Даже не рассказик, а так... зарисовочка
НАТАШКИН РАЙ
Пятилетний Толик подтрунивает над матерью. То запрет ее в подполье, то засунет ужа в стиральную машину. То швырнет в нее из кустов шишкой.
- Сына, я знаю, что это ты, - Наташка тяжело разгибается, отирает пот со лба, - Футболку надел?
- Ой, забыл. Щас надену.
- Не щас, а сразу! Марш домой за футболкой!
- А Жека и Серега в одних трусах ходят…
- Я тебе тысячу раз объясняла. Жека и Серега смуглые, им можно. А тебя солнышко не любит.
- А почему оно меня не любит? - вылезает из кустов Толик.
- Почему-почему… Да по кочану!
- Мамка, ты дура! - неожиданно заявляет мальчуган.
- Это с чего вдруг?
- Ты, когда перед моим папкой ноги раздвигала, башкой своей не думала. Вот я и расту теперь ублюдком.
- Толечка, - Наташка треплет малыша по светлой макушке, - ты бабушку-то не слушай. А если слушаешь, то хоть не повторяй… Иди, поешь малинки.
- Не хочу малины! У меня живот болит и во рту щиплет. Хочу шоколадку! Помнишь, тетя Аня из города привезла?
- Ой, так ты их все уже давно доел… Ладно, сходим потом, спросим. Может, у нее еще остались.
- Пошли!
- Не сейчас, сынок. Попозже, вечерком прогуляемся.
- А я хочу сейчас!
- Подожди. Мне полторы грядки осталось. Вот бабушка придет, а морковка не прополота. Что она скажет?
- Скажет - лахудра ты жирная, совсем обленилась!
- Я же тебя попросила - не повторяй! Повторюша - дядя Хрюша!
- Повторюша дядя Хрюша! Дядя Хрюша! - смеется Толик. А потом снова за свое:
- Хочу шоколадку! Шоколадку хочу! Дай шоколадку!
- Ладно, пойдем к тете Ане, - обреченно вздыхает Наташка.
Анька уже третий год городская. В деревню приезжает только на летние каникулы. Пирсинг, маникюр с растительным орнаментом, брасет на ноге. Расстелила покрывало посреди огорода, загорает.
- Может, что и осталось. Счас в рюкзаке гляну, - пожимает она плечами и тут же исчезает в доме. Через пару минут возвращается и протягивает Толику сильно размякший, бесформенный «Сникерс» - На, лопай, голубоглазик!
- Ну что, горемыка, - оборачивается она к Наташке, - в город тебе надо перебираться.
- Не, только не в город, - испуганно таращит глаза Наташка. - Меня, помню, как-то возила туда мать. Еще в детстве. Хотела мне салют показать. Так там ужас что творилось - кричат, толкаются, чуть не на головы друг другу лезут. Я плачу, трясусь, к маме прижимаюсь. Никакого салюта уже не надо было, лишь бы живыми выбраться. С тех пор я в город побаиваюсь ездить.
- Ну, а рестораны там, кино, ночные клубы… Неужели неинтересно хотя бы глянуть?
- Так у нас свой клуб есть. Как начнут песни горланить - на другом конце деревни до утра слышно. Только я уже давно туда не заглядываю. Неловко мне перед людьми, - она смотрит то на свои большие мозолистые руки, то на драные шлепанцы. - Я, Анюта, в Верховье хочу. К тете Ирине и дяде Михаилу. Один раз только была, сразу после выпускного, и с тех пор мечтаю…
- В Верховье?! Сдурела, что ли? Одну деревню на другую менять…
- Да там же рай! Птицы поют, трава по пояс - не то, что у нас, жухлая и пришибленная уже в мае.
- Ну и что там делать, в этом Верховье?
- Как что? - удивляется Наташка. - Со скотиной управляться, воду носить, в огороде копаться, варить, белье стирать.
- Вот те и рай! - хохочет Анька. - Ты еще скажи, что ангелы с крылышками там коров доят и картошку сажают!
- Ну, ангелы не ангелы, - тихо вздыхает Наташка, - а люди там какие-то другие. Наши - смуглые, темноволосые и смотрят как бы исподлобья. А те - белокурые, голубоглазые и все время улыбаются. Светлые такие люди.
Пятилетний Толик подтрунивает над матерью. То запрет ее в подполье, то засунет ужа в стиральную машину. То швырнет в нее из кустов шишкой.
- Сына, я знаю, что это ты, - Наташка тяжело разгибается, отирает пот со лба, - Футболку надел?
- Ой, забыл. Щас надену.
- Не щас, а сразу! Марш домой за футболкой!
- А Жека и Серега в одних трусах ходят…
- Я тебе тысячу раз объясняла. Жека и Серега смуглые, им можно. А тебя солнышко не любит.
- А почему оно меня не любит? - вылезает из кустов Толик.
- Почему-почему… Да по кочану!
- Мамка, ты дура! - неожиданно заявляет мальчуган.
- Это с чего вдруг?
- Ты, когда перед моим папкой ноги раздвигала, башкой своей не думала. Вот я и расту теперь ублюдком.
- Толечка, - Наташка треплет малыша по светлой макушке, - ты бабушку-то не слушай. А если слушаешь, то хоть не повторяй… Иди, поешь малинки.
- Не хочу малины! У меня живот болит и во рту щиплет. Хочу шоколадку! Помнишь, тетя Аня из города привезла?
- Ой, так ты их все уже давно доел… Ладно, сходим потом, спросим. Может, у нее еще остались.
- Пошли!
- Не сейчас, сынок. Попозже, вечерком прогуляемся.
- А я хочу сейчас!
- Подожди. Мне полторы грядки осталось. Вот бабушка придет, а морковка не прополота. Что она скажет?
- Скажет - лахудра ты жирная, совсем обленилась!
- Я же тебя попросила - не повторяй! Повторюша - дядя Хрюша!
- Повторюша дядя Хрюша! Дядя Хрюша! - смеется Толик. А потом снова за свое:
- Хочу шоколадку! Шоколадку хочу! Дай шоколадку!
- Ладно, пойдем к тете Ане, - обреченно вздыхает Наташка.
Анька уже третий год городская. В деревню приезжает только на летние каникулы. Пирсинг, маникюр с растительным орнаментом, брасет на ноге. Расстелила покрывало посреди огорода, загорает.
- Может, что и осталось. Счас в рюкзаке гляну, - пожимает она плечами и тут же исчезает в доме. Через пару минут возвращается и протягивает Толику сильно размякший, бесформенный «Сникерс» - На, лопай, голубоглазик!
- Ну что, горемыка, - оборачивается она к Наташке, - в город тебе надо перебираться.
- Не, только не в город, - испуганно таращит глаза Наташка. - Меня, помню, как-то возила туда мать. Еще в детстве. Хотела мне салют показать. Так там ужас что творилось - кричат, толкаются, чуть не на головы друг другу лезут. Я плачу, трясусь, к маме прижимаюсь. Никакого салюта уже не надо было, лишь бы живыми выбраться. С тех пор я в город побаиваюсь ездить.
- Ну, а рестораны там, кино, ночные клубы… Неужели неинтересно хотя бы глянуть?
- Так у нас свой клуб есть. Как начнут песни горланить - на другом конце деревни до утра слышно. Только я уже давно туда не заглядываю. Неловко мне перед людьми, - она смотрит то на свои большие мозолистые руки, то на драные шлепанцы. - Я, Анюта, в Верховье хочу. К тете Ирине и дяде Михаилу. Один раз только была, сразу после выпускного, и с тех пор мечтаю…
- В Верховье?! Сдурела, что ли? Одну деревню на другую менять…
- Да там же рай! Птицы поют, трава по пояс - не то, что у нас, жухлая и пришибленная уже в мае.
- Ну и что там делать, в этом Верховье?
- Как что? - удивляется Наташка. - Со скотиной управляться, воду носить, в огороде копаться, варить, белье стирать.
- Вот те и рай! - хохочет Анька. - Ты еще скажи, что ангелы с крылышками там коров доят и картошку сажают!
- Ну, ангелы не ангелы, - тихо вздыхает Наташка, - а люди там какие-то другие. Наши - смуглые, темноволосые и смотрят как бы исподлобья. А те - белокурые, голубоглазые и все время улыбаются. Светлые такие люди.