Прибытие в город П.
Московский вокзал. На перроне - шашечно расставлены цепковзорые мужчины, каждый из них бормочет негромкую мантру: «Такситакситакси….» Они не уходят с дороги, они заинтересованы, чтобы наши пути пересеклись. Уворачиваюсь, груженный - участник горизонтального слалома.
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь предложение, рожденное спросом.
В вокзальном зале - толпы; бестолковые люди броуновски движутся, порой застывая внезапно, отчего идущие сзади натыкаются на них по инерции, злятся, бормочут, изменяют траектории и точно так же тормозят по своему разумению, не соотносясь с перемещениями других.
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь мы, приезжие.
В вестибюле метро - долгая очередь в кассу. Покупаю жетоны, похожие на монетки из клада. Тесная шеренга турникетов, вооруженных вращаемыми трезубцами - моя излишне дородная тетка не смогла бы, пожалуй, преодолеть этого хромированного кордона - преграждает мне путь. Иду к будке дежурного, возле которой проход не столь укреплен, протягиваю жетоны, но меня отсылают все же к тем же турникетам. Опасаюсь вслух, что не протащу сквозь переплетение трубок громоздкую дорожную сумку. Мне предлагают вернуться к кассе и обменять жетоны на таинственную «багажную карту». Кидаю взгляд на очередь, вскидываю сумку над головой и со стоном протискиваюсь к эскалатору, путаясь в конусной клети турникета - такой способ не возбраняется.
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь технический прогресс и закон.
В метро на платформе старица с седыми буклями, обрамляющими морщинистое лицо, чопорно встает перед стальной дверью. Когда створки разбегаются, она делает единственный шаг вперед и замирает, перешагнув вагонный порог. За нею клинится в проеме толпа, но старице не до пошлой толпы, ее лик холоден.
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь безумная старуха.
Поднимаюсь по зазубринам эскалатора. Снаружи переминается дождь. Мобильный телефон на поясе жмется к телу. Жду у наружного павильона подземки.
Где-то здесь поблизости был убит Пушкин. Две женщины покупают шаверму и поедают ее, зачем-то встав у стеклянной двери с надписью «Выход».
Это не Петербург, говорю я себе…
Кто-то неторопливо приближается изнутри к выходу, без колебаний толкает дверь и сметает прозрачной створкой обеих любительниц уличной стряпни.
А, может?..
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь предложение, рожденное спросом.
В вокзальном зале - толпы; бестолковые люди броуновски движутся, порой застывая внезапно, отчего идущие сзади натыкаются на них по инерции, злятся, бормочут, изменяют траектории и точно так же тормозят по своему разумению, не соотносясь с перемещениями других.
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь мы, приезжие.
В вестибюле метро - долгая очередь в кассу. Покупаю жетоны, похожие на монетки из клада. Тесная шеренга турникетов, вооруженных вращаемыми трезубцами - моя излишне дородная тетка не смогла бы, пожалуй, преодолеть этого хромированного кордона - преграждает мне путь. Иду к будке дежурного, возле которой проход не столь укреплен, протягиваю жетоны, но меня отсылают все же к тем же турникетам. Опасаюсь вслух, что не протащу сквозь переплетение трубок громоздкую дорожную сумку. Мне предлагают вернуться к кассе и обменять жетоны на таинственную «багажную карту». Кидаю взгляд на очередь, вскидываю сумку над головой и со стоном протискиваюсь к эскалатору, путаясь в конусной клети турникета - такой способ не возбраняется.
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь технический прогресс и закон.
В метро на платформе старица с седыми буклями, обрамляющими морщинистое лицо, чопорно встает перед стальной дверью. Когда створки разбегаются, она делает единственный шаг вперед и замирает, перешагнув вагонный порог. За нею клинится в проеме толпа, но старице не до пошлой толпы, ее лик холоден.
Это не Петербург, говорю я себе, это - всего лишь безумная старуха.
Поднимаюсь по зазубринам эскалатора. Снаружи переминается дождь. Мобильный телефон на поясе жмется к телу. Жду у наружного павильона подземки.
Где-то здесь поблизости был убит Пушкин. Две женщины покупают шаверму и поедают ее, зачем-то встав у стеклянной двери с надписью «Выход».
Это не Петербург, говорю я себе…
Кто-то неторопливо приближается изнутри к выходу, без колебаний толкает дверь и сметает прозрачной створкой обеих любительниц уличной стряпни.
А, может?..