счастью, оказалось не серьезным, но из-за него она пропустила всю битву с драконом.
Смауг появиться не замедлил. Едва новообразовавшаяся армия эльфов, гномов и людей успела занять позиции (лучники под командованием Леголаса и Барда в авангарде, мечники и копейщики под командованием Гэл Гарона и Брана - в арьергарде), как туша дракона закрыла небо. Битва была впечатляющей. «Пылкая огнем», дракон успел основательно порушить Эсгарот, прежде чем был повержен. Кстати, слышала я сплетню, будто решающий выстрел сделал вовсе не Бард Лучник, а Леголас. Но победу присудили все-таки Барду, чтобы по сюжету.
Не устали ещё все поздравлять друг друга с победой над драконом, как в городе внезапно обнаружилось умертвие. Некий аптекарь, убитый ранее, восстал из мертвых. Впрочем, живым он пребывал недолго: ему мигом перерезали горло. Горожане обратились к мудрому Гэл Гарону, чтобы тот призвал на помощь всю эльфийскую мудрость посоветовал, что же делать с таким редким явлением. Тот для начала приказал мечникам внимательно следить, чтоб умертвие снова не восстало, принялся «собирать анамнез» и выяснил, что покойный и при жизни демонстрировал не слишком достойное поведение, призывая не воевать с драконом, а подкармливать его, желательно человечинкой. Кроме того, он (покойный) призывал поклоняться некоему Темному Господину и активно пропагандировал гомосексуализм рабовладельчество. В общем, после этого Гэл Гарон, не долго думая, свой рецепт выписал быстро: «Да на костер его!». Испугавшись, видимо, такой скоропостижной расправы, умертвия Эсгарот больше не беспокоили.
Зато пришло надушенное письмо - война, господа сообщение, что возле Одинокой горы неспокойно. Вся объединенная армия бросилась туда и успешно противостояла ватаге какой-то нечисти. Не успели воины спокойно вздохнуть, как орки организовали новое нападение на порушенный Смаугом Эсгарот, и объединенная армия бросилась туда, но им осталось лишь собирать раненых стражников. Орки куда-то унеслись, а потом внезапно закончилось боевое время.
К слову сказать, Торин со своей гоп-компанией даже не подумали выйти, пока у подножия их старого-нового королевства шла битва. Не пустили они и своих сородичей. Сыновья Фундина Балин и Двалин из-за закрытой двери прокричали престарелому отцу, что Торин велел никого не пускать, и вообще граница на замке, а ключ потерян. Это окончательно подкосило бедного старого гнома. Когда эльфы возвращались в Лихолесье, из гномьего поселения выскочил Торин Камнешлем и призвал Гэл Гарона и его супруг Даэлин к смертному одру Фундина. Почтенный гном не вынес предательства сыновей, сердце его разбилось. Умирая, он назвал своим сыном Торина Камнешлема и завещал ему держаться за новообретенный союз с эльфами.
По возвращении на родину, первую круговую чашу эльфы подняли в память почтенного гнома. У каждого нашлось пара добрых слов о нем. Горькое сожаление мешалось в вине с возмущением и жгучим стыдом за поступок Балина и Двалина. Никто не мог понять, что толкнуло их на предательство. Эльфы не смогли придумать ничего лучшего, чем вариант, что золото ослепило Торина и его компанию, раз он отдал такой приказ, а соратники его поддержали. Золото очерствило их сердца, и гномы сами стали не лучше убитого не ими дракона. Они сели на сокровища, и будут сидеть на них, как Смауг. Все народы объявят им бойкот, ни один торговый караван не пойдет к Одинокой горе и не предложит товаров Королю под Горой, потому что «короли себя так не ведут». Леголас предложил отныне в легендах заклеймить Торина Дубощита новым именем - Торин Дуболоб. Так песня про гномика, который оказался мужеложцем, пропетая накануне ночью оказалась ужасным пророчеством. В честь Фундина эльфийские менестрели исполнили древнюю гномью песню "За синие горы, за белый туман" на языке детей Ауле.
А затем в Лихолесье потянулась толпа гостей: пришло посольство из Эсгарота, пришло посольство от гномов. Круг все увеличивался, чаша ходила все веселее. И вскоре уже люди нацеливались на знаменитую печеную курицу, а гномы сами просили спеть ещё разок про гномика-мужеложца и трагический романс о межвидовом скрещивании «В бороду твою нитку жемчуга вплету».
Часть Третья. Восторженная.
Тот, кто не был в этом лесу в эти две ночи и три дня - тот, считай, не жил. Блики костра на лицах, тихие голоса под гитару, шалости и проказы, оглушающий ливень, кипящий адреналин, искры фонариков в зеленой листве… Эту атмосферу не передать словами. На полигоне неподалеку от Ступино оживала Сказка. Там не случилось Битвы Пяти Воинств, там гномы и эльфы бились бок-о-бок, там Торин и Компания оказались отрицательными персонажами, а Эсгарот из процветающего торгового города едва не стал ареной для «бессмысленного и беспощадного». Но Сказка состоялась. Да, она шла не совсем по тому сценарию, который написал для нее Профессор, но здесь каждый лист шуршал по-средиземски, здесь ветер носил средиземские запахи, здесь вился дым средиземских костров, здесь звенел средиземский ливень. Здесь каждый вдох наполнялся воздухом Арды профессора Толкиена.
Об одном жалею: так ни разу и не увидела живьем ни паука, ни хоббита. Ну да какие мои эльфийские годы!
З.Ы. Потом прикреплю эпиграфы и фото. А может и ещё чего допишу. Там каждый вздох достоин описания. Я старалась запомнить все-все, но в результате унесла с собой только ощущение безграничного счастья.