...

[zhiharka]

Достоевский считал, что пока человек жив, про него нельзя ничего решить определенно. Ибо он не завершен, не закончен, живой процесс. И именно в этом и есть суть христианства: пока человек жив - он не безнадёжен, всё еще может быть. Но когда идет дождь, кажется, что всё уже решено за нас, просчитано и записано пером, не вырубишь. И мы, бредущие под дождем, об этом знаем, если не знаем - то смутно догадываемся. Так, на дне глаз еще не старой красивой женщины, веселящейся в ресторане среди своих, вдруг промелькнет холодный злой гном, выглянет на мгновение и спрячется глубоко, никто почти и не заметил, случайный человек за соседним столиком не в счёт. Пузыри взрываются в лужах маленькими серыми фейерверками, этот город так сроднился с дождем, что жители не замечают его, дышат влагой серой цвета, кутаются в капюшоны или просто неслышно, как тени, плывут по тротуарам цвета мокрого асфальта. Он думает, что он обманет природу и сможет вырваться хотя бы ненадолго из этой хмари - скорее, скорее туда, где тепло, лето, где цветет жасмин. Я увезу ее в Хургаду, да, именно туда. Волшебное слово Хур-га-да, пахнет щербетом и пахлавой, невозмутимые верблюды, песок, пирамиды, которые ничего не знают про дождь, она будет счастлива, ей всего восемнадцать, она не видела ни одного верблюда, она так смешно сморщит нос и будет есть мороженое, роняя капли на горячую землю, нежная кожа, шорты, крем для загара, все еще впереди, начнем сначала и проживем еще одну жизнь правильно. Рельсы, русло, проторенная колея. Дождь входит в нашу кровь и плоть, становится частью, тенью, звуком. Ничего не отменишь, никуда не убежишь от дождя, Веничка не приедет в Петушки - так же, как Ахилл никогда не догонит черепаху, миражи появляются в дрожащем мареве над асфальтом и исчезают один за другим. Билеты мокнут под ливнем, расползаясь в луже на маленькие лоскутки, и вот уже почти невозможно прочитать, что было на них написано: видно лишь буквы Х и А, возможно, это Харьков.

***
Уставший ангел пристраивается на крыше супермаркета, крылья намокли и лететь стало трудно, нужно подождать. Он поджимает озябшие лапки и смотрит на запоздавших покупателей сверху вниз, сквозь крышу. Они толкают перед собой тележки с продуктами, сыр, зелень, красная икра, а возьму-ка я еще шоколад и мартини, будет праздник в конце недели. Ангелу не смешно: он знает, что мартини не пригодится.