"Дикое поле"
Голубые просторы, туманы,
Ковыли, да полынь, да бурьяны,
Ширь земли, да небесная лепь!
Разлилось, развернулось на воле,
Припонтийское Дикое Поле,
Киммерийская темная степь.
Вся могильниками покрыта -
Без имян, без конца, без числа,
Вся копытом да копьями взрыта,
Костью сеяна, кровью полита,
Да народной тугой поросла!
Только ветер закаспийских угорий
Мутит воды степных лукоморий,
Плещет, рыщет, развалист и хляб,
По оврагам, увалам, излогам,
По немереным скифских дорогам,
Меж курганов да каменных баб!
Вихрят вихрями клочья бурьяна
И гудит, и звенит, и поет...
Эти поприща - дно океана,
От великих обсякшие вод.
Распалял их полуденный огнь,
Индевела заречная синь,
Доползла желтолицая погань
Азиатских бездонных пустынь.
За хазарами шли печенеги...
Ржали кони, пестрели шатры,
Пред рассветом скрипели телеги,
По ночам разгорались костры,
Раздувались обозами тропы
Перегруженных степей,
На зубчатые стены Европы
Низвергались внезапно потопы
Колченогих, раскосых людей.
И орлы на Равеннских воротах
Исчезали в водоворотах
Всадников и лошадей.
Было много их - люты, хоробры,
Но исчезли, "изникли, как обры",
В темной распре улусов и ханств,
И смерчи, что росли и сшибались,
Разошлись, растеклись, растерялись
Средь степных безысходных пространств.
Долго Русь раздирали по клочьям
И усобицы, и татарва...
Но в лесах по речным узорочьям
Завязалась узлом Москва.
Кремль, овеянный сказочной славой,
Встал в парче облачений и риз,
Белокаменный и златоглавый,
Над скудою закуренных изб.
Отразился в лазоревой ленте,
Развитой по лугам-муравам,
Аристотелем-Фиоравенти
На Москва-реке строенный храм.
И московские Иоанны
На татарские веси и страны
Наложили тяжелую пядь
И пятой наступили на степи...
От кремлевских глухих благолепий
Стало трудно в Москве дышать.
Голытьбу с темноты да неволи
Потянуло на Дикое Поле
Под высокий степной небосклон:
С топором, да с косой, да с оралом
Уходили на Север - к Уралам,
Убегали за Волгу, за Дон.
Их разлет был широк и несвязен -
Жгли, рубили, взимали ясак...
Правил парус на Персию Разин,
И Сибирь покорял Ермак.
С Беломорья до Приазовья
Подымались на клич удальцов
Воровские круги Понизовья
Да концы вечевых городов.
Лишь Никола-угодник, Егорий -
Волчий пастырь, строитель земли,
Знают были пустынь и поморий,
Где казацкие кости легли...
Русь! Встречай роковые годины:
Разверзаются снова пучины
Неизжитых тобою страстей,
И старинное пламя усобиц
Лижет ризы твоих богородиц
На оградах Печорских церквей.
Все, что было, повторится ныне,
И опять затуманится ширь,
И останутся двое в пустыне:
В небе - Бог, на земле - богатырь.
Эх! Не выпить до дна нашей воли,
Не связать нас в единую цепь...
Широко наше Дикое Поле,
Глубока наша скифская степь.
Максимилиан Волошин
Ковыли, да полынь, да бурьяны,
Ширь земли, да небесная лепь!
Разлилось, развернулось на воле,
Припонтийское Дикое Поле,
Киммерийская темная степь.
Вся могильниками покрыта -
Без имян, без конца, без числа,
Вся копытом да копьями взрыта,
Костью сеяна, кровью полита,
Да народной тугой поросла!
Только ветер закаспийских угорий
Мутит воды степных лукоморий,
Плещет, рыщет, развалист и хляб,
По оврагам, увалам, излогам,
По немереным скифских дорогам,
Меж курганов да каменных баб!
Вихрят вихрями клочья бурьяна
И гудит, и звенит, и поет...
Эти поприща - дно океана,
От великих обсякшие вод.
Распалял их полуденный огнь,
Индевела заречная синь,
Доползла желтолицая погань
Азиатских бездонных пустынь.
За хазарами шли печенеги...
Ржали кони, пестрели шатры,
Пред рассветом скрипели телеги,
По ночам разгорались костры,
Раздувались обозами тропы
Перегруженных степей,
На зубчатые стены Европы
Низвергались внезапно потопы
Колченогих, раскосых людей.
И орлы на Равеннских воротах
Исчезали в водоворотах
Всадников и лошадей.
Было много их - люты, хоробры,
Но исчезли, "изникли, как обры",
В темной распре улусов и ханств,
И смерчи, что росли и сшибались,
Разошлись, растеклись, растерялись
Средь степных безысходных пространств.
Долго Русь раздирали по клочьям
И усобицы, и татарва...
Но в лесах по речным узорочьям
Завязалась узлом Москва.
Кремль, овеянный сказочной славой,
Встал в парче облачений и риз,
Белокаменный и златоглавый,
Над скудою закуренных изб.
Отразился в лазоревой ленте,
Развитой по лугам-муравам,
Аристотелем-Фиоравенти
На Москва-реке строенный храм.
И московские Иоанны
На татарские веси и страны
Наложили тяжелую пядь
И пятой наступили на степи...
От кремлевских глухих благолепий
Стало трудно в Москве дышать.
Голытьбу с темноты да неволи
Потянуло на Дикое Поле
Под высокий степной небосклон:
С топором, да с косой, да с оралом
Уходили на Север - к Уралам,
Убегали за Волгу, за Дон.
Их разлет был широк и несвязен -
Жгли, рубили, взимали ясак...
Правил парус на Персию Разин,
И Сибирь покорял Ермак.
С Беломорья до Приазовья
Подымались на клич удальцов
Воровские круги Понизовья
Да концы вечевых городов.
Лишь Никола-угодник, Егорий -
Волчий пастырь, строитель земли,
Знают были пустынь и поморий,
Где казацкие кости легли...
Русь! Встречай роковые годины:
Разверзаются снова пучины
Неизжитых тобою страстей,
И старинное пламя усобиц
Лижет ризы твоих богородиц
На оградах Печорских церквей.
Все, что было, повторится ныне,
И опять затуманится ширь,
И останутся двое в пустыне:
В небе - Бог, на земле - богатырь.
Эх! Не выпить до дна нашей воли,
Не связать нас в единую цепь...
Широко наше Дикое Поле,
Глубока наша скифская степь.
Максимилиан Волошин