И кстати
Признаюсь в страшном: я эстет. Более того, я считаю, что, по крайней мере, частично эстетика может заменить этику. Впрочем, Бродский уже сказал точнее и красивее: "Aesthetic sense is the twin of one's instinct for self-preservation and is more reliable than ethics."
Мне не нужна всеобъемлющая красота, это по меньшей мере скучно. Если обшарпанная скамейка будет деревянной, помойка - немецкой, а человек со средней внешностью - добрым, мне будет красиво, хотя бы на момент соприкосновения. Для более продолжительного общения, скорее всего, понадобится большее количество красоты. Для неодушевленных предметов - внешней, для живых - внутренней, она проецируется вовне.
Если у человека красивые глаза или руки или волосы или задница, то я это разгляжу и поставлю на мысленный пьедестал. Да, пьедестал для задницы. Гармонию, конечно, никто не отменял, чем ее больше, тем лучше. Но когда человек слишком красив, я теряюсь. Он или она переходят в категорию не совсем живых существ, вроде произведений искусства. Ими бы любоваться, но с некоторого расстояния.
У этого есть обратная сторона. От уродства и искусственно наведенной концептуальной не-красоты мне становится не по себе. Некоторое осознанное усилие уходит на то, чтобы разделить то, от чего стоит отойти, и то, что нужно попытаться принять. И не судить, не судить, не судить. Это самое сложное.
Мне не нужна всеобъемлющая красота, это по меньшей мере скучно. Если обшарпанная скамейка будет деревянной, помойка - немецкой, а человек со средней внешностью - добрым, мне будет красиво, хотя бы на момент соприкосновения. Для более продолжительного общения, скорее всего, понадобится большее количество красоты. Для неодушевленных предметов - внешней, для живых - внутренней, она проецируется вовне.
Если у человека красивые глаза или руки или волосы или задница, то я это разгляжу и поставлю на мысленный пьедестал. Да, пьедестал для задницы. Гармонию, конечно, никто не отменял, чем ее больше, тем лучше. Но когда человек слишком красив, я теряюсь. Он или она переходят в категорию не совсем живых существ, вроде произведений искусства. Ими бы любоваться, но с некоторого расстояния.
У этого есть обратная сторона. От уродства и искусственно наведенной концептуальной не-красоты мне становится не по себе. Некоторое осознанное усилие уходит на то, чтобы разделить то, от чего стоит отойти, и то, что нужно попытаться принять. И не судить, не судить, не судить. Это самое сложное.