Три цвета одной встречи.
(Вместо рассказа о Камчатке).
I. Оранжевый.
Они стояли вчетвером, ослепленные увиденным по-новому привычным светилом, они наблюдали незримое - звездную пыль, сыпавшуюся им под ноги, и никто из них тогда не в силах был понять, что это - знак, и никто не мог его разгадать. Пятый стоял поодаль и наблюдал за ними, у него было вполне конкретное имя, но он, уставший от чужих радостей, лишь молча наблюдал, и его присутствие равнялось его отсутствию. Ветер нес и рвал облака в клочья, стремительно меняя окружавший их пейзаж, то, пряча то, что внизу, в долине, то, скрывая заснеженные пики так, будто их никогда и не было.
Спустившись с двуглавой вершины, пьяные чувством нечаянной свободы, трое из них ощутили вдруг, что их нервы оголились, их мысли стали приобретать материальность, а кровеносные системы объединились в один запутанный клубок сосудов - порви самый маленький капилляр, и все трое истекут кровью. Четвертый спасся, он не потерял рассудка, его глаза не изменили их привычный цвет, его мозг не постигла участь Графа Цепеллина… Он просто не снял скафандра.
Они возвращались, упиваясь адреналином быстрой езды, ледяная крошка хлестала по лицам, вырываясь из-под гусениц, они же смеялись, словно это не их прожитые жизни, сливаясь в неразличимую полосу, улетали назад со скоростью семьдесят километров в час. Возвращаясь, они уже понимали, что мчатся в неизвестность, бесконечную и такую манящую, и что возврата оттуда не будет. Они изменились навсегда, и страха больше не было.
Прощаясь до завтра, Она прижала тёплую ладонь к боковому стеклу машины, и ладонь сползла вниз, оставив дорожки от пальцев, как в известном старом кино. Ему показалось, что Он понял. А когда пришла пора расстаться на неизмеренное количество времени, Он искал Её губы, а Она, глядя в Его оранжевые глаза, просила не усложнять, прося не упрощать.
И тогда Его порт накрыл туман, дав Ему пару часов на раздумья, и Он остался. Третьей из них была Золотая Монета, без чьей помощи этот туман дался бы Ему слишком дорогой ценой. Поделив цену на двоих, они сделали то, что должны были сделать, и когда всё было решено, они, откинув спинки кресел, лежали, не в силах ни говорить, ни спать, Золотая Монета справа, Он слева. И только через час в Её динамике прозвучал Его голос: «Я остался. Движемся за тобой».
На следующий день пришел Его черед подключиться к Золотой Монете и отдать ей оставшуюся энергию.
II. Голубой.
Они стояли вчетвером на том месте, где дорога разветвлялась, подобно кроне засохшего дерева, и удивлённо оглядывались по сторонам. Их стоптанные сапоги были покрыты пылью, одежда носила следы земли и крови, губы пересохли от жажды и потрескались, лица почернели от солнца и грязи. Они пришли сюда одновременно, но каждый своим путём, рассказывать о котором любой из них мог бы вечно, хотя детали пути длинною в десять бесконечных лет постепенно стирались в их памяти. Клинки их были зазубрены, но чисты.
Они узнавали и не узнавали это место. Лишь один из них, присев на обочину, смачно приложился к бурдюку с пивом, отёр изодранным рукавом рот, запрокинул голову, и прищурил на солнце глаза. Он знал, что они действительно встретились на этом самом месте десять лет назад, молодые, сильные и бесстрашные, он помнил, сколько их было, а было их гораздо больше, он помнил, как, ударив по рукам, они разошлись, выбрав каждый свою дорогу, считая её единственно верной. Он и сейчас знал, куда пойдёт дальше, ничего иного знать он не желал. Он приоткрыл один глаз, сделал ещё большой глоток из своего бурдюка, растянулся в пыльной траве, и трое услышали его богатырский храп.
Трое молчали, и в их глазах тревога мешалась с надеждой. Конечно же, они тоже всё прекрасно помнили. Это место не могло быть другим, так же, как и тогда, вокруг возвышались заснеженные вершины, вдоль дорог стояли корявые деревца, ничуть не выросшие за прошедшие годы, и по-прежнему бессмысленно было лезть на них, чтобы посмотреть вдаль, такими же, как тогда, ухабистыми, остались и дороги. Другими стали они. У них не было времени на отдых. Сделав по глотку обжигающего зелья из одной плоской фляги, они переглянулись, и в глазах читался страх. Нет, им не страшно было идти, падать, вставать, биться, терять, умирать и воскресать заново. Их пугало, что они снова могут сделать выбор, что могут пойти вместе. Они так привыкли быть одиночками, с кем бы ни делили они ратные дела, пиры и постель.
Трое разошлись. Долго ещё перекрикивались, подбадривая друг друга, горланя боевые песни своей юности, но как-то глупо и неестественно весело звучали они в этом забытом Богом краю. Один вдруг услышал отдаленные вопли и лязг стали, он обнажил свой клинок, с диким рёвом бросился влево, напролом через непроходимые заросли, рубя с плеча направо и налево, раздирая ветками лицо и руки. Звуки боя стихли вдалеке, когда он лежал на дне оврага в двадцати шагах от дороги, обратив глаза к небу, голубому-голубому, в котором поблескивали искорки, напоминая эльфийские крылышки, и слёзы протачивали на его лице глубокие борозды. Он не пробился бы.
Много спустя, они, каждый сам, узнали от кабацких пропойц, что четвертый тогда ушел к оркам.
III. Серый.
Они стояли вчетвером, фотографируясь на фоне курящегося кратера Авачи, в голове звучал нескончаемо Ревякин с его терпкой Камчаткой, а отсутствие сотовой связи давало мимолётное ощущение оторванности от внешнего мира и привычного окружения. Они старались не думать о неизбежности возвращения к рутине, к размеренной, предсказуемой и расписанной на долгое время вперед жизни, такие мысли, как известно, грубо ломают удовольствие от недолгого отдыха на природе. Тогда они решили назвать это место раем, и даже где-то оставили об этом запись.
Позже пришло понимание, что рай заключался не в месте, они его придумали сами, воспользовавшись благоприятным стечением обстоятельств - встреча старых друзей через десять лет, чудесная, как на заказ, погода, необходимость забыться, хоть на короткое время, и снять накопившуюся усталость. Они всё это придумали сами - и восторженные глаза, и нежные, поначалу будто случайные, прикосновения, меняющийся тембр голоса при произнесении имён друг друга. Это пришлось придумать, потому что ничего этого в их повседневной жизни давно не было, или не было вообще.
Они почти не спали эти пятеро суток, пытаясь всеми силами унять скоротечность времени, оставив ворох деталей в воспоминаниях об их странной встрече. Снегоходы, ледянки, виски на вершине, термальный бассейн, баня с вениками, ночной город и «звезды в шоке», ушедшие котики, штрафы за курение, шампанское в коридоре, «Небо» в Елизово и культовая, незабвенная «Лисья Нора», Сероглазка, сероглазка и «Сероглазка», размороженные крабы в багажнике и кровавое месиво на ладонях, ненайденные Озерки, и ещё много-много…
Вначале они думали, что, когда всё закончится, всё закончится - воспоминания систематизируются, фотографии рассортируются, родится очередной том путевых заметок, и они обязательно встретятся ещё когда-нибудь. Они так думали, но уже так не чувствовали. Непостижимым образом их потряс глубинный эмоциональный взрыв, запустивший в развалинах их мозга процесс переосмысления и генеральную уборку в душах.
Их теперь мучают страхи перед неизвестностью, перед придумыванием друг друга, чему способствует бесконечное виртуальное общение, sms, ICQ, они редко звонят друг другу, боясь услышать знакомый голос в телефоне, но они обязательно встретятся через десять лет, вне зависимости от того, нужно будет для этого преодолевать тысячи километров, или достаточно будет лишь проснуться и открыть серые глаза.
И тогда не будет страха.
Эпилог.
Больно, остро....
Это странное место - Камчатка... Сдирает застарелую шелуху, приобретенную с течением жизни... Жизни ли или существования. Место ли... Или мы, такие уставшие, защищенные своими латами. Энтропия захватывает наши тела и мозг.
Только теперь, по прошествии времени начинаешь догадываться, робко продираясь в дебрях собственного сознания, слегка осмысливать... Не врать себе...И тем, кого ты чувствуешь, даже на расстоянии 10 тысяч километров.
Это ли счастье? Эта боль, когда мучаешься в ночи от происходящего, а утром надев лицо спешишь в театр обреченных. В котором ты сильный, в котором ты маска. Мы рядимся в чужие шкурки и одежки. Отучаем себя верить знакам и собственным чувствам, забываем о себе в диком круговороте поглощений. Жизнь в скафандре полиэтилена.
Нет! Твоя жизнь воина! Тебе дано право изменять пространство и сознание! Не бойся, страх тебя убьет. Верь - только Она создана для тебя.
Измененное сознание диктует возможность «подключения», «подключение» диктует изменение сознания. Измененное ли? Или как раз твое, самое что ни на есть твое.
Ты возвращаешься с свое привычное гнездо, снимаешь шляпу и ставишь меч в угол. Садишься на диван, покрываешься пылью. Задаешь себе глупые и не нужные вопросы, не можешь найти ответов. А нужно лишь только руку протянуть, позови нас - мы рядом, и не важны все эти дурацки растраченные годы - возможности не потерянны - они были отвергнуты тобой. Понимал ли ты это? Понял ли сейчас? Ты так ждешь счастья, тонкого и острого, от которого рвет сердце навылет. Так почему же ты мечешься, как глупый суслик, когда оно стоит перед тобой. Страх поглощает тебя, мрак и туман, холодный и липкий туман закрадывается в твою душу...
Гаснет свет.... Занавес...
Написано совместно с
ginneya