Передышка
Скользящие по рельсу креслица - обшарпанные, немного покореженные развалюхи - смотрятся несуразно. Мария сидит в первом, я сразу за ней. Когда впустившие нас ворота «Пещеры неожиданностей» захлопываются, Мария вздрагивает.
- Глупая затея, - шепчет она. - Зачем мы поехали? Сунулись, как дети.
Я клонюсь вперед и дотягиваюсь губами до ее затылка:
- Хорошо, что есть хоть какая-то возможность отвлечься! Разве нет?
Мы во мрачном коридоре. Креслица скрипят и еле ползут. Я кладу Марии ладонь на плечо.
- А все это сейчас не рассыплется? - с подозрением спрашивает она у меня. - Дорогое удовольствие, вот только действует ли?
- Какая ты зануда!
Кажется, я все еще люблю ее. Помнится, кто-то сказал, будто настоящая любовь вечна. Не знаю, как там с вечностью, но то, что она продолжительна - несомненно. Настоящая мне и досталась - иначе с чего бы я терпел все это время?
- Смотри! Что это, по-твоему?
Я щурюсь:
- Обычная лампочка. Висит себе, светит.
- Это так и должно быть?
- Откуда я знаю? Подожди, сейчас, наверное, что-то будет.
Но ничего не происходит. Креслица, дергаясь, проезжают под пыльной колбой в голом патроне. Наши тени спрыгивают со стены и обгоняют нас, вытягиваясь вперед.
Коридор сумрачен и пуст. Ржавый рельс лежит на грязном полу, как путеводный канат какой-нибудь местной Ариадны.
- Вот, погляди! - я тычу рукой: мы приближаемся к ответвлению. Мария напрягается.
- Не бойся, - успокаиваю я.
- Ну тебя! - отмахивается она.
Ответвление проплывает справа, я недоуменно гляжу в него. Ничего. И никого. Может быть, так и задумано?
- Мне здесь не нравится, - заявляет Мария.
- Никто и не предложит тебе здесь поселиться, - бормочу я.
- Что-что?
- Ничего. По-моему, там поворот. Приготовься.
Креслица негромко стонут и ползут влево.
- Здесь что, вообще никого нет? - ноет Мария. - Жуть какая.
- Я есть. Кто еще тебе нужен?
- Я бы ответила, - огрызается Мария. Похоже, она воздевает глаза. - Только опять поднимется шум.
- Тогда молчи.
Она надувается, я чувствую это даже со спины.
Впрочем, без слов она выдерживает недолго:
- Не могу успокоиться.
Отчасти я с ней согласен: поездка и впрямь несуразная. Подозрение, что нас надули, приходит непрошеным и отравляет мне мысли.
Мария подзуживает:
- У меня сейчас нервы не выдержат!
Я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать в ответ. Нужно успокоиться. Неужели вся затея насмарку?
- Осторожней! По-моему, та арка…
- Где?
Ни в арке, ни за ней нам никто не угрожает. Креслица вновь поворачивают и на последнем издыхании плетутся к финишу. Впереди - выездные ворота, в тонкой вертикальной щели между створками виден отблеск.
- Все, приехали, - тоскливо вздыхаю я.
- Зачем ты меня сюда затащил? - злится Мария. - Хотел устроить мне отдых? Я буду долго его вспоминать! И во что тебе это обошлось?
Я не успеваю ответить.
Ворота распахиваются, выплевывая нас из коридора. Рельс завивается хлыстом, сбрасывая с себя креслица. Грохот, шум, вопли обрушиваются на нас. Нестерпимый жар палит кожу, из расщелин плещет лава. Сверху, с не видимых из-за дыма сводов необозримой пещеры, к нам пикируют изломанные крылатые тени. Из центрального провала сокрушительной волной выплескивается хоровой ор. Гигантская красная фигура торжествующе ревет, поворачивает к нам рогатую голову и бьет раскаленной зазубренной палицей. Мария кричит, но ее голос неразличим среди прочих. Я тоже кричу разодранным ртом и сожженными легкими. Бесы бросаются нам наперерез, Мария привычно пускается в бега, я, не раздумывая, кидаюсь в другую сторону. Здесь уже каждый сам за себя, я визжу, падаю, качусь, успевая заметить, что Марии повезло меньше - вылетевший из каменной норы змей костяной пастью впивается в ее плоть и выгрызает кусок из бедра. Больше я ее не вижу, меня самого жалят, хлыщут, жгут, я мечусь, отбиваюсь, уворачиваюсь, сейчас Марии нет места в моих мыслях, да и мыслей никаких нет, только боль и страдание, но когда-нибудь, как это уже случалось, мы вновь столкнемся с ней и узнаем друг друга: пусть ад велик, однако, похоже, мне когда-то досталась настоящая любовь, и все шансы проверить, хватит ли ее на вечность, у нас имеются.
- Глупая затея, - шепчет она. - Зачем мы поехали? Сунулись, как дети.
Я клонюсь вперед и дотягиваюсь губами до ее затылка:
- Хорошо, что есть хоть какая-то возможность отвлечься! Разве нет?
Мы во мрачном коридоре. Креслица скрипят и еле ползут. Я кладу Марии ладонь на плечо.
- А все это сейчас не рассыплется? - с подозрением спрашивает она у меня. - Дорогое удовольствие, вот только действует ли?
- Какая ты зануда!
Кажется, я все еще люблю ее. Помнится, кто-то сказал, будто настоящая любовь вечна. Не знаю, как там с вечностью, но то, что она продолжительна - несомненно. Настоящая мне и досталась - иначе с чего бы я терпел все это время?
- Смотри! Что это, по-твоему?
Я щурюсь:
- Обычная лампочка. Висит себе, светит.
- Это так и должно быть?
- Откуда я знаю? Подожди, сейчас, наверное, что-то будет.
Но ничего не происходит. Креслица, дергаясь, проезжают под пыльной колбой в голом патроне. Наши тени спрыгивают со стены и обгоняют нас, вытягиваясь вперед.
Коридор сумрачен и пуст. Ржавый рельс лежит на грязном полу, как путеводный канат какой-нибудь местной Ариадны.
- Вот, погляди! - я тычу рукой: мы приближаемся к ответвлению. Мария напрягается.
- Не бойся, - успокаиваю я.
- Ну тебя! - отмахивается она.
Ответвление проплывает справа, я недоуменно гляжу в него. Ничего. И никого. Может быть, так и задумано?
- Мне здесь не нравится, - заявляет Мария.
- Никто и не предложит тебе здесь поселиться, - бормочу я.
- Что-что?
- Ничего. По-моему, там поворот. Приготовься.
Креслица негромко стонут и ползут влево.
- Здесь что, вообще никого нет? - ноет Мария. - Жуть какая.
- Я есть. Кто еще тебе нужен?
- Я бы ответила, - огрызается Мария. Похоже, она воздевает глаза. - Только опять поднимется шум.
- Тогда молчи.
Она надувается, я чувствую это даже со спины.
Впрочем, без слов она выдерживает недолго:
- Не могу успокоиться.
Отчасти я с ней согласен: поездка и впрямь несуразная. Подозрение, что нас надули, приходит непрошеным и отравляет мне мысли.
Мария подзуживает:
- У меня сейчас нервы не выдержат!
Я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать в ответ. Нужно успокоиться. Неужели вся затея насмарку?
- Осторожней! По-моему, та арка…
- Где?
Ни в арке, ни за ней нам никто не угрожает. Креслица вновь поворачивают и на последнем издыхании плетутся к финишу. Впереди - выездные ворота, в тонкой вертикальной щели между створками виден отблеск.
- Все, приехали, - тоскливо вздыхаю я.
- Зачем ты меня сюда затащил? - злится Мария. - Хотел устроить мне отдых? Я буду долго его вспоминать! И во что тебе это обошлось?
Я не успеваю ответить.
Ворота распахиваются, выплевывая нас из коридора. Рельс завивается хлыстом, сбрасывая с себя креслица. Грохот, шум, вопли обрушиваются на нас. Нестерпимый жар палит кожу, из расщелин плещет лава. Сверху, с не видимых из-за дыма сводов необозримой пещеры, к нам пикируют изломанные крылатые тени. Из центрального провала сокрушительной волной выплескивается хоровой ор. Гигантская красная фигура торжествующе ревет, поворачивает к нам рогатую голову и бьет раскаленной зазубренной палицей. Мария кричит, но ее голос неразличим среди прочих. Я тоже кричу разодранным ртом и сожженными легкими. Бесы бросаются нам наперерез, Мария привычно пускается в бега, я, не раздумывая, кидаюсь в другую сторону. Здесь уже каждый сам за себя, я визжу, падаю, качусь, успевая заметить, что Марии повезло меньше - вылетевший из каменной норы змей костяной пастью впивается в ее плоть и выгрызает кусок из бедра. Больше я ее не вижу, меня самого жалят, хлыщут, жгут, я мечусь, отбиваюсь, уворачиваюсь, сейчас Марии нет места в моих мыслях, да и мыслей никаких нет, только боль и страдание, но когда-нибудь, как это уже случалось, мы вновь столкнемся с ней и узнаем друг друга: пусть ад велик, однако, похоже, мне когда-то досталась настоящая любовь, и все шансы проверить, хватит ли ее на вечность, у нас имеются.