прошлое как счастливая случайность
Знаете, из всех тех, казалось, непотребных, прошлых, несущественных отношений обязательно выделяется один человек.
Он ложится тяжелым осадком на дно сердца и замирает там на некоторое, иногда достаточно длительное время. Точнее, там лежат эмоции, с ним связанные. Так вот пройдет и 5, и 10 лет, ты столкнешься с ним в городе, где живёт ни много, ни мало, по твоим утверждениям, в целых 4 миллиарда человек.
Сначала видишь руки с какой-то дурацкой игрушкой в руках, думаешь о том, как же повезло той, которой она предназначается. А потом поднимаешь глаза...
Тебя с силой швыряет сначала вон об ту противоположную стену, затем об пол. Раз... второй раз ... третий. Нет, нельзя! Как так!?
В голове судорожно проносятся последние встречи, мучительный разговор, решение, отдаление.
А ты, у тебя не то чтобы новая, но наполненная какими-то событиями жизнь.
Ты, к примеру, сидишь на зимней кухне другого города, завернувшись в тёплое пончо, и, чистя картошку, слышишь звонок своего телефона из другой комнаты.
Бежишь, спотыкаясь, чтоб успеть. Наверное, мама хочет уточнить, когда пришлет посылку из дома.
А на определителе его имя. Чёрт! И здесь то же самое: удар сначала о противоположную стену, об пол ...раз ... второй ... третий.
Берёшь трубку и нарочито безразлично говоришь: "Да, я слушаю".
Он: "Это я, узнала?"
Ты: "Нет. Прошу прощения, номер не определился, с кем я говорю?", - говоришь ты, сердце бешено колотится. Ты боишься, что дрогнет голос, и он поймет, что ты врёшь.
Ты ждала этого грёбаного звонка еще год/два/три/десять лет назад, а тут... Поверить невозможно. Он говорит, что соскучился, что хочет видеть, что думал постоянно о тебе. Недочищенная картошка падает из расслабленной руки в кастрюльку с водой, а та расплескивается.
Ты вроде бы готова зареветь, но осознаёшь: плакать не хочется, хочется к нему. Ближе, быстрее, прямо сейчас.
И всегда остаётся тот, кто страдает больше всех. Это не ты, исстрадавшаяся по объекту пассивного восхищения за несколько лет; это не он, наконец решившийся на шаг - это тот, для кого ты чистила эту самую дрянную картошку или покупала что-нибудь в магазине даже не в центре 4-миллиардного города.
Когда от них уходят, они прощают и спокойно кивают в ответ на фразу "Ты хороший, но...". Эта вечная потребность в неизвестности, некоторой его отчужденности и, конечно, беспрекословной мужской силе, становится сильнее чем желание обычного, приевшегося и безусловно любящего.
Он ложится тяжелым осадком на дно сердца и замирает там на некоторое, иногда достаточно длительное время. Точнее, там лежат эмоции, с ним связанные. Так вот пройдет и 5, и 10 лет, ты столкнешься с ним в городе, где живёт ни много, ни мало, по твоим утверждениям, в целых 4 миллиарда человек.
Сначала видишь руки с какой-то дурацкой игрушкой в руках, думаешь о том, как же повезло той, которой она предназначается. А потом поднимаешь глаза...
Тебя с силой швыряет сначала вон об ту противоположную стену, затем об пол. Раз... второй раз ... третий. Нет, нельзя! Как так!?
В голове судорожно проносятся последние встречи, мучительный разговор, решение, отдаление.
А ты, у тебя не то чтобы новая, но наполненная какими-то событиями жизнь.
Ты, к примеру, сидишь на зимней кухне другого города, завернувшись в тёплое пончо, и, чистя картошку, слышишь звонок своего телефона из другой комнаты.
Бежишь, спотыкаясь, чтоб успеть. Наверное, мама хочет уточнить, когда пришлет посылку из дома.
А на определителе его имя. Чёрт! И здесь то же самое: удар сначала о противоположную стену, об пол ...раз ... второй ... третий.
Берёшь трубку и нарочито безразлично говоришь: "Да, я слушаю".
Он: "Это я, узнала?"
Ты: "Нет. Прошу прощения, номер не определился, с кем я говорю?", - говоришь ты, сердце бешено колотится. Ты боишься, что дрогнет голос, и он поймет, что ты врёшь.
Ты ждала этого грёбаного звонка еще год/два/три/десять лет назад, а тут... Поверить невозможно. Он говорит, что соскучился, что хочет видеть, что думал постоянно о тебе. Недочищенная картошка падает из расслабленной руки в кастрюльку с водой, а та расплескивается.
Ты вроде бы готова зареветь, но осознаёшь: плакать не хочется, хочется к нему. Ближе, быстрее, прямо сейчас.
И всегда остаётся тот, кто страдает больше всех. Это не ты, исстрадавшаяся по объекту пассивного восхищения за несколько лет; это не он, наконец решившийся на шаг - это тот, для кого ты чистила эту самую дрянную картошку или покупала что-нибудь в магазине даже не в центре 4-миллиардного города.
Когда от них уходят, они прощают и спокойно кивают в ответ на фразу "Ты хороший, но...". Эта вечная потребность в неизвестности, некоторой его отчужденности и, конечно, беспрекословной мужской силе, становится сильнее чем желание обычного, приевшегося и безусловно любящего.