«Ла-Ла Ленд»
Фильм о музыке - это классический ход. Музыка вполне кинематографична. О ней можно рассказывать истории - и слушать их и повторять, они не надоедают. Музыка - это не только звуки и гармония, это страсть, это жизнь, это смысл. Особенно такая, как джаз или блюз. Помните фильм «Перекресток» 1986 года? «Что ты за музыкант, если не можешь изобразить поезд?» Вот это как раз история о том, что за свою страсть ты готов отдать душу дьяволу, причем буквально. И хотя Слепой Пес Фултон произносит ставший штампом слоган: «Блюз - это когда хорошему человеку плохо», мы знаем, что он лукавит. Блюз - это когда ты отдал за него всё, не только женщину.
"Если вас пристрелили в дешевом мотеле - это блюзовая смерть. Получить нож в спину от ревнивой любовницы - тоже вполне хороший способ умереть по-блюзовому. То же самое относится к казни на электрическом стуле, смерти от перепоя или одинокой кончине на сломанной раскладушке. Настоящий блюзмен не может умереть во время теннисного матча или сеанса липосакции". И джаз - про то же самое.
Хулио Кортасар в гениальном джазовом рассказе «Преследователь» вкладывает в уста Джонни Картера (то есть Чарли Паркера) следующий монолог:
Hет, я не про то. Твоя книжка хорошая, потому что... потому что ты не видишь урн, Бруно. Она все равно как игра Сачмо чистенькая, аккуратная. Тебе не кажется, что игра Сачмо похожа на день ангела или на какое-то благодеяние? А мы... Я сказал тебе, что мне хотелось летать без воздуха. Мне казалось... надо же быть таким идиотом... казалось, придет день - и я найду что-то совсем иное. Я никак не мог успокоиться, думал, что все хорошее вокруг красное платье Лэн и даже сама Би - это словно ловушки для крыс, не знаю, как сказать по-другому... Крысоловки, чтобы никто никуда не рвался, чтобы, понимаешь, говорили - все на земле прекрасно. Бруно, я думаю, что Лэн и джаз, да, даже джаз, - это как рекламные картинки в журналах, чтобы я забавлялся красивыми штучками и был доволен, как доволен ты своим Парижем, своей женой, своей работой... У меня же - мой сакс... и мой секс, как говорится в твоей книжке. Вроде бы все, что мне нужно. Ловушки, друг... должно же быть что-то другое; не может быть, чтобы мы стояли так близко, почти открыли дверь...
Джонни говорит это своему другу, скучному обывателю, который так ничего и не понял до конца и написал о музыке и музыканте плоскую книгу. Бла-бла, сюжет, то-сё, прекрасная рецензия, что может понимать в музыке человек на окладе. «Блюз не может рождаться в офисе или супермаркете, в этих местах неподходящее освещение. Хотите сочинить блюз - выйдите на автостоянку или сядьте рядом с мусорным баком».
Чарли Паркер имел прозвище Птица, потому что он любил жареных цыплят. Главный герой фильма «Ла-Ла Ленд» струсил назвать свой клуб в честь него. Главная героиня струсила выбрать джаз и неизвестность. Режиссер Дэмьен Шазелл струсил сделать еще один хороший фильм о музыке (грустная история о том, как человек, снявший прекрасную «Одержимость», захотел парочку «Оскаров»). В картине о джазе нет джаза, артисты мюзикла плохо поют и танцуют, за словами о любви нет любви, а реальной мечтой оказываются лишь деньги. В общем, получился фильм о Голливуде для Голливуда - все грезы лишь пыль, истинной ценностью обладают расчет и коммерция, ла-ла-ла, потому и название такое. Даже писать о нем скучно, так всё банально, предсказуемо и вторично (взять хотя бы Париж - боже, какая тоска). Об этом же самом - о выборе между романтикой и деньгами, о несбывшейся любви, о невозможности прожить другую жизнь - чуть раньше высказался Вуди Аллен в фильме «Светская жизнь», но сделал это куда более тонко и талантливо.
Hу как тебе объяснить? - кричит Джонни, схватив меня за плечи и сильно тряхнув раза три. - Дело не в том, музыкально это или нет, здесь другое... Есть же разница между мертвой Би и живой Би. То, что я играю, - это мертвая Би, понимаешь? И потому я иногда бью свой сакс вдребезги, а публика думает - я в белой горячке. Мой дружок Бруно пишет в своей книжке все, что ему болтают, кроме самого главного. Сначала мне показалось, ты говоришь о ком-то другом: о Ронни или о Марселе, а потом - Джонни тут, Джонни там, значит, говорится обо мне, и я спросил себя: разве это я? Там и про меня в Балтиморе, и про Бэрдлэнд, и про мою манеру игры, и все такое... Послушай, - добавляет он почти холодно, - я не дурак и понимаю, что ты написал книгу для публики. Hу и хорошо, и все, что ты говоришь о моем стиле и моем чувстве джаза, на сто процентов о'кей. Чего ж нам еще спорить об этой книге? Мусор в Сене, вот, соломинка, плывущая мимо, - твоя книга. А я - вон та, другая соломинка…
"Если вас пристрелили в дешевом мотеле - это блюзовая смерть. Получить нож в спину от ревнивой любовницы - тоже вполне хороший способ умереть по-блюзовому. То же самое относится к казни на электрическом стуле, смерти от перепоя или одинокой кончине на сломанной раскладушке. Настоящий блюзмен не может умереть во время теннисного матча или сеанса липосакции". И джаз - про то же самое.
Хулио Кортасар в гениальном джазовом рассказе «Преследователь» вкладывает в уста Джонни Картера (то есть Чарли Паркера) следующий монолог:
Hет, я не про то. Твоя книжка хорошая, потому что... потому что ты не видишь урн, Бруно. Она все равно как игра Сачмо чистенькая, аккуратная. Тебе не кажется, что игра Сачмо похожа на день ангела или на какое-то благодеяние? А мы... Я сказал тебе, что мне хотелось летать без воздуха. Мне казалось... надо же быть таким идиотом... казалось, придет день - и я найду что-то совсем иное. Я никак не мог успокоиться, думал, что все хорошее вокруг красное платье Лэн и даже сама Би - это словно ловушки для крыс, не знаю, как сказать по-другому... Крысоловки, чтобы никто никуда не рвался, чтобы, понимаешь, говорили - все на земле прекрасно. Бруно, я думаю, что Лэн и джаз, да, даже джаз, - это как рекламные картинки в журналах, чтобы я забавлялся красивыми штучками и был доволен, как доволен ты своим Парижем, своей женой, своей работой... У меня же - мой сакс... и мой секс, как говорится в твоей книжке. Вроде бы все, что мне нужно. Ловушки, друг... должно же быть что-то другое; не может быть, чтобы мы стояли так близко, почти открыли дверь...
Джонни говорит это своему другу, скучному обывателю, который так ничего и не понял до конца и написал о музыке и музыканте плоскую книгу. Бла-бла, сюжет, то-сё, прекрасная рецензия, что может понимать в музыке человек на окладе. «Блюз не может рождаться в офисе или супермаркете, в этих местах неподходящее освещение. Хотите сочинить блюз - выйдите на автостоянку или сядьте рядом с мусорным баком».
Чарли Паркер имел прозвище Птица, потому что он любил жареных цыплят. Главный герой фильма «Ла-Ла Ленд» струсил назвать свой клуб в честь него. Главная героиня струсила выбрать джаз и неизвестность. Режиссер Дэмьен Шазелл струсил сделать еще один хороший фильм о музыке (грустная история о том, как человек, снявший прекрасную «Одержимость», захотел парочку «Оскаров»). В картине о джазе нет джаза, артисты мюзикла плохо поют и танцуют, за словами о любви нет любви, а реальной мечтой оказываются лишь деньги. В общем, получился фильм о Голливуде для Голливуда - все грезы лишь пыль, истинной ценностью обладают расчет и коммерция, ла-ла-ла, потому и название такое. Даже писать о нем скучно, так всё банально, предсказуемо и вторично (взять хотя бы Париж - боже, какая тоска). Об этом же самом - о выборе между романтикой и деньгами, о несбывшейся любви, о невозможности прожить другую жизнь - чуть раньше высказался Вуди Аллен в фильме «Светская жизнь», но сделал это куда более тонко и талантливо.
Hу как тебе объяснить? - кричит Джонни, схватив меня за плечи и сильно тряхнув раза три. - Дело не в том, музыкально это или нет, здесь другое... Есть же разница между мертвой Би и живой Би. То, что я играю, - это мертвая Би, понимаешь? И потому я иногда бью свой сакс вдребезги, а публика думает - я в белой горячке. Мой дружок Бруно пишет в своей книжке все, что ему болтают, кроме самого главного. Сначала мне показалось, ты говоришь о ком-то другом: о Ронни или о Марселе, а потом - Джонни тут, Джонни там, значит, говорится обо мне, и я спросил себя: разве это я? Там и про меня в Балтиморе, и про Бэрдлэнд, и про мою манеру игры, и все такое... Послушай, - добавляет он почти холодно, - я не дурак и понимаю, что ты написал книгу для публики. Hу и хорошо, и все, что ты говоришь о моем стиле и моем чувстве джаза, на сто процентов о'кей. Чего ж нам еще спорить об этой книге? Мусор в Сене, вот, соломинка, плывущая мимо, - твоя книга. А я - вон та, другая соломинка…