Шел 1974 год. Сахаров еще был на свободе, но Солженицына уже выслали из страны, по которой щас все так ностальгируют (СССР).
Меня уже выгнали с журфака МГУ. Мол, за пьянку. Я учился на Алтае, в Барнауле. В Барнаульском пединституте, подрабатывал в какой-то конторе по бурильному оборудованию. Сидим с напарником на верхотуре, какой-то агрегат починяем, внизу на столе местный телефон трезвонит.
- Тебя, Ванёк. зачем-то в отдел кадров зовут, - кричит завлаб.
- Ладно, - говорю напарнику, - Я сбегаю, а ты покури. Потом контргайку накрутим.
В отделе кадров парниша торчит. Белёсый. неврзрачный, бесцветные рыбьи глаза, ну, точная копия - Путин, тока моложе чуть. Суёт мне ксиву, на которой вижу герб, типа, щит и меч. И пропечатано: "Комитет государственной безопасности".
- Нам, - говорит, - надо с вами поседеовать.
- Ну, беседуй, если надо.
- Нас - много! - отвечает.
- На каждом километре?
Короче, зовет прокатиться в ихнюю контору глубокого бурения (КГБ).
- Дык меня напарник ждет, мы еще контргайку не закрутили.
- А мы ненадолго.
У подъезда какой-то козелок сраный стоит. Типа, УАЗик. Сели, поехали.
Через 5 минут приезжаем, входим в кабинет. Там такой Александр Иванович сидит. Майор в штатском. Я с ним не знаком, но мне в пединституте на него уже показывали.
- Куратор! - говорили шепотом. Мол, при нем не ляпни шта-нибудь.
Сидит, короче. этот Александр Иванович. Жирный такой, кожа на обвисших щеках лоснится. Одет в штатское: костюмчик черненький (они все так ходили), помятый, тоже лоснится, как кожа на щеках, черный галстук. рубашка белая. Условно белая. Воротник грязный, просто жуть, а манжеты - как будто он в этой рубашке навоз в коровнике месил.
На столе - досье на меня. Читает донесения стукачей:
- Увлекается прослушиванием зарубежных радиопередач, некритично относится к ним.
Переворачивает страницу:
- Ты когда прекратишь свои антисоветские стенгазеты по стенам института развешивать? - спрашивает, потом снова страницу переворачивает. - А что это за "клуб интернациональной дружбы"? Шпионскую сеть создаешь?
Долго он так говорил. Потом листок протягивает.
- Подпиши, что больше не будешь.
- А если не подпишу?
- Пожалей меня. Мне домой надо. Если не подпишешь, придется долго сидеть, уголовное дело заводить.
- Как это "заводить"?
- Ну, "закрывать" тебя, по 70-й статье уголовного кодекса, за антисоветскую агитацию и пропаганду.
- Куда "закрывать"?
- В СИЗО.
- А как же напарник? Он на верхотуре остался. Ждет меня, чтобы контргайку завернуть.
- Тогда подписывай, что больше не будешь!
Ну и подписыал я, типа, как малыш в детском саду, мол, больше не буду. Майор повел меня к начальнику своему, к полковнику, пропуск на выход оформлять.
Полковник - совсем дургой типаж. Вальяжный, улыбчивый. Он мне потом напомнил персонажа из одного рассказика в нью-йоркском журнале "Новое русское слово". Не помню, как назывался рассказ, какой номер. Где-то за 1979 год, кажется. Журнал попался мне в руки, когда в Нью-Йорк приезжал, свои стихи читать. А вот фамилию автора запомнил. Фамилия, как у героя народных анекдотов поручика Ржевского.
Короче, в этом рассказике кабешники (или энкаведешники еще) замели какого-то неосторожного литератора, а полковник его отпустил, потому что литератор в Политиехническом лекции литературоведческие читал, которые очень дочке полковника нравились.
"Вышел я в темноту Фуркасовского, глянул в ночное небо, увидел звезды и перекрестился". - помню, именно так заканчивался рассказ писателя Ржевского (может, кто из френдов нтью-йоркских напомнит, с какого номера, как рассказ назывался).
Ой, отвлекся я.
Короче, захожу к этому самому полковнику, котрый мне персонаж из рассказа писателя Ржевского напомнил..
- А, диссидент! Заходи! - приветливо встретил мпеня полковник.
Заходу, сажусь. Полковник листает досье.
- Скоро всемирно известным станешь, если будешь продолжать в том же духе! - говорит полковник. досье перелистав (тут он как в воду глядел).
- Нет, не будет. Он подписал, что больше не будет, - возражает ему майор.
- Ну, тогда ступай с Богом! - ласково напутствовал меня полковник КГБ.
В Барнауле всё рядом было. Я из КГБ еще и в лабораторию успел, контргайку завернуть. Напапрник так и ждал меня, терпеливо курил на верхотуре.
Канешна, я всё это забыл, как страшный сон. Тут же забыл, что "больше не буду", но в КГБ с тех пор никто не вызывал. Видели, что бесполезно, а потом и времена другие пошли.
Правда, припомнили об этом раз, когда из монтировщиков сцены, из театра в Москве погнали. После горьковских гастролей. Нижегородских, в смысле.
- Специвльно напросился в команлировку в город Горький, чтобы встретиться с академиком Сахаровым! - орал директор театра на собрании, где мое персональное дело разбиралось (я, кстати,
об этом в ЖЖ писал).
А щас, как новый закон примут, снова профилатические беседы пойдут косяком. Майоры с грязными манжетами будут в своем гроссбухе "галочки" савить, против каждой фамилии: "отпрофилоактирован", "отпрофилактирован".
Меня, знамо дело, первого потащут, как тока на Москву-столицу из Крыма, с Симеиза приеду (в незалежной Украине они меня хрен достанут).
Мне, канешна, всё это по хую, но сразу заявляю: без пропуска в Фуркасовский переулок (на парковку закрытую, куда токмо кагебешников пускают) ни хера не поеду. Они ж там цельный день будут меня в хвост и в гриву профилактировать, а у меня в это время лужковские мудозвоны на эвакуаторах тачку в какой-нить Богом зхабытый Гайвороновский проезд попрут. Нет, я так не согласен!
А ваще, при нынешней технике, думаю, эфэсбешники будут просто вламываться во все клубы, где студенты да литераторы собираются, и на месте "профилактировать" . Сразу целой кодлой припрутся. Один будет видеокамеру с подсветкой на каждого наводить, другой на ноуте смотреть, кто есть кто (щас программы такие есть, "системы распознавания образов", они больше по гаишникам известны, которые номера машин считывают и распознают). Третий будет подписи собирать, типа, "больше не буду".
Или будут сраные кагебешники со своим списками, стукачами составленными, приходить.
- Климов! Где Климов? Как умер? Умер-шмумер! Кто же за него подпись ставить будет?
Людям будет неуютно, кончено, в такой обстановке. А тех, кто уходит, будут в дверях ловить:
- Гражданочка, подпишите, что "больше не будете"!
Для элитарной поэтессы слово "гражданочка", оно из совершенно из другого лексикона, из другого языка, незнакомое.
Она так и скажет, уходя из клуба и натягивая курточку на плечи:
-
Натягивая среди ночи на голые плечи пиджак,
не прохрипою о согласии на неродном языке! Так и произнесет, саму себя процитировав, томным бархатным голосом, не сравнимым ни с чем.
А майор раскроет варежку да так и забудет закрыть..
ЗЫ
Поставить свою подпись против закона, пролоббированого сраными кагеьбешниками, можно
тут.
Updated
PS
Этот пост - внеочередной.
Следующим будет обещанный пост ИХ РАЗЫСКИВАЮТ ПАРТИЗАНЫ-4, посвященный непроёбанным гаишникам.