СТРАННАЯ ВОЛНА СОВЕТСКОГО КИНО
ОЦЕНИТЕ ПРЕВЬЮ, КОТОРЫЕ Я НАУЧИЛСЯ ДЕЛАТЬ
Видео старое, но тут важна картинка, то есть превью. Как это ни странно, она имеет колоссальное значение. Кроме того, я устранил множество визуальных и звуковых ляпов.
ЧАСТЬ 1.
Сколько я не был на кладбище, мне всегда казалось странным то, как быстро зарывают человека в землю. Странным казались и прощальные речи. На самом деле, сущность смерти невозможно выразить ни на каком-языке мира. Смерть - “неизрекаема”. Все пытаются говорить о том, что вот был, мол, Петя. Петя был шофер и семьянин. А вот в гробу лежит актер Толоконников. Он сыграл Шарикова и Хоттабыча. И от того, что Петя водил автомобиль, а Толоконников талантливо сыграл Полиграфа Полирафовича нам их жалко, а самим страшно, а не сыграл был Толоконников в кино или не крутил бы Петр баранку, то и ужас смерти растаял бы как дым.
Дудки! Не растаял бы. Суть смерти в том, что в одно мгновение исчезает целое мироздание. Не старик-актер Толоконников умер, а умер маленький Володя, которого целовала мама, молодой боец ракетных войск Владимир, студент театрального училища Вован и еще десятки версий одного и того же человека. А вместе с ними канули в вечность и тысячи сновидений с реками подземелий, вечереющими полями и огоньками горных долин.
Последний фильм Юлия Райзмана “Время желаний” (1984) часто трактуют как историю о том, как корыстная хабалка в исполнении железной Веры Алентовой угробила своим карьеризмом доброго рохлю в исполнении Анатолия Папанова. А так ли это? Светлана Васильевна не лишена самоотверженности, по-своему заботится о стареющем муже. Фильм течет глубже. “Время желаний” - как раз о “неизрекаемости” смерти, а вся его мощь заключена в развязке.
“Что? Что это? Что это? Что же ты стоишь? Сделай же что-нибудь! Да, сделайте, что-нибудь! Боже мой, да сделайте же что-нибудь” - причитает над бездыханным телом “Папанова” “Алентова” и не может найти нужного слова, обращаясь, то к непонятно кому, то к Богу. А ведь, “это” - не есть “что-нибудь”? “Это” - не “Нечто”, а “Ничто”. Все наши слова это - слова Бытия, а слов для Небытия - нет. Так рождается стихийная вера в потусторонние силы.
Казалось бы, какое отношение имеет картина Юлия Райзмана, автора таких шедевров как “Кавалер золотой звезды”, “Коммунист” и лауреата шести Сталинских премий к краху советской идеологии? Самое непосредственное. Для того, чтобы это понять необходимо сделать экскурс в историю Советского Союза в целом и в историю советского кино, в частности.
Как так вышло, что осенью 1991 года почти никто не вышел защищать СССР и КПСС, хотя в стране было 18 миллионов коммунистов и 40 миллионов комсомольцев? Михаил Горбачев подошел к зданию “Советский Союз”, хотел подправить, но коснулся его мизинчиком и дряхлая, аварийная постройка мгновенно рухнула, похоронив Генсека под своими обломками.
ЧАСТЬ 2. БИТВА ПОЛОВ С ПОТОЛКАМИ
Неосталинисты и новые левые обычно увязывают крушение Советской Власти и коммунистических идеалов с Перестройкой и с тем ураганом обличительной риторики, который пронесся над политическими, экономическими страны и повлиял на быт, культуру, искусство страны.
Однако, с другой стороны, уже стала общим местом мысль и о том, что деградация советских идеологем началась гораздо, гораздо дальше, шла шире и глубже, чем это кажется сейчас неискушенному обывателю.
К волне разоблачений был причастен и кинематограф. В это время на экраны кинотеатров выходят хорошо всем знакомые фильмы, которые бронебойным тараном врезаются в корабль советской идеологии и отправляют ее, в конце концов, на дно. Краеугольная мысль, заложенная в основание этих картин, содержится в названии документальной ленты Станислава Говорухина “Так жить нельзя”.
Содержание подобных фильмов в самом широком смысле изложил персонаж трагикомедии “Шапка”, снятой по мотивам пьесы “Кот домашний средней пушистости” Владимира Войновича и Григория Горина: “Жена стоит, муха бьется, прораб потеет. Материалов не хватает, рабочие перепились, начальство кроет матом. Он понимает, что жизнь не удалась, жена скандалит, сын колется, дочь проститутка”.
Первой ласточкой становится психологическая драма Тенгиза Абуладзе “Покаяние” (1984). Съемки проходили с трудом. Изымались копии фильма. Фильм вышел на экраны только в 1987 году и сразу был воспринят как переворот в политическом сознании. Брошено обвинение: Советский Союз стоит на костях невинных жертв. На нем лежит Каиново проклятие и ничего хорошего его не ждет. Каяться, молиться Богу и незамедлительно отмежеваться от своего кровавого прошлого - вот удел каждого честного человека.
Где-то начиная с 1987 года, бурный поток разоблачений накрывает ошалелого зрителя. Перестроечный мейнстрим ставит под вопрос все стороны, все проявления действительности. “Ничто не свято, все погрязло во лжи и пороке” - кричат кинематографиcты.
В первую очередь, выясняется, что в недрах советского строя затаилось новое поколение. Молодежь, состоявшая из циников, мечтателей и гитаристов ни в грош не ставит идеалы прошлого и грезит отнюдь не о коммунизме. Школьники и студентки общаются через “коммуникационную трубу”. Они желают целоваться с молодыми училками, тиранить старых педагогов, драться и слоняться. Мечтают о спортивного авто и даче в придачу. На эту тему снимается множество фильмов: “Ребро Адама” Михаила Криштововича, “Курьер” Карена Шахназарова, “Дорогая Елена Сергеевна” Эльдара Рязанова, “Легко ли быть молодым?” Юриса Подниекса, “Авария - дочь мента” Михаила Туманишвили, “Куколка” Исаака Фридберга, “Интердевочка” Петра Тодоровского, “Меня зовут Арлекино” Валерия Рыбарева, “Плюмбум, или Опасная Игра” Вадима Абдрашитова, “Шут” Андрея Эшпая, “Игла” Рашида Нугманова.
В армии процветает дедовщина и неуставные взаимоотношения: “Делай раз” Андрея Малюкова и “Сто дней до приказа” Хусейна Эркенова. Преступный мир порождает авторитетов, доходяг и филателистов: “Беспредел” Игоря Гостева, “Воры в законе” Юрия Кары, “Лебединое озеро. Зона” Юрия Ильенко. В театре - террариум единомышленников: “Сукины дети” Леонида Филатова. Во властных коридорах - адюльтер, фарисейство и микроинсульт: “Забытая мелодия для флейты” Эльдара Рязанова. В колхозе - показуха, а в городе протекает крыша: “День Нептуна” и “Фонтан” Юрия Мамина. В комсомоле - “ЧП районного масштаба” Сергея Снежкина, а в партии - “Любовь с привилегиями” Владимира Кучинского.
Выхода нет. Поскольку прошлое построено на крови, нечестии и воинствующем невежестве: “Завтра была война” Юрия Кары, “Защитник Седов” Евгения Цымбала, “Собачье сердце” Владимира Бортко, “Цареубийца” Карена Шахназарова, “Ночевала тучка золотая...” Суламбека Мамилова.
Будущего также нет, поскольку не только СССР, но и Россия в целом - это заколдованный город, где кони медленно ступают, где мало в фонарях огня. Выбраться из него невозможно. Любой побег неизбежно возвращает беглеца к упырям прошлого, настоящего и грядущего: Малюте, Сталину, “прокурору Меньшову” и Наталье Поклонской: “Город Зеро” Карена Шахназарова.
Если и есть будущее, то оно достойно слез: Это - чатланская планета Плюк, бесплодная равнина, где правит жалкий лилипут ПЖ, где в кумирах ходят исполнители песни про маму и пальто, где есть гравицаппа, но нет живительной воды. Впрочем, фильм Георгия Данелия “Кин-дза-дза” явно выбивается из обличительного ряда и по мощи, и по неоднозначности трактовки. Его можно понимать, как угодно. Как приговор социализму, капитализму и как человечеству вообще.
Обличительное кино или “чернуха” внесла немалый вклад в крах советской идеологии, но тут резонно встают вопросы: “А, почему началась Перестройка? “Зачем в стране развитого социализма что-то перестраивать, да так, чтобы не оставить от этого и следа?”. “Откуда есть-пошла эта “реформация?”,
Когда началась “Перестройка” в том значении, которое вкладывает в это слово наш современник? Для человека 2018 года ответ на этот вопрос кажется очевидным: Весна 1985 года. Восшествие на престол Михаила Сергеевича Горбачева. На самом деле, для какого-нибудь Евгения Петровича из Краснодара и в мае 1985, и в январе 1986 года, и даже в ноябре 1986 года на дворе стоит настоящая Советская Власть. Советская Власть 96 пробы. Никто и думает и весной 1987 года, что через пять лет КПСС будет на время запрещена, СССР растает в дымке лет, а по телевизору после полуночи будет идти настоящая капиталистическая порнография как это было, например, на канале “Интер” в Харькове.
Да, действительно, еще в апреле 1985 года на пленуме ЦК КПСС Горбачев говорит об “ускорении”, а в мае на встрече актива Ленинградского горкома партии упоминает о “перестройке”. Но, на самом деле, обновленческая риторика всегда являлась дежурным блюдом для высшего руководства страны Советов и никогда не прекращалась все 74 года. Никто всерьез в 1985 году ее не воспринимает.
Совсем недавно умирает Андропов, и все помнят, что каких-нибудь два года назад и Юрий Владимирович гундел о том, что необходимо “расширять социалистическую демократию” и буквально: “гласность”. При Андропове принимают закон “О трудовых коллективах”, существенно расширяющих права предприятий, а заканчивается все тем, что советских граждан ловят в кинотеатрах и банях во время обеденного перерывы, корейских же пассажиров отправляют на дно морское кормить дальневосточных осьминогов.
Брежнев начинает свое правление с внедрения хозрасчетных методов. Если взять его выступления, то можно обнаружить, что слова “перестройка”, “ускорение”, “гласность” и “демократия” встречаются 48 раз в одном только небольшом выступлении http://brezhnev.su/1/.
Начиная с детского сада, каждые 2-3 года лично я слышал об очередной обновленческой компании или новой инициативе: Подъем НТР, школьная реформа, продовольственная программа, подъем престижа ПТУ, и так далее. С одной стороны, как и Горбачев, Брежнев вплоть до 1979 года сближается с США. Отправляет в космос “Союз-Аполлон”, строит завод “Пепси-Кола”, заключает договора ОСВ-1 и ОСВ-2. С другой стороны, Горбачев, как и Брежнев, несмотря на всю новаторскую риторику в начале своего срока продолжает зажимать гайки: топчет виноградники, запрещает сивуху-бормотуху, борется с нетрудовыми доходами и вводит госприемку.
Да и в советское кино в эпоху Перестройки, вопреки сложившимся стереотипам, состояло отнюдь не только из “Маленькой Веры” или “Воров в законе”. Вплоть до Беловежского соглашения ровно так же, как и в 70-х продолжают выходить хрестоматийные “синеокие” мюзиклы, мелодрамы и комедии, славившиеся особой аполитичностью. Музыка, песни, интриги и танцы гремят в комедиях и экранизациях “Дон Сезан де Базан”, “Человек с бульвара Капуцинов”, “Не ходите девки замуж”, “Выше радуги”, “Одиссея капитана Блада”. Хитрые советские милиционеры, разведчики и военные, как и при Суслове стоят на страже социалистической родины и борются с незаконной трудовой деятельностью в таких боевиках, детективах и приключенческих фильмах как “Одиночное плавание”, “Бармен из “Золотого Якоря””, “Конец операции “Резидент”, “Следствие ведут знатоки”, “Государственная граница”. Как и 40 лет назад в туркменских аулах бьются на смерть молодые, перспективные председатели колхоза с ретроградами в назидательной комедии Мереда Атаханова “Джигит всегда джигит”.
ЧАСТЬ 3. БОРЬБА С НУТРЯНЫМИ МЕЛЬНИЦАМИ
Древняя македонская пословица гласит: “Во сон се родив, со сон живеам, во сон ќе умрам”, то есть “во сне родился, во сне живу, во сне и отойду в мир иной”. Почти каждый смертный полагает, что его жизнь важна для окружающих. То, что это иллюзия предстоит узнать Ростиславу Плятту в образе военного хирурга и пенсионера Алексея Борисовича. Фильм Марлена Хуциева “Послесловие” выходит на экраны в 1983 году и обозначает разрыв между поколениями, зияющий в обществе перед Перестройкой. Великолепный “Плятт” приезжает в белокаменную к своей дочери поговорить под конец жизни по душам. А дочка умотала в Узбекистан. На растерзание оставляет мужа, диссертанта “Андрея Мягкова”, “зятя Плятта” по фильму.
Военврач Алексей Борисович - ходячая сокровищница мировой культуры. Вдруг оказывается, что не только черни, но и столичному интеллигенту до лампады и подвиг спасения людей под огнем неприятеля, и европейская литература, и южные помидоры, и цирк, и пляттово остроумие. Каждый человек есть, в первую голову, “Вещь в себе”, как говорил Иммануил Кант, а не “Бытие-в-Мире”, как говорил Мартин Хайдеггер. Чужие письма его не волнуют. Социальное строительство - архитрудная задача еще и потому, что передача накопленного опыта в какой-то мере неисполнима. Приходят новые поколения и мир их переживаний, сколь угодно утонченный, может оказаться совершенно чуждым сколь угодно сложному миру их предков. Со смертью каждого человека умирает целая Вселенная, и ничего тут поделать нельзя.
Рвется связь времен и в киноленте “Тема” (1979). Маститый советский писатель Ким Есенин приезжает к “Инне Чуриковой” в Суздаль.
“Всё как раньше: в окна столовой
Бьётся мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек”.
В два щелчка сбивает суздальская, кондовая интеллигенция апломб со столичного сочинителя. Ким Есенин вдруг понимает, что вся его жизнь прожита напрасно, а горы макулатуры, которую он насочинял, не стоят и мизинца гонимого провинциального литератора “Станислава Любшина”, который хочет уехать в Израиль назло Чуриковой и ЦК КПСС. Чурикова в лисьей шапке валяется в ногах какого-то неудачника, а его, видного совписа Кима Есенина в дубленке и в исполнении самого Михаила Ульянова, (записного маршала победы Георгия Жукова в советском кино) обижает. Убитый горем Ким Есенин растворяется в снежной дали посконной Руси. ЦК не смогла простить такой насмешки.
“Тема” задумана Госкино как памфлет против диссидентов. Ее долго никто не желает ставить. Даже такие державники как Никита Михалков и Николай Губенко. С превеликим трудом чиновники находят режиссера. Им оказывается Глеб Панфилов. Лучше бы и не находили. Фильм получается настолько неудобным, что его сразу отправляют пылиться на полку до лучших времен, где он и лежит до 1987 года, когда и выигрывает главный приз Берлинского международного кинофестиваля “Золотой медведь”. Не так уж и часто отечественные киноленты брали главный приз на этом престижном кинофоруме. Аж 2 раза.
Несмотря на то, что в 1985 году еще никто не понимает масштаба будущих потрясений, что-то тревожное витает в воздухе. Сквозь завесу партийной демагогии видны странные, непонятные всполохи. Осенью 1986 года по телевидению показывают сенсационный выпуск “Веселых ребят”. Еще долго в коридорах Тюменского Университета после выхода этой телепередачи раздаются предерзкие реплики Кнышева: “хиппари и панки - бледные поганки”. В 1985 году происходит резкая смена молодежной моды. Вместо элегантного хиппи-шика 70-х и его отголосков в 80-ые приходит откровенный клоунский стиль конца 80-х. Начесы на голове, штаны-бананы розового и сольферинового цвета, вареные джинсы и белые кроссовки. “А что ты слушаешь?” - музыкальная пристрастия становятся кодом нового поколения. Открываются первые кооперативы. Взрывается АЭС в Чернобыле. В Казахстане происходят первые националистические волнения.
Дело в том, что советская идеология начала сыпаться задолго до начала Перестройки - еще в глубинах 60-х годов. Назревшие к 1985 году перемены были не капризом Горбачева, а плодом многолетнего мучительного процесса по переоценке ценностей. Огромный вклад в эту переоценку внес и советский кинематограф, как это ни странно. Одним из первых могильщиков социалистического реализма в кино становится Геннадий Шпаликов. По справедливому замечанию его первой жены Наталии Рязанцевой в пересказе Дмитрия Быкова: и “оттепель”, и “застой” придумал Шпаликов. Единственный фильм, в котором он выступает в качестве режиссера “Долгая счастливая жизнь” - это кровавый разгром не только 60-х, не только образа "настоящего мужика", а и вообще всего советского проекта. Это - Цусима, Хиросима и Нагасаки идеи коммунизма в кинематографе.
История предвечерней надежды в высоком тумане незнакомого города оборачивается позором и ужасом утреннего пробуждения. Шпаликов попадает в самое яблочко, когда берет на роль геолога Виктора (что на латыни значит “Победитель”) твердого в своих экранных воплощениях Кирилла Лаврова. Он наполняет его риторикой шестидесятника, нового человека, адепта “социализма с человеческим лицом”, бывалого ватажника, мужественного потомка “комиссаров в пыльном шлеме”, немного циника, но все-же романтика, наверняка поющего у костра про зеленое море тайги.
Втрескавшись по уши в Елену (Инна Гулая) Виктор как Степан Копенкин в “Чавенгуре” у Андрея Платонова верит в нее как в Розу Люксембург, а вместе с ней и в светлую с ней будущность. Виктор у Шпаликова - словно ходячий цитатник из типичных фраз десятков мужественных героев оттепельного кино. Весь вечер он ходит и несет оттепельный бред про то, что “во мне погибает, быть может, Шишкин”, что любить нужно “по-настоящему” (то есть, как это написано в “Моральном кодексе строителя коммунизма”), что “только от нас c тобой зависит будущее”, что не нужно разбрасываться по сторонам. Он разглагольствует про свой богатый жизненный опыт, про то, что “любовь - это на всю жизнь”, что он чувствует, что “наступило нечто серьезное”, и так далее и тому подобное, и все без умолку.
Когда же на утро оказывается, что Елена - не Роза Люксембург, не непорочная дева коммунизма, а разведенка с прицепом, Виктор, как это водится у мужиков, накладывает полные штаны. То есть первое легкое столкновение с реальностью сбрасывает энтузиаста в бездну стыда и отчаяния. Быт играючи перевешивает на экзистенциальных весах космические звездолеты. Вечером Лавров “смазывает карту будня, плеснувши краску из стакана”, а утром оказывается, что “ноктюрн на флейте водосточных труб” играть уже не кому.
Партийная критика приняла “Долгую счастливую жизнь” в штыки. Газета “Правда” устами киноведа Георгия Капралова упрекала сценарий в неумении проанализировать “некую жизненную коллизию”.
Видео старое, но тут важна картинка, то есть превью. Как это ни странно, она имеет колоссальное значение. Кроме того, я устранил множество визуальных и звуковых ляпов.
Click to viewЧАСТЬ 1.
Сколько я не был на кладбище, мне всегда казалось странным то, как быстро зарывают человека в землю. Странным казались и прощальные речи. На самом деле, сущность смерти невозможно выразить ни на каком-языке мира. Смерть - “неизрекаема”. Все пытаются говорить о том, что вот был, мол, Петя. Петя был шофер и семьянин. А вот в гробу лежит актер Толоконников. Он сыграл Шарикова и Хоттабыча. И от того, что Петя водил автомобиль, а Толоконников талантливо сыграл Полиграфа Полирафовича нам их жалко, а самим страшно, а не сыграл был Толоконников в кино или не крутил бы Петр баранку, то и ужас смерти растаял бы как дым.
Дудки! Не растаял бы. Суть смерти в том, что в одно мгновение исчезает целое мироздание. Не старик-актер Толоконников умер, а умер маленький Володя, которого целовала мама, молодой боец ракетных войск Владимир, студент театрального училища Вован и еще десятки версий одного и того же человека. А вместе с ними канули в вечность и тысячи сновидений с реками подземелий, вечереющими полями и огоньками горных долин.
Последний фильм Юлия Райзмана “Время желаний” (1984) часто трактуют как историю о том, как корыстная хабалка в исполнении железной Веры Алентовой угробила своим карьеризмом доброго рохлю в исполнении Анатолия Папанова. А так ли это? Светлана Васильевна не лишена самоотверженности, по-своему заботится о стареющем муже. Фильм течет глубже. “Время желаний” - как раз о “неизрекаемости” смерти, а вся его мощь заключена в развязке.
“Что? Что это? Что это? Что же ты стоишь? Сделай же что-нибудь! Да, сделайте, что-нибудь! Боже мой, да сделайте же что-нибудь” - причитает над бездыханным телом “Папанова” “Алентова” и не может найти нужного слова, обращаясь, то к непонятно кому, то к Богу. А ведь, “это” - не есть “что-нибудь”? “Это” - не “Нечто”, а “Ничто”. Все наши слова это - слова Бытия, а слов для Небытия - нет. Так рождается стихийная вера в потусторонние силы.
Казалось бы, какое отношение имеет картина Юлия Райзмана, автора таких шедевров как “Кавалер золотой звезды”, “Коммунист” и лауреата шести Сталинских премий к краху советской идеологии? Самое непосредственное. Для того, чтобы это понять необходимо сделать экскурс в историю Советского Союза в целом и в историю советского кино, в частности.
Как так вышло, что осенью 1991 года почти никто не вышел защищать СССР и КПСС, хотя в стране было 18 миллионов коммунистов и 40 миллионов комсомольцев? Михаил Горбачев подошел к зданию “Советский Союз”, хотел подправить, но коснулся его мизинчиком и дряхлая, аварийная постройка мгновенно рухнула, похоронив Генсека под своими обломками.
ЧАСТЬ 2. БИТВА ПОЛОВ С ПОТОЛКАМИ
Неосталинисты и новые левые обычно увязывают крушение Советской Власти и коммунистических идеалов с Перестройкой и с тем ураганом обличительной риторики, который пронесся над политическими, экономическими страны и повлиял на быт, культуру, искусство страны.
Однако, с другой стороны, уже стала общим местом мысль и о том, что деградация советских идеологем началась гораздо, гораздо дальше, шла шире и глубже, чем это кажется сейчас неискушенному обывателю.
К волне разоблачений был причастен и кинематограф. В это время на экраны кинотеатров выходят хорошо всем знакомые фильмы, которые бронебойным тараном врезаются в корабль советской идеологии и отправляют ее, в конце концов, на дно. Краеугольная мысль, заложенная в основание этих картин, содержится в названии документальной ленты Станислава Говорухина “Так жить нельзя”.
Содержание подобных фильмов в самом широком смысле изложил персонаж трагикомедии “Шапка”, снятой по мотивам пьесы “Кот домашний средней пушистости” Владимира Войновича и Григория Горина: “Жена стоит, муха бьется, прораб потеет. Материалов не хватает, рабочие перепились, начальство кроет матом. Он понимает, что жизнь не удалась, жена скандалит, сын колется, дочь проститутка”.
Первой ласточкой становится психологическая драма Тенгиза Абуладзе “Покаяние” (1984). Съемки проходили с трудом. Изымались копии фильма. Фильм вышел на экраны только в 1987 году и сразу был воспринят как переворот в политическом сознании. Брошено обвинение: Советский Союз стоит на костях невинных жертв. На нем лежит Каиново проклятие и ничего хорошего его не ждет. Каяться, молиться Богу и незамедлительно отмежеваться от своего кровавого прошлого - вот удел каждого честного человека.
Где-то начиная с 1987 года, бурный поток разоблачений накрывает ошалелого зрителя. Перестроечный мейнстрим ставит под вопрос все стороны, все проявления действительности. “Ничто не свято, все погрязло во лжи и пороке” - кричат кинематографиcты.
В первую очередь, выясняется, что в недрах советского строя затаилось новое поколение. Молодежь, состоявшая из циников, мечтателей и гитаристов ни в грош не ставит идеалы прошлого и грезит отнюдь не о коммунизме. Школьники и студентки общаются через “коммуникационную трубу”. Они желают целоваться с молодыми училками, тиранить старых педагогов, драться и слоняться. Мечтают о спортивного авто и даче в придачу. На эту тему снимается множество фильмов: “Ребро Адама” Михаила Криштововича, “Курьер” Карена Шахназарова, “Дорогая Елена Сергеевна” Эльдара Рязанова, “Легко ли быть молодым?” Юриса Подниекса, “Авария - дочь мента” Михаила Туманишвили, “Куколка” Исаака Фридберга, “Интердевочка” Петра Тодоровского, “Меня зовут Арлекино” Валерия Рыбарева, “Плюмбум, или Опасная Игра” Вадима Абдрашитова, “Шут” Андрея Эшпая, “Игла” Рашида Нугманова.
В армии процветает дедовщина и неуставные взаимоотношения: “Делай раз” Андрея Малюкова и “Сто дней до приказа” Хусейна Эркенова. Преступный мир порождает авторитетов, доходяг и филателистов: “Беспредел” Игоря Гостева, “Воры в законе” Юрия Кары, “Лебединое озеро. Зона” Юрия Ильенко. В театре - террариум единомышленников: “Сукины дети” Леонида Филатова. Во властных коридорах - адюльтер, фарисейство и микроинсульт: “Забытая мелодия для флейты” Эльдара Рязанова. В колхозе - показуха, а в городе протекает крыша: “День Нептуна” и “Фонтан” Юрия Мамина. В комсомоле - “ЧП районного масштаба” Сергея Снежкина, а в партии - “Любовь с привилегиями” Владимира Кучинского.
Выхода нет. Поскольку прошлое построено на крови, нечестии и воинствующем невежестве: “Завтра была война” Юрия Кары, “Защитник Седов” Евгения Цымбала, “Собачье сердце” Владимира Бортко, “Цареубийца” Карена Шахназарова, “Ночевала тучка золотая...” Суламбека Мамилова.
Будущего также нет, поскольку не только СССР, но и Россия в целом - это заколдованный город, где кони медленно ступают, где мало в фонарях огня. Выбраться из него невозможно. Любой побег неизбежно возвращает беглеца к упырям прошлого, настоящего и грядущего: Малюте, Сталину, “прокурору Меньшову” и Наталье Поклонской: “Город Зеро” Карена Шахназарова.
Если и есть будущее, то оно достойно слез: Это - чатланская планета Плюк, бесплодная равнина, где правит жалкий лилипут ПЖ, где в кумирах ходят исполнители песни про маму и пальто, где есть гравицаппа, но нет живительной воды. Впрочем, фильм Георгия Данелия “Кин-дза-дза” явно выбивается из обличительного ряда и по мощи, и по неоднозначности трактовки. Его можно понимать, как угодно. Как приговор социализму, капитализму и как человечеству вообще.
Обличительное кино или “чернуха” внесла немалый вклад в крах советской идеологии, но тут резонно встают вопросы: “А, почему началась Перестройка? “Зачем в стране развитого социализма что-то перестраивать, да так, чтобы не оставить от этого и следа?”. “Откуда есть-пошла эта “реформация?”,
Когда началась “Перестройка” в том значении, которое вкладывает в это слово наш современник? Для человека 2018 года ответ на этот вопрос кажется очевидным: Весна 1985 года. Восшествие на престол Михаила Сергеевича Горбачева. На самом деле, для какого-нибудь Евгения Петровича из Краснодара и в мае 1985, и в январе 1986 года, и даже в ноябре 1986 года на дворе стоит настоящая Советская Власть. Советская Власть 96 пробы. Никто и думает и весной 1987 года, что через пять лет КПСС будет на время запрещена, СССР растает в дымке лет, а по телевизору после полуночи будет идти настоящая капиталистическая порнография как это было, например, на канале “Интер” в Харькове.
Да, действительно, еще в апреле 1985 года на пленуме ЦК КПСС Горбачев говорит об “ускорении”, а в мае на встрече актива Ленинградского горкома партии упоминает о “перестройке”. Но, на самом деле, обновленческая риторика всегда являлась дежурным блюдом для высшего руководства страны Советов и никогда не прекращалась все 74 года. Никто всерьез в 1985 году ее не воспринимает.
Совсем недавно умирает Андропов, и все помнят, что каких-нибудь два года назад и Юрий Владимирович гундел о том, что необходимо “расширять социалистическую демократию” и буквально: “гласность”. При Андропове принимают закон “О трудовых коллективах”, существенно расширяющих права предприятий, а заканчивается все тем, что советских граждан ловят в кинотеатрах и банях во время обеденного перерывы, корейских же пассажиров отправляют на дно морское кормить дальневосточных осьминогов.
Брежнев начинает свое правление с внедрения хозрасчетных методов. Если взять его выступления, то можно обнаружить, что слова “перестройка”, “ускорение”, “гласность” и “демократия” встречаются 48 раз в одном только небольшом выступлении http://brezhnev.su/1/.
Начиная с детского сада, каждые 2-3 года лично я слышал об очередной обновленческой компании или новой инициативе: Подъем НТР, школьная реформа, продовольственная программа, подъем престижа ПТУ, и так далее. С одной стороны, как и Горбачев, Брежнев вплоть до 1979 года сближается с США. Отправляет в космос “Союз-Аполлон”, строит завод “Пепси-Кола”, заключает договора ОСВ-1 и ОСВ-2. С другой стороны, Горбачев, как и Брежнев, несмотря на всю новаторскую риторику в начале своего срока продолжает зажимать гайки: топчет виноградники, запрещает сивуху-бормотуху, борется с нетрудовыми доходами и вводит госприемку.
Да и в советское кино в эпоху Перестройки, вопреки сложившимся стереотипам, состояло отнюдь не только из “Маленькой Веры” или “Воров в законе”. Вплоть до Беловежского соглашения ровно так же, как и в 70-х продолжают выходить хрестоматийные “синеокие” мюзиклы, мелодрамы и комедии, славившиеся особой аполитичностью. Музыка, песни, интриги и танцы гремят в комедиях и экранизациях “Дон Сезан де Базан”, “Человек с бульвара Капуцинов”, “Не ходите девки замуж”, “Выше радуги”, “Одиссея капитана Блада”. Хитрые советские милиционеры, разведчики и военные, как и при Суслове стоят на страже социалистической родины и борются с незаконной трудовой деятельностью в таких боевиках, детективах и приключенческих фильмах как “Одиночное плавание”, “Бармен из “Золотого Якоря””, “Конец операции “Резидент”, “Следствие ведут знатоки”, “Государственная граница”. Как и 40 лет назад в туркменских аулах бьются на смерть молодые, перспективные председатели колхоза с ретроградами в назидательной комедии Мереда Атаханова “Джигит всегда джигит”.
ЧАСТЬ 3. БОРЬБА С НУТРЯНЫМИ МЕЛЬНИЦАМИ
Древняя македонская пословица гласит: “Во сон се родив, со сон живеам, во сон ќе умрам”, то есть “во сне родился, во сне живу, во сне и отойду в мир иной”. Почти каждый смертный полагает, что его жизнь важна для окружающих. То, что это иллюзия предстоит узнать Ростиславу Плятту в образе военного хирурга и пенсионера Алексея Борисовича. Фильм Марлена Хуциева “Послесловие” выходит на экраны в 1983 году и обозначает разрыв между поколениями, зияющий в обществе перед Перестройкой. Великолепный “Плятт” приезжает в белокаменную к своей дочери поговорить под конец жизни по душам. А дочка умотала в Узбекистан. На растерзание оставляет мужа, диссертанта “Андрея Мягкова”, “зятя Плятта” по фильму.
Военврач Алексей Борисович - ходячая сокровищница мировой культуры. Вдруг оказывается, что не только черни, но и столичному интеллигенту до лампады и подвиг спасения людей под огнем неприятеля, и европейская литература, и южные помидоры, и цирк, и пляттово остроумие. Каждый человек есть, в первую голову, “Вещь в себе”, как говорил Иммануил Кант, а не “Бытие-в-Мире”, как говорил Мартин Хайдеггер. Чужие письма его не волнуют. Социальное строительство - архитрудная задача еще и потому, что передача накопленного опыта в какой-то мере неисполнима. Приходят новые поколения и мир их переживаний, сколь угодно утонченный, может оказаться совершенно чуждым сколь угодно сложному миру их предков. Со смертью каждого человека умирает целая Вселенная, и ничего тут поделать нельзя.
Рвется связь времен и в киноленте “Тема” (1979). Маститый советский писатель Ким Есенин приезжает к “Инне Чуриковой” в Суздаль.
“Всё как раньше: в окна столовой
Бьётся мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек”.
В два щелчка сбивает суздальская, кондовая интеллигенция апломб со столичного сочинителя. Ким Есенин вдруг понимает, что вся его жизнь прожита напрасно, а горы макулатуры, которую он насочинял, не стоят и мизинца гонимого провинциального литератора “Станислава Любшина”, который хочет уехать в Израиль назло Чуриковой и ЦК КПСС. Чурикова в лисьей шапке валяется в ногах какого-то неудачника, а его, видного совписа Кима Есенина в дубленке и в исполнении самого Михаила Ульянова, (записного маршала победы Георгия Жукова в советском кино) обижает. Убитый горем Ким Есенин растворяется в снежной дали посконной Руси. ЦК не смогла простить такой насмешки.
“Тема” задумана Госкино как памфлет против диссидентов. Ее долго никто не желает ставить. Даже такие державники как Никита Михалков и Николай Губенко. С превеликим трудом чиновники находят режиссера. Им оказывается Глеб Панфилов. Лучше бы и не находили. Фильм получается настолько неудобным, что его сразу отправляют пылиться на полку до лучших времен, где он и лежит до 1987 года, когда и выигрывает главный приз Берлинского международного кинофестиваля “Золотой медведь”. Не так уж и часто отечественные киноленты брали главный приз на этом престижном кинофоруме. Аж 2 раза.
Несмотря на то, что в 1985 году еще никто не понимает масштаба будущих потрясений, что-то тревожное витает в воздухе. Сквозь завесу партийной демагогии видны странные, непонятные всполохи. Осенью 1986 года по телевидению показывают сенсационный выпуск “Веселых ребят”. Еще долго в коридорах Тюменского Университета после выхода этой телепередачи раздаются предерзкие реплики Кнышева: “хиппари и панки - бледные поганки”. В 1985 году происходит резкая смена молодежной моды. Вместо элегантного хиппи-шика 70-х и его отголосков в 80-ые приходит откровенный клоунский стиль конца 80-х. Начесы на голове, штаны-бананы розового и сольферинового цвета, вареные джинсы и белые кроссовки. “А что ты слушаешь?” - музыкальная пристрастия становятся кодом нового поколения. Открываются первые кооперативы. Взрывается АЭС в Чернобыле. В Казахстане происходят первые националистические волнения.
Дело в том, что советская идеология начала сыпаться задолго до начала Перестройки - еще в глубинах 60-х годов. Назревшие к 1985 году перемены были не капризом Горбачева, а плодом многолетнего мучительного процесса по переоценке ценностей. Огромный вклад в эту переоценку внес и советский кинематограф, как это ни странно. Одним из первых могильщиков социалистического реализма в кино становится Геннадий Шпаликов. По справедливому замечанию его первой жены Наталии Рязанцевой в пересказе Дмитрия Быкова: и “оттепель”, и “застой” придумал Шпаликов. Единственный фильм, в котором он выступает в качестве режиссера “Долгая счастливая жизнь” - это кровавый разгром не только 60-х, не только образа "настоящего мужика", а и вообще всего советского проекта. Это - Цусима, Хиросима и Нагасаки идеи коммунизма в кинематографе.
История предвечерней надежды в высоком тумане незнакомого города оборачивается позором и ужасом утреннего пробуждения. Шпаликов попадает в самое яблочко, когда берет на роль геолога Виктора (что на латыни значит “Победитель”) твердого в своих экранных воплощениях Кирилла Лаврова. Он наполняет его риторикой шестидесятника, нового человека, адепта “социализма с человеческим лицом”, бывалого ватажника, мужественного потомка “комиссаров в пыльном шлеме”, немного циника, но все-же романтика, наверняка поющего у костра про зеленое море тайги.
Втрескавшись по уши в Елену (Инна Гулая) Виктор как Степан Копенкин в “Чавенгуре” у Андрея Платонова верит в нее как в Розу Люксембург, а вместе с ней и в светлую с ней будущность. Виктор у Шпаликова - словно ходячий цитатник из типичных фраз десятков мужественных героев оттепельного кино. Весь вечер он ходит и несет оттепельный бред про то, что “во мне погибает, быть может, Шишкин”, что любить нужно “по-настоящему” (то есть, как это написано в “Моральном кодексе строителя коммунизма”), что “только от нас c тобой зависит будущее”, что не нужно разбрасываться по сторонам. Он разглагольствует про свой богатый жизненный опыт, про то, что “любовь - это на всю жизнь”, что он чувствует, что “наступило нечто серьезное”, и так далее и тому подобное, и все без умолку.
Когда же на утро оказывается, что Елена - не Роза Люксембург, не непорочная дева коммунизма, а разведенка с прицепом, Виктор, как это водится у мужиков, накладывает полные штаны. То есть первое легкое столкновение с реальностью сбрасывает энтузиаста в бездну стыда и отчаяния. Быт играючи перевешивает на экзистенциальных весах космические звездолеты. Вечером Лавров “смазывает карту будня, плеснувши краску из стакана”, а утром оказывается, что “ноктюрн на флейте водосточных труб” играть уже не кому.
Партийная критика приняла “Долгую счастливую жизнь” в штыки. Газета “Правда” устами киноведа Георгия Капралова упрекала сценарий в неумении проанализировать “некую жизненную коллизию”.