Светлой памяти кота Якова посвящается. Часть 2.
К тому времени как мы удумали заделать домашнего любимца зачетным путешественником, это был матёрый забайкальский мастадонт шестилетней выдержки, исполненный жизненного опыта.
Нам предстояло парить 9 часов на самолете, два дня пугать москвичей и ещё сутки колыхать в Тамбов на поезде. Слава кошачьим богам Яшка, с интересом обоссывающий все собранные коробки в частности и каждый контейнер в целом, об этом не подозревал. Иначе он ни за что не позволил бы мне утрамбовать его неприкосновенное комиссарское тело в дерьмантиновую сумку. Чтобы наверняка замуровать котовью сильную, как у коня, тушу в перевозочную тару мне пришлось осквернить мохнатую царственную шею ремнем от папенькиного вещмешка. Благо, котик не брезговал иной раз принять на грудь и за пригоршню валерьянских корешков с пивом перестал грызть ошейник и потух. После чего был технично погружен в УАЗик и очнулся уже в Читинском аэропорту.
Почуяв пьяное шевеление в сумке я смикитила, что если срочно не определю скотинку в сортир, он поздоровкается на кошачий манер с каждым пассажиром ероплана и организовала ему экскурсию по обширным горшкам с фикусами в зале ожидания. Трезвеющий на глазах кот, совсем неинтеллигентно отрыгивая и кряхтя, нюхал и размеренно жевал фикусы, косился на самолеты за гигантскими окнами, но гадить категорически не хотел.
Сибирский норов дал о себе знать аккурат на пути на посадку. Пересекая взлетные площадки я стремительно бежала вместе с истеричным животным к чему-нибудь не такому твердому как асфальт, ибо котофей батькович не желал опорожняться в отличной от песочка субстанции. Вывалив мудака из сумки, я ещё минут двадцать наблюдала как капризная сволочь в последний раз роет забайкальскую землю. К трапу я бежала с сумкой в одной руке и истошно завывающим котом в другой. Ветер трепал его обмороженные уши, безошибочно услышавшие, что их хозяина хотят умертвить в громадном пылесосе. Как раз когда я отцепила агонизирующего от страха Яшку от своей макушки, я запуталась в ошейнике, совершила показательный кульбит и поцеловалась с трапом.
Знаете ли Вы, чем занимаются коты в самолете? Я тоже думала, что как все нормальные млекопитающие, коты блюют. В крайнем случае, гадят от страха на гостеприимные бархатные половички. Ан нет. За 9 часов полета мужественное животное показало, что способно, не приходя в сознание, утопить салон в слюнях и не подохнуть.
Я умывалась горькими слезами, изредка прикладывалась к блевальному пакетику и утирала Яшку ветеринарской справкой о крепком котовском здоровье и отсутствии противопоказаний к дальним перелетам. Глаза стюардесс увлажнялись слезами сочувствия. К коту, разумеется. А пассажиры испражнялись дельными советами. Однако, кот, разумеется, выжил.
Москва встретила нас обилием кукол Барби для алчных провинциалок и Вискаса для выживших в путешествиях животных в многочисленных корявых ларьках. Изнасиловав свой подростковый мозг проблемой выбора, я все-таки забила на кривоногих китайских Барби и прикупила неприлично здоровую банку кошачьей тушенки для хвостатого покорителя турбулентности.
Тут стоит отметить, что мы остановились в квартире моего дяди. Дядя мудро сплавил семейство от греха подальше куда-то на Украину и с нетерпением ждал родственничков из Сибири. До нашего приезда это была милая уютная квартирка, каким-то особенным образом вылизанная к нашему прибытию. Каждый закуток этого оазиса чистоты и семейного уюта источал сдержанную брезгливость и слегка отдавал гостеприимством. Не убоявшись величественных арок, кучи книг и мохнатых ковров, я прошествовала на кухню и торжественно вскрыла кошко-консерву.
«Сама хряпай свой Вискас, живодёрка!»,-визгливо промявкало мне откуда-то снизу. Подивившись неразборчивости кота-плебея в деликатесах, я выдала ему вчерашних «Ивасей», а сама с любопытством поглощала отвергнутое котиком нечто мясное в желейном. Видимо, Яшка предчувствовал, что путешествие наше ещё очень далеко от финиша и потому моих вискасных убогих извинений не принял. Даже напротив. Он напрочь проигнорировал специально заготовленный дядей лоточек с мягким жирным черноземом и так мастерски обгадил всё московское убранство переваренными ивасями, что отрекомендовал всю нашу семью с самой негативной стороны.
Именно за такое недостойное воспитанного военного кота поведение в поезде «Москва-Тамбов» позорник был дислоцирован на багажную полку. После слюнопускания на борту ТУ-134, в поезде котик пришел в благостное расположение духа и был предельно скромен: обоссался он всего один раз и то по недогляду утомленных хозяев и по нужде, а не от страха или из чувства протеста.
В новом военном городке нашего кота знали все от мала до велика. Ещё год он терял последние усы в боях, любил все, что движется, принимал противоблошиные ванны и плевать хотел на хозяев.
А потом он не вернулся с очередного загула. На семейном совете мы решили, что он ушел на покой на Забайкальскую его Родину. У котов ведь хорошая память. Особенно на дороги.