14 сентября. 155 лет трагедии в Шувелянах.

[zharikson]

Ужасно Каспий бушевал,
Приняв характер Океана,
В ту ночь, как страшно погибал
"Куба" на камнях Шоулана.
... Как палачи его стоят,
Чернея, скалы Шоулана,
И сердцу внятно говорят
О славной смерти Капитана.

"Астраханские ведомости" 1857, 6 декабря, № 49
Когда мы прибыли к Швелянам, наступил уже вечер. Издали ещё мы заметили, возле какого-то значительного здания, оказавшегося лучшим домом этого селения, принадлежащим зажиточнейшему из обывателей, несколько странных фигур: это были спасшиеся с погибшего парохода морские офицеры. Нам указали старшего, на котором была надета татарская шапка. Это и был Иващенцов.

Личность эта сразу поражала замечательным умом и проявлениями твёрдого и решительного характера, присущего более или менее всем морякам. Но как Иващенцов слишком известен в учёном мире, то и распространяться о нём я считаю излишним. Достаточно сказать, что он был, как из вышеприведённого рапорта его видно, начальником съёмки Каспийского моря и, сколь известно, в этом отношении оказал драгоценные заслуги. Именно для производства работ по этому делу пароход Куба и отдан был в его распоряжение. Впрочем он и не был, как Поленский называет его в своём письме, капитаном этого парохода.

Капитаном был другой, великолепнейших качеств, как все утверждали, офицер Поскочин, к общему сожалению погибший при этой катастрофе, свято исполняя свой капитанский долг и оставаясь последним на кожухе парохода, откуда, по словам одних, был снесён волнами, а по словам других сбит какою-то шлюпкой. С ним вместе, как потом оказалось, море поглотило хранившееся у него письмо жены моей о причинах её остановки в Астрахани.
Весь экипаж, судя по оставшимся офицерам, составлен был превосходно: это была наиболее просвещённая молодёжь нашего флота, жаждавшая не одного внешнего блеска, столь увлекательного для всякой молодёжи, но истинного дела, истинной пользы той отрасли морской службы, которой себя посвятила. Частью тут же, а частью потом, во время пребывания в Баку, я сошёлся со всеми этими господами на самую короткую ногу, и воспоминание о моих кратковременных сношениях с ними принадлежат к числу воспоминаний самых приятнейших.

Нет сомнения, что история гибели парохода Куба подробно расследована и как говорится «выведена на чистую воду» знатоками дела. Я не помню, как она изложена официально; не помню даже, читал ли я где нибудь официальное её изложение; но хорошо помню изустные рассказы самих офицеров, сюда относящиеся, и считаю не совсем излишним привести здесь главнейшие черты.

Приближаясь к Апшеронскому проливу, пароход шёл быстро, и все надеялись, в тот же вечер, т. е. 14 сентября быть в Баку. Понятно, что весь экипаж, занимавшийся постоянно съёмкой Каспийского моря, достаточно знал все условия, сюда относящиеся. Опасности решительно никакой не предвиделось. Волнение было сильное, и ветер, по выражению их, был «очень свежий»; но он дул постоянно в зад, в корму, и так сказать подгонял пароход.

При наступлении вечера вдруг, внезапно и неожиданно, случились два обстоятельства: туман обхватил всё видимое пространство, и ветер, переменив своё направление, стал дуть не в зад, а в бок парохода, к стороне скалистых берегов, которые, по выражению Иващенцова, тут являются «зубами акулы». Плоскодонный пароход, не имевший упора в воде, ветром стало тянуть к берегу. В том месте, где случилось крушение, на некотором расстоянии от настоящего берега, изображавшего «зубы акулы», находились в море каменные гряды, выходившие из воды, а ещё далее такие же гряды подводные.
Когда пароход силою ветра потянуло к берегу, он скоро ударился о камни подводной гряды; но как говорили моряки, соскочил с неё; вслед за тем его потянуло к той гряде, которая выходила из воды; пароход, по их словам, задел эту гряду, но только «прочерчил по ней», и затем вынесен был на чистое пространство, находившееся уже между пароходом и самым берегом, т.е. «зубами акулы». Здесь тотчас брошены были два якоря; один скоро оборвало, а с другим пароход снова потянуло к берегу.

Гибель была неизбежна; стали рубить мачту, которая и повалилась именно в тот момент, когда пароход получил первый страшный удар. Конец мачты упал на один «из зубов» берега, и этот неожиданный мост служил несколько мгновений для перехода от смерти к жизни. По этой-то собственно перекладине счастливейшие успели спастись; но она тотчас рухнула и прервала остальным путь спасения. По свидетельству спасшихся матросов, из всего экипажа спаслось и погибло на половину, как офицеров, так и матросов.

Из спасшихся не было ни одного, который не был ушибён и более или менее изувечен. Почти все офицеры, при нашем прибытии, собрались около нас; относительно матросов нам сказали, что они помещены в особом строении. Мы пошли смотреть их.

Зрелище было мало утешительное. Матросы были помещены в каком-то сарае и лежали на соломе. Ещё при входе нашем нас встретили раздавшиеся стенания. Спасшийся пароходный доктор, кажется Заремба, потребовал огня, так как было уже совсем темно, и вновь стал осматривать каждого матроса. Мы должны были, почти невольно, присутствовать при этом осмотре и испытывать чувство страдания, смешанное с ужасом, при виде ран и увечья, которыми люди заплатили за своё спасение.

Отрадно только было видеть присущее русскому человеку и в особенности русскому солдату чувство покорности судьбе.. Заремба, о котором офицеры отзывались как о докторе, весьма хорошем, делал всё , что можно было для облегчения страданий этих людей, употребляя конечно самые простые, имевшиеся под рукой средства, ибо все походные медикаменты погибли вместе с пароходом, а об аптеках нечего было и думать…

Сделав это обозрение, мы должны были принять ужин, приготовленный хозяином, в состав которого разумеется входили неизбежные плов, шашлык и т.п., и потом легли спать, на походную ногу, условившись на другой день рано утром выехать на место крушения, отставшее от селения, в котором мы находились, вёрстах в трёх или четырёх. Между тем Пигулевский распорядился, чтобы приготовлены были верховые лошади, тарантасы, телеги и т.п.

Действительно, едва рассвело, мы услышали сильный шум на дворе, где рубленая татарская речь смешивалась с топотом бесчисленных лошадиных копыт. После кратчайшего завтрака все наше общество расселось, большею частью, на верховых лошадей, а частью в различные экипажи, и пустилось к месту назначения, в сопровождении огромной толпы провожатых и конвойных. Весьма скоро прибыли мы берегам моря, стоящим скалистыми утёсами над водою.

По свидетельству спасшихся моряков, буря, которая погубила их пароход, уже стихла; тем не мене волнение было ещё так сильно, что брызги от ударяющихся в каменные берега волн обдавали нас сильнейшим образом, хотя мы находились, по крайней мере, на 10 сажень высоты над морем. При виде прибоя и отлива волн, ясно было, что ничего не могло сопротивляться им: с такою силою они ударялись о берег, взбегали на скалы и потом устремлялись назад.

Первое, что представилось нашим взорам, был остов парохода, перегнутый на зубьях скалистого берега, далеко внизу от оконечной высоты его, на которой мы находились; здесь держалось только то, что состояло из железа; все другие части оторваны, смыты и разнесены. Через этот страшный остов, недавно живой и сильный, ходили буруны; говорили тут и потом в Баку, что в частях этого остова запуталось каким-то образом тело молодого капитана, которое хотя можно было видеть, но достать очень трудно.

Когда мы пошли далее по берегу, то видели что все углубления его набиты остатками различных пароходных принадлежностей, по крайней мере на пространстве пяти вёрст. Потом берег теряет свой скалистый характер и делается отлогим и ровным. Следуя этой частью берега, мы видели много трупов, выкинутых уже морем. Сопровождавшие нас офицеры узнавали знакомые лица и поминали каждого соответственным делам его словом.

Иващенцов решительно принимал всю ответственность в деле крушения парохода на себя, уже потому собственно, как он выражался, что капитан погиб и не мог защищаться. В этом отношении он нисколько не сокрушался; он сожалел более всего о том, что плоды многолетних его трудов, бумаги и карты, относящиеся к исследованию и съёмке Каспийского моря, погибли вместе с пароходом. Последствия показали однако, что никакой ответственности на него не легло; напротив, он снова был назначен начальником и руководителем этого важного дела.

Первое время по возвращении в Баку посвящено было торжественным погребениям погибших морских офицеров, которых, одного за другим, злое море выкидывало на берега свои и которых постепенно доставляли в Баку для погребения. Позже всех доставлен был молодой капитан парохода, именно потому, что как я упоминал уже, запутался в снастях парохода, откуда достать его было чрезвычайно затруднительно.

Из Кавказских воспоминаний В. А. Инсарского , директора канцелярии при главнокомандующем на Кавказе князе Баратинском.
«Русский Архив» 1869 год.

Василий Антонович Инсарский
1814 - 1882
Родился 12(24) апреля 1814г. в Пензе в небогатой дворянской семье.
Отец - уездный казначей. Получил домашнее воспитание, учился в Пензенской гимназии.
С 1832 жил в Санкт-Петербурге, служил в Департаменте государственных имуществ.
С 1843 заведовал делами князя А. И. Барятинского, живя в его курских поместьях.
1852 - 1856 служил по почтовому ведомству,
1857 - 1962 вице-директором, затем директор канцелярии Кавказского наместника князя А. И. Барятинского (1857-1862)
1866 - 1872 московский почт-директор.
1878 - тайный советник

Иващинцов Николай Алексеевич
1819-1871
Российский гидрограф, член-корреспондент Петербургской АН (1866), контр-адмирал. В 1856-1871 руководитель исследований Каспия;
по съёмкам Ивашинцова в 1877 изданы карты Каспийского моря.

К. А. Пигулевский - бакинский уездный начальник.

«Около 18.00 часов 30 минут, когда пароход подходил к Шоулану, свежий северо-западный ветер внезапно со шквалом и дождём перешёл в северо-восточный и задул с большей силой. Командир вёл пароход на восток-юго-восток, но, несмотря на полный ход и все поставленные паруса, он уже не слушался руля и вскоре два раза ударился о подводные камни, находящиеся к северу от оконечности мыса Шоулан. После этих ударов показалась вода в носовой кают-компании, лопнули помпы в машине, после чего, пароход выкинуло на глубину и потащило к Шоулану, на камни. Маневрируя парусами, удалось безопасно пройти мимо камней, но в этом месте берег чуть вдаётся в море, и пароход снова потащило к берегу. Около 21 часа буруны и удары в нос парохода увеличились, а вслед за тем лопнула якорь цепь, и пароход потащило на берег, а через 3 минуты его всем левым бортом бросило на береговые скалы.
С помощью перекинутой мачты 5 офицеров (Ивашинцов, Зепилов и другие) и 57 человека экипажа были спасены. Через 10 минут после первого удара о скалы, пароход затонул. Шканечный журнал парохода и журнал астрономических наблюдений исчезли в море. Командир 46-го корпуса флотского экипажа Николай Поскочин, лейтенант 8-го флотского экипажа Николай Симонов, подпоручик Василий Иванов и 18 человек нижних чинов сделались жертвами этого несчастья».
«Морской сборник» 1863, № 3

Главным командиром Астраханского порта контр-адмиралом Вульвори было учреждено следствие по случаю гибели парохода «Куба». В актах комиссии было подчёркнуто, «что опасно ушибленных не было. Такое счастливое спасение следует приписать: во-первых, милости Проведения, а, во-вторых, необыкновенному порядку и хладнокровию командира парохода, офицеров и нижних чинов».
В заключение было сказано - «офицеры, оставшиеся в живых, оказали при спасении нижних чинов похвальное самоотвержение и распорядительность. А потому морской генерал-аудиториант полагает: 1) капитана Ивашинцова и лейтенанта Поскочина (умершего) от ответственности за крушение парохода освободить; 2) убыток, происшедший от гибели парохода «Куба» принять за счёт казны; 3) раздать штаб и обер-офицерам и нижним чинам парохода «Куба», спасшимся при крушении, за потерю их собственности, первым - полугодовые, а последующим - годовые оклады жалованья».
«Вестник Каспия», Москва. 2006, № 4

Погибли в эту страшную ночь:
командир парохода лейтенант Николай Поскочин*,
лейтенанты: Николай Симонов, Василий Кошкуль
корпуса штурманов подпоручик Василий Иванов
46-го флотского экипажа - квартирмейстер Алексей Токарев, писарь
 Ион Пудовкин, матросы: Андрей Токарев, Хрисанф Пономарев, Фёдор Толстов, Ефим Богдановский, Афанасий Никонов, Андрей Тулаев, Григорий Гетманенко, 44-го флотского экипажа матросы: Сидор Козлов, Прокофий Юдаев,
Фрол Левин, Иван Хованов, Каспийской роты унтер-офицер
 Пётр Ирдебенев, 10-го рабочего полуэкипажа: Василий Степанов, Андрей Шерстобитов, Юзеф Бурачек,
крепостной человек Всеволод Трофимов

*Поскочин Николай Петрович, 1826 г. р. - лейтенант, командир парохода, сын Петра Васильевича Поскочина - капитана первого ранга, командира Астраханского порта.

Пароход "Куба" и его экипаж также упоминается в дневнике Тараса Шевченко (записи от 17 и 18 июля 1857 года)

Памятник погибшим морякам.




фото: baku.ru, ©Mishamba,
Скорее, всего 1997 год.
Текст на северной стороне стелы: "Упокой Господи души рабовъ Твоихъ. Возобновленъ добровольными пожертваваниями каспийскихъ моряковъ въ 1888 году".
Вот так стела выглядела в 2003-м:



еще фото