То, что не должно повториться...
Так сумбурно еще не писала, но....
Многие знают, что сегодня у Мемориала жертвам политических репрессий прошел митинг. Открыли постамент в виде паровоза, вагона-теплушки, студбеккер (кажется, так он называется) и двух стел, на которых изображены даты выселки и депортации.
Митинг прошел как обычно, то есть хорошо. Многих привлек своим вниманием вагон, посмотреть и побывать в нём пришли и дети и взрослые. Были также и наши с вами бабушки и дедушки - очевидцы депортации. Когда они взбирались по лестнице чтобы войти в вагон, у них уже были мокрые от слез глаза. На это картину было очень сложно смотреть. Но больше всего на меня оставила впечатление одна картина, продолжительность которой всего лишь несколько минут. Но за такой короткий промежуток времени она успела оставить впечатление в моей памяти надолго. Дело происходило так. Мы с нашим пресс-секретарем подошли к вагону, чтобы, как и все войти внутрь и сделать пару фотографий. Как только мы подошли к лестнице, то увидели, как к нам направляется бабушка, худенького телосложения, такая добрая, приятная на вид. Увидев ее, мы отошли в сторону, чтобы уступить ее проход. Я помню, как она взялась за поручни и стала подниматься наверх и что-то говорить про себя. Вдруг она остановилась и прямо посмотрела мне прямо в глаза, сказав на ингушском языке "Не дай Аллах всему этому ужасу случиться с нашим народом ещё раз. Нельзя чтобы это повторилось". Она говорила еще про то, какие трудности они перенесли. Все это заняло, как я уже сказала, всего пару минут. Но ее взгляд и та боль, которая в них читалась, до сих пор в моей памяти. Это как в фильме, человек смотрит на тебя, и ты по одному только взгляду чувствуешь, что у него внутри. Перед моими глазами пронеслись вагоны, Казахстан, тяжелые годы депортации и возвращение. Я увидела в ее глазках БОЛЬ, настоящую боль, которую только может испытывать женщина. И знаете, что еще я почувствовала в тот момент? С одной стороны страх за свое будущее, ведь никто на застрахован, а с другой стороны ответственность за все происходящее. Потом бабушка стала подниматься вверх и плакать, рассказывая о том времени. Когда она зашла вагон, она стала петь песню, но пела ее со слезами, такими горькими. Я, находясь внизу после ее слов, была в состоянии истерики. Именно в тот момент я как будто на себе испытала всю моральную боль, что перенесли они, депортированные. Боль прошла по всему телу, достала самые глубины моей души и сердца. Я ощутила ее полностью. Когда она начала завывать, к вагону стало подходить еще больше людей. Она завывала так, что меня просто физически начало трясти, моя тахикардия, которая мирно спала последние пару месяцев, стала давать о себе знать в те минуты. Боль с которой она говорила, проникала в самое сердце...Это непередаваемо. Уже вернувшись на работу, я долго не могла отойти. Я и сейчас уже дома заставляю себя пойти выспаться, ведь завтра будет конференция. У меня перед глазами стоит эта бабушка, ее слова и те чувства, которые всколыхнулись во мне. Кстати, как сказали люди там находившиеся, раньше она пела эту песню только своим детям. Ее никто кроме них больше не слышал.
Многие знают, что сегодня у Мемориала жертвам политических репрессий прошел митинг. Открыли постамент в виде паровоза, вагона-теплушки, студбеккер (кажется, так он называется) и двух стел, на которых изображены даты выселки и депортации.
Митинг прошел как обычно, то есть хорошо. Многих привлек своим вниманием вагон, посмотреть и побывать в нём пришли и дети и взрослые. Были также и наши с вами бабушки и дедушки - очевидцы депортации. Когда они взбирались по лестнице чтобы войти в вагон, у них уже были мокрые от слез глаза. На это картину было очень сложно смотреть. Но больше всего на меня оставила впечатление одна картина, продолжительность которой всего лишь несколько минут. Но за такой короткий промежуток времени она успела оставить впечатление в моей памяти надолго. Дело происходило так. Мы с нашим пресс-секретарем подошли к вагону, чтобы, как и все войти внутрь и сделать пару фотографий. Как только мы подошли к лестнице, то увидели, как к нам направляется бабушка, худенького телосложения, такая добрая, приятная на вид. Увидев ее, мы отошли в сторону, чтобы уступить ее проход. Я помню, как она взялась за поручни и стала подниматься наверх и что-то говорить про себя. Вдруг она остановилась и прямо посмотрела мне прямо в глаза, сказав на ингушском языке "Не дай Аллах всему этому ужасу случиться с нашим народом ещё раз. Нельзя чтобы это повторилось". Она говорила еще про то, какие трудности они перенесли. Все это заняло, как я уже сказала, всего пару минут. Но ее взгляд и та боль, которая в них читалась, до сих пор в моей памяти. Это как в фильме, человек смотрит на тебя, и ты по одному только взгляду чувствуешь, что у него внутри. Перед моими глазами пронеслись вагоны, Казахстан, тяжелые годы депортации и возвращение. Я увидела в ее глазках БОЛЬ, настоящую боль, которую только может испытывать женщина. И знаете, что еще я почувствовала в тот момент? С одной стороны страх за свое будущее, ведь никто на застрахован, а с другой стороны ответственность за все происходящее. Потом бабушка стала подниматься вверх и плакать, рассказывая о том времени. Когда она зашла вагон, она стала петь песню, но пела ее со слезами, такими горькими. Я, находясь внизу после ее слов, была в состоянии истерики. Именно в тот момент я как будто на себе испытала всю моральную боль, что перенесли они, депортированные. Боль прошла по всему телу, достала самые глубины моей души и сердца. Я ощутила ее полностью. Когда она начала завывать, к вагону стало подходить еще больше людей. Она завывала так, что меня просто физически начало трясти, моя тахикардия, которая мирно спала последние пару месяцев, стала давать о себе знать в те минуты. Боль с которой она говорила, проникала в самое сердце...Это непередаваемо. Уже вернувшись на работу, я долго не могла отойти. Я и сейчас уже дома заставляю себя пойти выспаться, ведь завтра будет конференция. У меня перед глазами стоит эта бабушка, ее слова и те чувства, которые всколыхнулись во мне. Кстати, как сказали люди там находившиеся, раньше она пела эту песню только своим детям. Ее никто кроме них больше не слышал.