по-настоящему
Он прислал мне открытку на Рождество. Не какую-нибудь электронную, а настоящую, с еловой лапкой, на блестящем куске картона, каких уже давно никто никому не отправляет. Я сама последний раз посылала такую дедушке на день рождения, да только дедушка умер, не дождавшись весточки с изображением серого зайца. С тех пор в моем окружении нет людей, которые в нашем городе смогут найти дорогу в отделение почтовой связи. Или у тебя есть интернет, или читай смс-ки, а иначе как знаешь. Или, если хочешь, можешь быть фриком, отвергать прогресс, со всеми его достижениями. Фриком быть модно, не то что ходить за конвертами на почту по свежему декабрьскому снегу. Ветер дергает ниточки у шарфа, сам шарф, весь в колючих пушинках, топорщится как флаг на пиратском корабле. На пиратском, потому что шарф - черный. Вечер тоже черный, и глаза у меня почти черные. Один только снег белый и мы посреди этого снега - потерянные. Я и моя открытка.
Он присылает мне открытки три или четыре раза в год: на мой день рождения, рождество, новый год и на день архитектора. Почему-то он думает, что я стала архитектором, а мне все время как-то некогда ему сказать, что это не так.
Мы были знакомы 17 лет: жили на одной лестничной клетке. Большая ледяная сосулька стартовала с крыши и неожиданно приземлилась неподалеку. А ведь не март, не время падать сосулькам, почему-то расстроилась я. Не сказать, чтобы мы близко были знакомы, он выводил во двор огромную рыжую собаку с пупырчато-синим языком. Два раза в день - когда я уходила в школу, а потом когда поздним вечером притихшая, дворами кралась под родительскую крышу. После посиделок с подружками, с мятным ртом, с наивной мыслью, что запах сливового вина не сможет выбраться наружу, если плотнее сжать зубы. Он угощал меня мороженым летом, чаем, когда я заходила к нему в гости - трезветь и хвастаться. Пару раз играли в снежки. Память коварная. Вспомнишь кличку собаки с синими деснами - следом тянется вечерним туманом затянутая улица, и как он меня рассмешил тогда, показав на стене соседнего дома подтеки от грязи, в виде зайца. Но, в общем, мало чего могу про него вспомнить. Не потому что память подводит, а потому что нечего вспоминать.
Если провести языком по манжете на пальто, то на языке появится сладковатый привкус - от снега. А снег, пойманный в горсть, на вкус уже совсем другой, как деревенские сливки. Почему он писал мне столько времени? Почему он за столько времени так ничего мне и не написал. Ничего, кроме нескольких дежурных фраз на открытке: «поздравляю, желаю, будь». И я была все это время. Была совершенно равнодушна к этим примитивным посланиям. А сейчас подумала, это ведь он не от невнимания отделывался шаблонными фразами. Летом, когда,окончив школу и зачехлив свои мечты вместе с платьями - в потрепанный чемодан, я неожиданно поняла, что никогда уже не буду ни по чему скучать. Ни по двору, ни по родной, пропитанной запахами жаренного лука и стирального порошка двери. И качели со скрипучими петельками не стану вспоминать. Стояла и давила из себя ощущение грядущей ностальгии, а оно все не шло, да так никогда и не появилось. Тогда, назло собственному упрямству и толстокожести, я и оставила соседу свой новый адрес - петербургский, теткин.
Вот она зима - пальцы-крючочки, сжавшие открытку, потемнели от застывшей внутри крови. Кожа замерзла, сосуды под ней замерзли, и вены, наверное, тоже начали стынуть, а где-то глубже, куда не заглянуть, билось очень теплое и живое сердце. Бумажку с адресом он взял как должное, сказал - буду писать. И пишет. А я получаю и, хочу или нет, вспоминаю, помню. Неожиданно прилившая теплой волной нежность принесла с собой отчетливое желание - надо и мне что-нибудь написать. Ему. За то, что у меня здесь все хорошо, и за то, что я теперь стою с квадратиком, размохрившимся с уголков, и чувствую сейчас, не как тогда, через силу, а по настоящему. И вспоминаю, и немного даже скучаю. Я поддела ногой сосульку, потом придавила ее ногой сверху, до стеклянного хруста, до крошек под подошвой. Он переехал пару лет назад в другой город, не посчитав нужным сообщить - куда. Он никогда не писал обратного адреса, словно ему это было не нужно, получать мои ответы, может быть он вообще не любит открыток, подумала я. И под шквалом ветра и светлых морозных снежинок стало почему то смешно.