«Название» может состоять из нарицательных внеисторических апеллятивов, как минимум из двух: Новгород, Вышгород, Белгород, Миргород, Црна Гора и т.п. «Название» для не слишком представительных «субъектов» может быть образовано аффиксальной вариацией достаточно представительного апеллятива: Гродно, Городец, Городок, Городище. Нисколько непредставительный апеллятив украина уже не годится даже для двусложного названия полноценного государства, именно «государства», даже если бы второй компонент наименования и представлялся подлинным именем собственным, ибо сами по себе феномены «крайней части некоего целого» (украины) и «государственной независимости» друг друга категорически взаимоисключают.
Какая-то, предположим, относительная, так сказать, или с нашей сегодняшней точки зрения, непритязательность вполне может быть обнаружена в именах, скажем, знаменитых городов (Берлин, Киев, Москва) или даже целых стран (Польска, Ангельн, Картли), если всё же задаться целью докопаться до нарицательных корней этих имен собственных, всегда опять таки доисторических, первобытных, убедительно долитературных по происхождению. Задача же конструирования имени собственного по прошествии без малого тысячелетия с момента обретения письменности, из литературных апеллятивов, была бы вынуждена учитывать и со всей ответственностью подойти к семантике словарного состава литературного языка.
Весь «секрет» придуманной в ХХ веке страны под названием «Порубежье без названия» в том и состоит, что её авторы нисколько не ощущали ни глубины Славянского литературного тысячелетия, ни широты контекста некоторых Славянских литературных апеллятивов (подобных обще-Славянскому украю и его производным); буквально, они не читали многотомных изданий книг Разрядного или Посольского приказов, прочих исторических государственных актов, иных памятников литературы; между тем, с тех пор как митрополит Ларион сказал своё Слово, «народом» в принципе может являться только «читающая» часть биологической популяции; таким образом, они начали историю в этой части Света как бы заново, с «первобытного нуля», при этом однако получив, как бы для них нечаянно, результат уже не просто «непритязательный», но откровенно смехотворный.
Какая-то, предположим, относительная, так сказать, или с нашей сегодняшней точки зрения, непритязательность вполне может быть обнаружена в именах, скажем, знаменитых городов (Берлин, Киев, Москва) или даже целых стран (Польска, Ангельн, Картли), если всё же задаться целью докопаться до нарицательных корней этих имен собственных, всегда опять таки доисторических, первобытных, убедительно долитературных по происхождению. Задача же конструирования имени собственного по прошествии без малого тысячелетия с момента обретения письменности, из литературных апеллятивов, была бы вынуждена учитывать и со всей ответственностью подойти к семантике словарного состава литературного языка.
Весь «секрет» придуманной в ХХ веке страны под названием «Порубежье без названия» в том и состоит, что её авторы нисколько не ощущали ни глубины Славянского литературного тысячелетия, ни широты контекста некоторых Славянских литературных апеллятивов (подобных обще-Славянскому украю и его производным); буквально, они не читали многотомных изданий книг Разрядного или Посольского приказов, прочих исторических государственных актов, иных памятников литературы; между тем, с тех пор как митрополит Ларион сказал своё Слово, «народом» в принципе может являться только «читающая» часть биологической популяции; таким образом, они начали историю в этой части Света как бы заново, с «первобытного нуля», при этом однако получив, как бы для них нечаянно, результат уже не просто «непритязательный», но откровенно смехотворный.
Reply
Leave a comment