(no subject)
ну вот, пьесу показали. после последнего дня, неделю ходила, как убитая. отчетливо понимаю, почему люди болеют театром, и могут жить только им. эти люди, актеры, были почти незнакомыми мне людьми, а стали родными. это банально, конечно, но это правда, и я не знаю толком, как описать это чувство. это такой уровень интимности, которого нет ни с кем другим, ни с мужем, ни с семьей. это, может быть, сравнимо с тем, что чувствует писатель, когда его книга поражает и влюбляет читателя. но только он не видит сам процесс, а только может догадываться о нем. а здесь, когда сидишь в зале, смотришь по сторонам, и видишь слезы на глазах, например, каких-нибудь брутальных дяденек, или просто чувствуешь напряжение в зале, никто не шелохнется, это так прямо... это прямо так, что ты думаешь, вот только раствориться бы именно здесь, в эту минуту, и все, больше не надо ничего. и это - маленький театр, мы еле-еле впихивали туда 70 мест, с дополнительными стульями, и все четыре раза народу было столько, что некоторые стояли сзади. и не то, чтобы мы теперь с этими актерами друзья на веке, тут не то, тут другое. девочка, которая играет главную героиню, сказала мне: я играю сегодня для твоей мамы, а вообще, я всегда играю для тебя, потому что это - только между нами, и все. да что говорить, когда актер, играющий мужа этой девочки, в последний день проплакал все второе действие. это при том, что пьеса моя - не шекспировская трагедия, а плач на сцене - далеко не главный признак актерского мастерства. а здесь, просто все так сложилось. ну и это несравнимо ни с чем, конечно, когда мама сидит на первом ряду и плачет, а прямо перед ней произносится монолог не молодой женщины о ее умершей сестре, и только мама знает, что эта пьеса - ее жизнь.
