[....] ... говорить на языке, понятным широким массам
__________________________________________________
[....] Чувства - их всего три. Три струны, «ужас, смех, сострадание», как говорил Пушкин. И больше ничего нет.
<...>
Культура определяет политику, а не политика - культуру.
<...> - «актуальны». <...> это слово исключаю из своего словаря. <..>, «Это новое искусство - мусор», писал Чехов. Что талантливо, то и ново. А что талантливо? То, что волнует. А волнует не обязательно актуальность в смысле «сегоднячности». Если талантливо сделано и люди плачут и смеются, это актуально. А если же люди говорят: «Да, это очень актуально», и ждут, когда [это], наконец, закончится, или пытаются угадать какие-то параллели...
Мне тошно смотреть оперу, где вместо Бориса Годунова поет человек, похожий на Брежнева, предположим. Чем больше человек должен думать, тем меньше он волнуется. <Искусство действует не сюда(показывает на голову), а на сердце и <...> [яйца]. Оно волнует сексуально. Если же оно волнует интеллектуально, это не искусство, а наука или публицистика, которая тоже имеет право на существование. Но меня актуальность этого рода не интересует, хотя какие-то современные художники <...> важны.
<...>
У русского человека свобода всегда ассоциируется со словом «воля». Поэтому для русского человека свобода - делаю, что хочу. Мы же говорим о ментальности. Поэтому первое, что мне хотелось бы сделать, - разбудить в умах сомнение в том, что разрушение обязательно приведет к правильному созиданию. И второе: мне кажется, что в более долгосрочной перспективе русская культура неизбежно будет выбирать - подчиниться диктату Китая или диктату Европы.
{- Культурному или политическому?}
Абсолютно любому. Диктата культуры не может быть без индоктринации, а индоктринация - вещь политическая.
<...>
{Значит ли это, что мы до сих пор живем при Советском Союзе?}
Нет, мы живем до сих пор в XVI веке. [C/C](Советский Союз) был перевернутым с ног на голову Средневековьем. Если говорить кратко, то Средневековье характеризуется тем, что политического класса, независимого от землевладельца, еще нет, он только нарождается. Владение добром равнозначно владению людьми. Человек, который владеет землей, владеет и людьми. Когда появилась буржуазия, она доказала, что человек может быть свободен. Но в ряде стран этого так и не произошло. Русскому человеку, например, никогда не доводилось быть хозяином. У него никогда не было земли, никогда не было свободы продавать свой продукт.
<...>
[...] ... социальная ответственность - она по отношению к обществу вообще, а не к партии или идеологии. Для человека Средневековья государство трансцендентно: он не понимает, что это такое. Поскольку он не принимает в нем участия, он только и знает, что есть "синьор"[вассал], который пришел, отнял большую часть зерна, изнасиловал дочку и сказал: «Я тебя защищаю от тех "рыцарей"[опричников], которые могут прийти через два дня».
<...>
[...] ... эта система является средневековым государством. Вассал, крыша, <...> "рыцари"[опричники]<...>
В этом смысле Россия - <...> средневековая страна. Но я не вижу тут никакого безобразия и кошмара. Это не ужас - это обычный феодализм. Причем феодал-то может уйти от синьора с землей, а у нас даже феодалов нормальных не было: <...> был служивый человек, который имел землю. А как только он провинился, все отнимали к чертовой матери. <...> умер, тоже отнимали. Поэтому у него не было ощущения собственности. Даже у самого богатого человека сегодня, нет этого ощущения: он допускает, что завтра его могут посадить и все отнять. В общем, как только мы понимаем, что живем в Средневековье, то уже не кажутся удивительными ни решения судов, ни все остальное.
<...>
Вот была Россия до Петра I: она была гомогенная. <...> была <...> татарщина, двоеверие, даже троеверие - мусульманство, христианство и язычество. Но это была гомогенная среда: она пила брагу, холоп прекрасно понимал своего владельца. <...> боялся господина, <...> хотел быть холопом <...>. Быть холопом, было лучше чем крестьянином, потому что если крестьянин не заплатит долгов, его побьют батогами, а холопа не били: он работает, у него нет оброка. Холопство - это <...> безответственность.
А потом пришел Петр <...> немцы, датчане, шведы - народ онемел. И возникло на этом страшном замесе, с европейской культурой, поколение других русских. Правительство стало европейским. За последующие 150 лет Россия произвела феноменальный прорыв в области культуры - Пушкин, Гоголь, Тютчев, кого ни возьми, они все вышли из Петра. Это были белые русские, жили они в большой колонии, которая называлась Россия, в резервациях. Дальше уже шли люди, которые пели частушки, играли на балалайке, валяли валенки. А эти пили вино, говорили на плохом французском.
То есть было две нации. Нация, которую создал Петр, произвела то, чем сегодня русский человек гордится. А потом всех этих европейцев расстреляли, они умерли от голода или были высланы в Европу на философских пароходах. Остались какие-то недобитки(!). И пришли обратно другие русские - те самые, с опричнины. Они сегодня и командуют всем. И Путин оттуда. А остатки, «новые белые», бегают по площадям. Вы думаете, Путина это колышет? Он же прекрасно понимает, что это не играет никакой роли. Он может даже сесть, поговорить с ними. <...>.
<...>
{То есть, у вас двоякое отношение к Европе? С одной стороны, на нее вся надежда, а с другой - вы ей не доверяете.}
[...] Я испытываю к ней полное доверие. К русскому человеку у меня недоверие. Я европеец.
<...>
{вы симпатизируете европе <...> [азии]?}
У меня нет симпатий. Это как спрашивать, кого вы больше любите - тараканов или муравьев. Я их не люблю, я испытываю к ним интерес. <...> Мы, наверное, должны дойти до <...> какой-либо другой катастрофы, распасться на несколько государств, что не исключено, чтобы понять, что наши друзья - те, кого мы с XVII века считаем врагами.
<...>
А закон <...> все никак не примет Дума.
{Так уже давно же приняла!}
Ну, вы же понимаете, если мы живем в средневековой стране, то какой бы закон ни приняли, это совсем не значит, что его будут исполнять. <...> А... (машет рукой)
<...>
{что значит «свобода», <...> «демократия»?}
Свобода человека вести себя, как ему хочется. И на пути свободы стоит такой знак - некий режим или диктатор. И есть иллюзия, что если свалить этот режим, то сразу возникнет царство справедливости. Это западная идея, продолжение христианства, потому что христианство - религия, которая «истинно даст вам свободу». Это лево-либеральная мысль, которая верит в прогресс и которая, собственно, является продолжением религиозной мысли, хотя она может быть абсолютно атеистической.
<...>
Люди вообще забывают многое из истории Нового времени. Совершенно упускают из виду, что Европа последние 300 лет занималась индоктринацией социальных обязанностей личности. Это был огонь, меч, инквизиция, пытки, тюрьмы.
Социальная ответственность у индивида появилась сравнительно недавно - в XIII-XIV веках, когда возникли финансово обеспеченные группы (гильдии, буржуазия), которые стали требовать политической независимости. Это социальная ответственность, которая возникла в среде буржуазии: зарабатывать, не красть. Эти, так сказать, догматы христианства плюс деньги создали модель поведения, которую дальше надо было внедрять насильственно, потому что буржуазия ведь не была всем обществом. И это внедрение продолжалось в течение 300 лет.
Возьмите самую демократическою страну Европы - Англию. Парламент существует там с XIII века, а публичное повешение кончилось только в XVIII. А наказание розгами запретили только в 1980-е. Поэтому насилие необязательно говорит об отсутствии свободы. Тут как раз и возникает парадокс: демократия - это, как правило, жесткое регламентирование обязанностей человека, а значит, отсутствие свободы.
<...>
{Как мы знаем <...> из Маркса, капитализм перемалывает все - любую традицию, <...> религию, любые отношения, межчеловеческие и культурные…}
Да, у него есть такая тенденция.
<...>
В Древней Греции убить человека ничего не стоило: идешь по улице, на тебя кто-то кидается, ты его пырнул ножом, или камнем - по голове, ну, и пошел дальше. Убивать люди будут всегда, и всегда под разным соусом - религиозным, политическим, сексуальным. Другой вопрос - заслуживает ли человек того, что он считает свободой?
<...>
[...] ... 85% населения не хотят смотреть отечественное кино. Это же позорный результат! Такое можно позволить только в колониальной стране. В Италии, где сознательно убили отечественное кино. Но во Франции, в Британии это невозможно. То, что мы надуваем щеки и считаем, что у нас «третий путь», <...> - это, б…дь, смешно! (так и напишите, через запятую)
[Кончаловский A. 29/01/2013]
