Закрытый сектор: Сдвиг с мертвой точки - ч. 24
Встретившись и познакомившись с лордом Цукерманом, я сотрудничал с ним многие годы, и с гордостью могу сказать, мы стали хорошими друзьями. Однако встретиться и познакомиться было непросто...
Это должно было произойти на первом подготовительном совещании, которое состоялось в июне 1968 г. в Суссекском университете в Англии. Но, к сожалению, я не смог принять участие в этой встрече, так как год у меня выдался напряженный, с многочисленными поездками, в результате чего лица, принимающие решения, не рекомендовали предпринимать еще одно заграничное путешествие. Я сумел направить в Англию одного из сотрудников ГКНТ, а сам вынужден был остаться дома.
Поскольку я не мог встретиться с Золли Цукерманом в Суссексе, он через несколько месяцев предложил встретиться в Риме, куда я ехал по приглашению Печчеи в связи с делами Римского клуба. Но и эта моя поездка застопорилась, что Цукерману, конечно, было совершенно непонятно. Он пишет в мемуарах:
«Однажды я потерял день, полетев в Рим, чтобы встретиться с Гвишиани, но вместо этого мы с Печчеи получили только сообщение, что он не приедет».
Он, скорее всего, признал меня необязательным, неорганизованным, считая само собой разумеющимся, что любой совершеннолетний человек может в любой момент «слетать в Рим» на встречу с другим человеком... Впрочем, к счастью, эти первые неувязки никак не отразились на наших дальнейших дружеских отношениях.
Подключение к работе лорда Цукермана было чрезвычайно своевременным и важным. Кроме того, огромную конструктивную роль взял на себя Аурелио Печчеи - по собственной инициативе, не имея никаких официальных поручений, одновременно с хлопотами по созданию Римского клуба он занялся проектом нового международного института.
Но даже самоотверженный труд новых участников нашей истории не развязал руки нам с Банди. У нас была договоренность, что первый тур переговоров с западными партнерами он возьмет на себя, а я буду работать с восточноевропейскими странами, постоянно держа друг друга в курсе дел и немедленно согласовывая все разумные предложения, если они будут выдвинуты другими сторонами.
После выборов 1968 г. в Вашингтоне сменилась администрация, и тонкие политические соображения требовали, чтобы дальнейшую работу американской стороны над созданием института вел человек, имя которого не было бы так прочно связано с президентом Джонсоном, как имя Макджорджа Банди. С согласия и при поддержке администрации Никсона Банди передал свои полномочия Филиппу Хэндлеру, президенту Национальной академии наук США, и дальнейшие переговоры с американской стороны вел последний. Несмотря на огромную занятость в академии, Хэндлер горячо взялся за работу. Кроме того, к нам присоединился Пьер Эгрен, представитель французского комитета по научным и техническим исследованиям и будущий министр науки Франции.
Что же касается Макджорджа Банди, то его роль заслуживает особого признания. Передав официальные полномочия, он вовсе не ушел «на покой», а продолжал активную и едва ли не самую плодотворную работу «за кулисами переговоров», по словам лорда Цукермана.
Несмотря на все объективные и субъективные сложности и затруднения, всех нас - Банди, Цукермана, Райффу, Печчеи и меня - по-прежнему вдохновляла идея и возложенная на нас благородная миссия - научиться работать вместе, пока не поздно.
Ф. Хэндлер
1973 июнь, Новосибирск
Встреча президента НАН США Ф. Хэндлера в аэропорту Толмачево.
Ф. Хэндлер вырос в еврейской семье в Нью-Йорке. Получил степень бакалавра наук в Городском колледже Нью-Йорке в 1936 году и степень доктора философии из Университета штата Иллинойс в 1939 году. Он преподавал в Университете Дьюка , где он был назван самым молодым председателем кафедры биохимии в возрасте 35 лет. В 1969 он принял должность президента Национальной академии наук .
Визит Ф. Хэндлера в Новосибирский Академгородок
Президент Национальной Академии наук США Филипп Хэндлер посетил Академгородок в июне 1973 г.
1973июн, Новосибирск
На крыльце Института ядерной физики. Слева направо: Будкер Г.И., Хэндлер Ф., Марчук Г.И.
1973 июнь, Новосибирск
Президент Национальной Академии наук США Ф. Хэндлер в Институте ядерной физики СО АН СССР. Слева направо: Г. И. Будкер, Ф. Хэндлер, А. И. Курбатов.
http://www.soran1957.ru/?id=w20071030_1_26336
Pierre Aigrain
Après son PhD aux Etats-Unis, Pierre Aigrain fonda en 1949 à l’Ecole Normale Supérieure le laboratoire de physique des solides. Il en gardera la direction jusqu’en 1965. Ce laboratoire devint le Groupe de Physique des Solides et se dispersa sur les sites de Jussieu et de la rue Lhomond, pendant que Pierre Aigrain diversifiait ses activités en travaillant pour l’Industrie (Thomson), des Universités étrangères (MIT) et pour l’Administration de la Science (Directeur de la DRME, de la DGRST, des Enseignements Supérieurs, Secrétaire d’Etat à la Recherche Scientifique).
En 1990, la partie « Lhomond » donna naissance au « Laboratoire de Physique de la Matière Condensée de l’ENS ».
En hommage à Pierre Aigrain, nous avons décidé de renommer ce laboratoire : Laboratoire Pierre Aigrain
http://www.lpa.ens.fr/spip/spip.php?article290
Когда началась более конкретная проработка вопросов, связанных с возможной организацией международного института, я довольно часто встречался с послом Австрии в Москве г-ном Водаком. Ведя с ним переговоры о двустороннем сотрудничестве в области науки, техники и промышленной кооперации, я как-то упомянул об изучении вопроса возможного создания международного научного института по изучению проблем глобального характера с участием стран Запада и Востока, и выразил свое личное мнение, что Австрия, среди прочих вариантов, могла бы быть местом его расположения, учитывая ее географическое положение и статус нейтралитета. Я сказал об этом послу еще и потому, что одна из очередных моих встреч с Банди, Цукерманом и Печчеи была намечена в Вене, куда я должен был прибыть по другим делам. Вальтер Водак очень быстро отреагировал, и сообщил неофициальный ответ из Вены о готовности Австрии сделать все от нее зависящее для поддержки подобного начинания.
Время наших первых встреч было весьма непростое.
1968 год - это год холодной войны, споров вокруг Берлина, вьетнамского кризиса, столкновений на Ближнем Востоке; наконец, это год советского вторжения в Чехословакию...
Любопытный эпизод, связанный с последним событием, описывает в своих воспоминаниях лорд Цукерман: «Министр иностранных дел Австрии пригласил нас на обед в узком кругу, куда вошли четверо его сотрудников. Было брошено несколько осторожных намеков на то, что австрийское правительство хотело бы, чтобы будущий институт расположился на его территории, и это явно было целью устроенного обеда.
Министр усадил Банди и меня рядом с собой, Гвишиани - напротив, и негромко сказал мне, что он был послом в Чехословакии, когда русские ввели свои танки в Прагу под предлогом борьбы с контрреволюцией, направляемой из Западной Германии. К моему удивлению он сказал, что испытал большое облегчение, когда пришли русские, потому что если бы они запоздали, могла бы вспыхнуть третья мировая война, а это означало бы гибель Австрии.
Его слова объяснили то, что сказал мне во время обеда один на один русский посол в Лондоне Смирновский: освободительная горячка, охватившая чехов, могла перекинуться через Польшу на Восточную Германию, на это отреагировала бы Западная Германия и разразился бы общий конфликт между Востоком и Западом...»
Влияние политической обстановки на ход предварительной проработки вопросов, связанных с созданием института, не могло не ощущаться, особенно в первый период. При обсуждении возможных учредителей института особое место занимал вопрос об участии ГДР. Проблема заключалась в том, что ГДР в то время еще не была официально признана Соединенными Штатами как суверенное государство. Именно поэтому Восточная Германия не получила приглашения на Стокгольмскую конференцию ООН по окружающей среде - крупнейший форум, давший, среди прочего, жизнь такой значительной международной организации в системе ООН, как ЮНЕП. Именно из-за этого и Советский Союз воздержался от участия в Стокгольмской конференции, хотя довольно активно участвовал в ее подготовке. Я, правда, получил санкцию на участие во встрече ученых, созванной правительством Швеции по случаю первой годовщины Стокгольмской конференции, но поехал на нее в своем личном качестве, а не как представитель СССР.
Вся логика рассуждений о необходимости создания научного центра развитых стран Востока и Запада свидетельствовала о невозможности исключения ГДР при условии, что приглашение получат менее крупные социалистические страны. А приглашение ГДР ставило под сомнение участие ФРГ, поскольку между двумя германскими государствами не прекращалась политическая конфронтация.
Нужно было шире взглянуть на вещи, увидеть перспективу и с этой точки зрения оценивать сложившуюся реаль¬ность, констатировав, что ГДР в конце концов получит признание, а ее отношения с ФРГ упорядочатся. Однако в тот момент мы имели дело с не полностью признанной ГДР, и поэтому неизбежно возникал вариант неправительственного статуса института.
Когда речь шла о межправительственном статусе института, участников переговоров захлестывали потоки бумаг, исходящих от министерств иностранных дел различных государств, но после принятия решения о статусе неправительственной организации идея государственного участия трансформировалась в идею участия национальных академий или аналогичных нацио¬нальных организаций, причем в отдельных случаях для этой цели были учреждены специальные организации.
«Затем, - вспоминает лорд Цукерман, - случилось нечто, почти заставившее нас вернуться к первоначальной идее межправительственного института. Вилли Брандт, германский канцлер, приехал в Лондон в начале марта 1969 г. для обмена мнениями по некоторым вопросам, включая “Общий рынок” и его “Ostpolitik” . Я участвовал в переговорах, и после дружеского обмена мнениями на утреннем заседании, как раз в то время, когда премьер- министр собирался объявить перерыв на ленч, канцлер ска¬зал, что хочет поднять еще один вопрос: его правительство не имеет никаких возражений против участия Восточной Германии в предполагаемом международном институте.
Этой темы не было в наших подготовительных материалах, и премьер-министр обратился ко мне за объяснениями. Я мог сказать только, что это чрезвычайно приятное заявление, которое, разумеется, поможет ускорить завершение переговоров. Не сказал же я того, что было бы гораздо лучше, если бы мы узнали мнение канцлера пораньше, а теперь зашли по “академическому” пути слиш¬ком далеко, чтобы поворачивать назад. Мне кажется, Брандт не знал о нашем с американцами - возможно несправедливом - предположении, что он наложит вето на первоначальный проект».
После первых неформальных контактов в декабре 1968 года с министром иностранных дел Австрии г-ном Вальдхаймом (который позднее был избран генеральным секретарем ООН, а затем стал президентом Австрии) и генеральным секретарем МИД Вальтером Водаком, ведущими работниками МИД Австрии, неизменно подчеркивающими свою поддержку любой инициативы по наведению мостов между Востоком и Западом, мы продолжали настойчиво работать над претворением в жизнь нашей благородной цели.
Подчиняясь прихотливым колебаниям международной обстановки, то быстро продвигаясь, то замирая на месте, шла работа над проектом создания института. В конце 1968 г. возникла настоятельная необходимость встретиться с Банди, срок официальных полномочий которого истекал.
Я предложил съехаться в Вене, куда направлялся для участия в первой сессии только что созданной межправительственной комиссии по экономическому и научно- техническому сотрудничеству между СССР и Австрией.
И тут случилось совершенно неожиданное: наша с Бан¬ди встреча привлекла гораздо больше внимания, чем даже первая сессия советско-австрийской комиссии.
Сессия, проходившая с 3-го по 5 декабря 1968 г., освещалась прессой доброжелательно, но спокойно, без сенсационности. По ее итогам 9 декабря состоялась пресс- конференция для австрийских и иностранных журналистов, которую устроил министр торговли, ремесел и промышленности Австрии О. Миттерер. Я участвовал в ней, отвечая на многочисленные вопросы, в том числе о деятельности созданных на сессии советско-австрийских рабочих групп, о характере подписанных 5 декабря соглашений с австрийскими фирмами «Штольлак» и «Биндер и К°», о готовящихся к подписанию аналогичных соглашениях в области машиностроения, химической и электро-технической промышленности. Миттерер в своем выступлении подчеркнул стремление Австрии к дальнейшему развитию торгово-экономического и научно-технического сотрудничества с Советским Союзом.
Тем временем мы с Банди оказались на первых страницах не только австрийских, но и американских газет. Банди приехал в Вену неофициально, наши беседы не имели никакого отношения ни к каким официальным структурам, мы встречались только в гостинице. Австрийская сторона проявила внимание лишь к организации одного протокольного мероприятия, на котором присутствовали все участники этих неформальных переговоров. Но тем не менее к самому факту приезда Банди в Вену было проявлено при¬стальное внимание прессы.
На пресс-конференции в Вашингтоне 12 декабря 1968 г. представитель Госдепартамента США Макклоски среди других важнейших событий упомянул и о «встрече в Вене заместителя председателя ГКНТ СССР Гвишиани с президентом “Фонда Форда” Макджорджем Банди для обсуждения вопросов о сотрудничестве между Востоком и Западом».
Пресса не получила никаких коммюнике относительно нашей встречи с Банди, поскольку она была совершенно неофициальной, и поэтому возникло множество неожиданных и необоснованных утверждений о подготовке очередной встречи Джонсона и Косыгина в продолжение встречи в Гласборо.
Венская газета «Ди Прессе» 10 декабря 1968 г. опубликовала следующую заметку под заголовком: «К венской встрече на высшем уровне. Настойчивые слухи о встрече Косыгина с Джонсоном».
Закрытый сектор: Мост на Восток - ч.12
В ней говорилось:
«Несмотря на опровержения, сохраняются упорные слухи о предстоящей в обозримом будущем встрече на высшем уровне между президентом Джонсоном и советским премьер-министром Косыгиным. В качестве места проведения встречи называют австрийскую столицу. Привлекает внимание состоявшаяся в конце недели встреча бывшего специального советника Джонсона Макджорджа Банди с зятем Косыгина Гвишиани.
Гвишиани прибыл в Вену в качестве руководителя делегации экспертов на переговоры смешанной советско-австрийской комиссии, вскоре после визита советского министра внешней торговли Патоличева. Макджордж Банди, бывший вплоть до 1966 г. специальным советником Кеннеди, а впоследствии и Джонсона, по вопросам внешней политики и безопасности, находился в Вене якобы с частным визитом. Поскольку президент Джонсон должен уступить свой пост Ричарду Никсону 20 января будущего года, встреча в верхах должна состояться до этой даты.
Известно, что в конце своей пятилетней президентской деятельности Джонсон стремится к встрече на высшем уровне, чтобы разрешить серьезные разногласия с Москвой и покинуть свой пост с ореолом политика-миротворца. На переднем плане предстоящей встречи должны стоять вопросы так называемого ограничения ракетных вооружений.
По мнению обозревателей существуют симптомы, что Джонсон получил одобрение начала таких переговоров от своего преемника Никсона, который собирается продолжать их в течение многих лет в силу беспрецедентной сложности этой темы. Как сообщает немецкое информационное агентство, дипломатические приготовления к встрече на высшем уровне в Вашингтоне будут вестись настолько секретно, что о них не будут осведомлены даже высшие чиновники Госдепартамента.
Встреча в верхах между Косыгиным и Джонсоном была назначена еще на конец лета, однако не состоялась в связи с вторжением в Чехословакию. Советы, однако, были бы заинтересованы в проведении встречи в верхах и в связи с интервенцией в Праге, в том числе в течение первых месяцев своего вторжения в ЧССР, так как это дало бы возможность попытки их частичной реабилитации в глазах мировой общественности.
Сегодня в Вашингтоне еще не до конца ясно, сохранился ли этот интерес и сейчас, за шесть недель до отставки Джонсона, или советское руководство собирается возобновить диалог только после вступления Никсона в должность Президента. Дипломатические обозреватели едины лишь в том, что если встреча в верхах состоится, то она возможна только на нейтральной территории. В этой связи будут рассматриваться Швейцария и Австрия. Между тем официальный представитель правительства Швейцарии выступил в понедельник перед журналистами с сообщением, согласно которому швейцарское правительство не имеет информации о планируемой встрече Косыгина с Джонсоном. Интенсивная деятельность советских дипломатических кругов и визит в Вену бывшего советника президента Банди дают основание подозревать, что именно австрийская столица может быть выбрана местом проведения встречи на высшем уровне. Со стороны австрийских кругов не прозвучало никаких комментариев по этому поводу».
Так, благодаря усилиям прессы, начинала политизироваться атмосфера вокруг создания нового международного института, ясно показывая, что любые контакты между СССР и США интерпретировались скорее в общеполитическом плане, независимо от содержания конкретных частных деловых инициатив, по которым продолжался диалог. Разумеется, отсутствие информации позволяло прессе строить свои догадки о предмете наших с Банди бесед. Но показательно, что в обостряющейся в связи с чехословацкими событиями обстановке печать настойчиво искала на¬меки на какие-то положительные сдвиги в политике двух стран и с нетерпением ожидала встречи на высшем уровне.
Нам, конечно, следовало дать какую-то информацию, хотя бы сообщить об участии в переговорах, кроме меня и Банди, лорда Золли Цукермана и Аурелио Печчеи. Банди прилетел на уикенд, и мы весь день до глубокой ночи про¬сидели в его номере отеля «Империал». На следующий день вернулись туда же в 7 часов утра, чтобы утвердить подготовленный текст резюме этой встречи. После этого Банди тут же уехал в аэропорт. Полностью поглощенные обсуждением своих проблем, мы и не подумали, что нами заинтересуются журналисты.
Одиннадцатое декабря в газете «Геральд Трибюн» появилось сообщение о нашей встрече, в котором говорилось: «Посольство США подтвердило информацию венской газеты “Ди Прессе” о том, что г-н Банди совершил поездку в австрийскую столицу во время уикенда. Оно добавило, тем не менее, что, насколько известно, он прибыл туда с “частным визитом”, и заявило, что посольству ничего не известно о встречах с советскими должностными лицами... Как сообщают, переговоры проходили в отеле “Империал”, где останавливался Банди. Г-н Банди улетел в Нью-Йорк в понедельник утром».
Мою встречу с Банди и Цукерманом в декабре 1968 г. в Вене помог организовать Аурелио Печчеи, понимая, что дело в конечном счете будет упираться в договоренности между США и СССР. Она была краткой, но исключительно продуктивной: именно тогда нам удалось наметить принципы организации и функционирования будущего института.
После этого участники переговоров довольно быстро смогли решить такие важнейшие вопросы, как первоначальное число стран-членов, соотношение числа западных стран и стран Варшавского договора, возможность привлечения к участию в будущем институте Японии, роль которой в исследовании общих проблем современного мира заметно возрастала, вопросы финансирования, статус института, его научную ориентацию и организационную структуру.
Мы еще не раз возвращались к вопросу о том, насколько многосторонним должен стать новый институт. В свое время США отвергли идею об участии в совместных исследованиях только стран НАТО ради перспектив сотруд¬ничества с Советским Союзом. А теперь кто-то подбросил гипотетический вопрос: не следует ли для полноты анализа рассмотреть как возможную альтернативу возможность сделать его исключительно советско-американским? Эта гипотеза была тут же отброшена. Новизну и силу идее пре¬зидента Джонсона придавал образ моста между Востоком и Западом. С другой стороны, было очень важно, чтобы в новом институте не преобладали часто взаимоисключающие интересы двух стран - СССР и США. В конце концов, было решено принять уже более или менее согласованный подход, но чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, на первом этапе ограничить число участников.
В дальнейшем речь шла уже о деталях, хотя некоторые из них перерастали в серьезные трудности, которые росли, как снежный ком, тем более что их урегулирование должно было проходить через научную и политическую бюрократическую систему десятка различных стран. К тому же в 1969 г. в США с избранием нового президента проходила традиционная перестройка аппарата управления, неизбеж¬но осложняющая решение вопросов, согласованных с прежним руководством.
До сих пор речь шла, во всяком случае со стороны США, о создании международного центра исследований общих для развитых индустриальных стран проблем с помощью методов системного анализа. Много раз мы пытались оценить способность системного анализа реально помочь в решении каких-либо серьезных проблем, тем более что в самих США проявилось скептическое отношение к этой методологии. При ближайшем более конкретном рассмотрении существа дела перед нами встала масса вопро¬сов: действительно ли существуют проблемы, угрожающие всем без исключения развитым странам? и что значит «развитые», что значит «индустриальные», что вообще значит «страна», «общество»? И т.п. Ответить на все эти схоластические вопросы и замечания было практически невозможно, поэтому участники переговоров на опре¬деленном этапе стали говорить просто о Центре или об Институте.
Вообще, проблема названия института оказалась едва ли не самой сложной. «Мы, - вспоминал позже Говард Райффа. - никак не могли придумать, как его назвать, перебирали все возможные комбинации и сочетания различных терминов: институт операциональных исследований, кибернетики, исследований механизма принятия решений... Наконец кто-то сказал: “А как насчет института сис¬темного анализа?” Все подумали, что это приемлемо, но не вполне отвечает предназначению института. Тогда я предложил “прикладной системный анализ”, и услышал вопрос: “А что это значит?” Я не был уверен в ответе, и никто не мог точно сказать, что означает “прикладной системный анализ”, и именно поэтому все согласились с таким определением...»
Через много лет Говард Райффа полушутливо перечислит малую часть спорных вопросов, подразделив их на две группы. К несложным, разрешимым вопросам он отнесет следующие: чем будет заниматся институт, кто будет в нем работать, почему в нем будут работать, каким будет соотношение между прикладными и методологическими иссле¬дованиями, где будет расположен институт, кто будет оп¬лачивать счета, кто будет пользоваться результатами работ, как разрешать внутренние конфликты, на каком языке раз¬говаривать, как обеспечить высокое качество научных ис¬следований, устанавливать ли национальные квоты, нужно ли институту вмешиваться в политику, устанавливать ли контакты с ООН, приглашать ли к участию развивающиеся страны? И т.д. А вот, пс мнению Райффы, поистине слож¬ные, почти неразрешимые вопросы: будет ли X из страны Y получать больше, чем Y из страны X? кому достанутся комнаты с прекрасным видом из окон? можно ли ученым встречать иностранных представителей в куртках? во что они должны быть обуты на официальных приемах? будет ли бесплатный кофе?..
В 1976 г., отмечая четвертую годовщину основания института, все дружно смеялись над шутками Райффы, но в конце 60-х гг. было не до смеха. «В это время, - вспоминал Райффа, - царило уныние. Разработка проекта застыла на мертвой точке. Единственным признаком еще теплящейся в идее жизни были два совещания на исходе 1968 года. В отличие от первых встреч, сопровождавшихся звоном фанфар, эти проходили тихо. Немногочисленные сообщения в печати были случайными и неверными...»
другие темы:
Закрытый сектор
Открытый сектор
Экстремальная политика
Операция - Преемник 2.0.
Психотехнологии на службе СЕКты
Заговор Коржакова
Операция - Преемник
материалы по ЭТЦ
Ельцинизм
The Tragedy of Russia's Reforms