2 августа - день смерти Уильяма Берроуза
- А вот и Эй-Джей!..
- Эй-Джей? Тот самый Эй-Джей?
- Ну, разумеется, тот самый. Сегодня он дает вечеринку в память о покойном Уильяме.
Медсестра толкает перед собой кресло, в котором полулежит Эй-Джей - он стар, он неправдоподобно стар, он давно бы рассыпался в прах, если бы не пузырь капельницы, распятый над его левым плечом, словно золотое руно: из него в вену Эй-Джея непрерывно поступает чистейший мескалин.
- Привет! - вопят Эй-Джею, он машет в ответ рукой, на его среднем пальце - перстень с полированным кристаллом героина в семьдесят два карата, стоящим больше, чем «Кох-и-нур».
Медсестра останавливается у занавеса и разворачивает кресло к собравшимся. Веселый шум, вызванный появлением хозяина, нарастает, потом идет на убыль.
- Старые шлюхи и голодные педики, - произносит Эй-Джей.
Металлический голос исходит из динамика, укрепленного на подлокотнике: гортань Эй-Джея сожжена всем тем, что вдыхалось, вливалось, втискивалось в горло год за годом. Большая часть внутренних органов Эй-Джея разрушена, в разговоре он не полагается на мозг: в прямой кишке у него установлен чуткий датчик, реагирующий на малейшую дрожь простаты - электрические сигналы, поступающие на мембрану, преобразуются в речь.
- Шлюхи и педики, - повторяет Эй-Джей обращение и продолжает: - Представляю вам мой зверинец.
- Зодиак, - поправляет его медсестра, у нее низкий голос и высокая талия.
Эй-Джей удивленно обрывает ее:
- Зодиак? Похоже на патентованное название выхолощенной дури. Какой аптекарь придумал это слово?
В зале смеются, Эй-Джей хлопает ладонью об ладонь, занавес из красного плюша распадается надвое.
Двенадцать знаков зодиака - шестнадцать персонажей из зоосада Эй-Джея - появляются перед гостями. Им аплодируют.
Ближе всех находится Водолей - полоумный неопрятный старик, страдающий энурезом; он бродит, распространяя вокруг себя застоявшийся запах мочи.
Две женщины-Рыбы неподвижно лежат на широком драном матрасе, голова каждой - у ног соседки. В вагинах у них - по вибратору, регуляторы выставлены на максимум, миниатюрные двигатели жужжат, как стаи мух в летнем сортире, выдыхая запах резиновой гари и графитной смазки. У женщин - бессмысленные лица с остекленевшими глазами, губы мерно шевелятся, захватывая воздух.
Овен висит на кресте, кровь стекает по его пробитым запястьям и стопам, он стонет и ждет последней милости - укола копьем под ребра, но страж-араб равнодушно глядит на агнца: время курбан-байрама давно минуло, резать барана он не собирается.
Телец, коренастый крепыш с кольцом, пробившим хрящ между ноздрями, и двумя другими, проткнувшими соски, обводит всех взглядом исподлобья, белки его глаз красны от набухших сосудов. Его член напряжен и прижат к животу. Внезапно Телец срывается с места и набрасывается на Деву, наскакивает на нее сзади и с размаху вставляет член ей в жопу. Дева кричит гортанно, ее груди пляшут, бьются друг о дружку; черные волоски между ногами блестят, словно вороненая насечка. Телец мычит и выгибается, его сперма выбрасывается под чудовищным напором, белым лезвием вспарывая Деве внутренности - та извивается в последнем оргазме и опадает, будто сломанная кукла. Телец направляется к Эй-Джею, ноздри его раздуваются. Медсестра выхватывает контакт кардиостимулятора и прижимает Тельцу ко лбу. Электрический разряд валит Тельца с ног, он падает на пол, извергая мочу, дерьмо и семя.
- Это будет тебе уроком! - выкрикивает медсестра.
(- Сегодня мы будем изучать букву «Л», - произносит миссис Фуцкинг. - «Л», как в словах «либидо», «латекс», «любрикант».
Класс старательно записывает.)
Близнецы Алеф и Бет похожи друг на друга, как две монеты, но первый из них негр, а второй - белый, прапраправнук старой шлюхи Европы, отдававшейся быку. Чернокожий юнец укладывает белого на спину и заводит ему ноги за голову, сплевывает себе на жесткий член и проникает в жопу. Алеф начинает танец Ночной Охоты, Бет корчится, маленькие тамтамы отбивают глухие удары, непрерывно убыстряя ритм.
- А!.. А!.. А!.. А!.. - вскрикивает Бет, произнося первую букву имени своего двойника, прочие буквы - тайные, они не могут быть названы.
- Аааааааа! - голос Бета поднимается до немыслимой высоты, он едва слышен, но заставляет звенеть подвески в люстре; из-под потолка сыплются хрустальные осколки.
- Они прекрасны! - визжит старуха в вечернем платье, серьги раскачиваются, свисая с вялых мочек ее ушей.
- Заткнись, долбанная сука! - металлический голос Эй-Джея рвет ей барабанные перепонки, старуха падает, ее череп раскалывается, затылок отваливается туземной плошкой.
Для Рака на подиуме поставлена больничная койка. Мужчина, лежащий на ней, изможден до крайности - саркома пожирает его прямую кишку. Вокруг кровати бродит сутулый человек с брюшком, у него кривые желтые ногти на руках и ногах, а на голове - курчавая седоватая грива. Между ляжками болтается обрезанный член. Мужчина - Лев, фамилия его - Финкельштейн.
Эй-Джей делает знак, и медсестра поднимает затылочный черепок.
Губы Эй-Джея неподвижны, искусственный голос доносится сбоку:
- Я чудотворец, я распроклятый волшебник из Страны Оз! Хочешь получить свою порцию храбрости?
Лев печально глядит на Эй-Джея. Сфер-ага, Вечный Араб, гнусно хохочет, стоя рядом с креслом на колесах.
Позади всех робко перемещаются Весы. Они - средоточие равновесия, в них поровну от мужчины и женщины. У Весов одутловатое тело, обвислые груди толстыми складками спускаются на распухший живот. Сморщенный член под безволосым лобком лежит на безвольных раздвинутых губах. Весы - скромны и застенчивы, их умственное развитие задержалось ровно на половине дороги от ребенка к взрослому.
В углу лежит Скорпион, вместилище самых мерзких заболеваний. Сифилитическая язва проела ему переносицу, в крови у него - вирусы нескольких гепатитов, иммунодефицита и модифицированного гонконгского гриппа. Скорпион харкает кровью, в паху у него - бубоны, на члене - шанкр, на груди - звездная сыпь. Его дыхание ядовито так же, как и прикосновение, в выделениях его организма - смерть. Из уретры у него торчит катетер, напоминающий яйцеклад - по трубке сочится гной, вытекающий наружу и проедающий лак на паркете.
- Отдай мне его! - восхищенно просит Эй-Джея Сфер-ага, Вечный Араб. - Он будет проклятием пустыни.
- Иди и возьми, если сможешь! - хохочет Эй-Джей, простата его содрогается в конвульсиях.
Стрелец, прыщавый подросток с воспаленной кожей, непрерывно мастурбирует. Его возбуждают женщины и мужчины, его возбуждают сверстники и старые развалины, его возбуждает Эй-Джей - и даже кресло Эй-Джея. Белые заряды его спермы разлетаются во все стороны, как в пейнтбольной перестрелке.
Козерог - похотливый старик, грязный и вонючий - усадил на свои острые коленки двух девчушек и шепчет им скабрезности. Из осторожности он пользуется не звуками, а телепатическими египетскими иероглифами.
- Хотите, я покажу вам щенка? - спрашивает он, мысленно посылая изображение Анубиса.
Девчушки энергично кивают.
Поодаль - законная жена старика, она изменяет ему, с кем попало, она предлагает себя всем подряд и уже успела трахнуть Водолея, оросившего ее золотым дождем, и Рака, разворотив ему жопу резиновым членом - матрас под ним пропитался кровью и гнилью.
- Салют! Где салют? - грозно вопрошает Эй-Джей.
За окнами грохочет, полыхает разноцветными огнями, сотни китайских ракет взмывают в воздух, трубно выпуская пороховые газы. Каждой ракетой управляет китайский мальчик, изящный, как резная фигурка, с кожей цвета старого бильярдного шара. Мальчики бешено мастурбируют, на лету выбрасывая длинные молочные струи - их реактивная отдача позволяет изменять направление ракет. Солнечный ветер дует им навстречу - горячее, чем дыхание Везувия, чем те ветра, что свистят за окнами чердаков под деревянными покатыми стропилами с миллионами въевшихся пятен - следами мальчишек, дрочивших здесь сто лет без перерыва. Перекати-поле кувыркается на выжженной земле, а за тысячу миль от него, в погребе, мальчик в коротких штанах, с лямками на груди, посланный за грудинкой к пиву, истязает себя пунктуальной рукой: «Оо!» - кричит он, чертя по стене белой краской, за которую ему не пришлось отдавать двух марок и пятнадцати пфеннигов, к запаху копченостей примешивается запах ребяческого счастья, аромат каштанового цвета, который так хорош в другом городе, в центре которого замер монстр, задравший в небо свой стальной ажурный член - играет аккордеон, разноцветные фонари освещают огромную арку… самолет проносится в небе, оставляя белый след… в завихрениях воздуха - невидимая пыль, шелуха со всего мира: песок, отслоившийся с пирамид (Исмат, проводник по лабиринту, юнец с пятками, расплющенными, как копыта верблюда, метит путь к выходу собственным семенем); сухой планктон, высосанный когда-то смерчем из океана (белые нити плавают в зеленой воде - утешение, данное стихией морякам, погибшим вместе с судном во время шторма: их последние минуты были полны муки, страшной до наслаждения); невесомая угольная крошка (глубоко в штреке молодой шахтер добывает чудесный минерал, оставив в стороне кирку и приникнув черными губами к товарищу).
Солнечный ветер несется по Солнечной системе.
Армстронг на поверхности Луны срывает забрало со своего шлема, лучи в безвоздушном пространстве сжигают ему лицо дочерна.
- Саксофон здесь мягкий, - хрипло поет он, - я вполне могу раздавить его ботинком!
Он тянет к губам латексный мундштук, розовая змея извивается у него в руках, выбрасывает белые струи из раструба, стягивающегося жеманно, точно сфинктер старой девы.
Китайские мальчики, балансирующие на шутихах, посланных Эй-Джеем, теряют равновесие один за другим и падают вниз, разбиваясь вдребезги, собаки со всей округи сбегаются, чтобы лакать их кровь.
Веселье у Эй-Джея достигает кульминации.
Алеф замер на четвереньках на молитвенном коврике, Бет, стоя на коленях сзади, погружает ему в жопу член, белый и блестящий, точно стальной полированный поршень, смазанный маслом. Не меняя позиции, Алеф становится Бетом, а Бет - Алефом, они перетекают друг в друга, как жидкость в водяных часах.
Толпа набрасывается на гермафродита и рвет его на части, пытаясь отделить «инь» от «янь».
Скорпион, извиваясь, ползает среди людей, и, вращая бедрами, хлещет направо и налево катетером, на конце которого оттопырилось жало; капли гноя летят во все стороны, одна из них падает на лицо Сфер-Аге, тот ревет, словно кентавр Харон, раненный отравленной стрелой, и размазывает яд - кожа отслаивается расползающимися ошметками.
Вопли перемежаются хрустом шейных позвонков, под ногами хлюпает кровавое дерьмо из чьих-то кишок, забивающих затхлой вонью запахи спермы и юношеского пота.
Медсестра падает за креслом - ей на шею набросили петлю.
Официант походит к Эй-Джею и непререкаемо уведомляет:
- Вечеринка закончена. У нас вышло все пиво.
- Эй-Джей? Тот самый Эй-Джей?
- Ну, разумеется, тот самый. Сегодня он дает вечеринку в память о покойном Уильяме.
Медсестра толкает перед собой кресло, в котором полулежит Эй-Джей - он стар, он неправдоподобно стар, он давно бы рассыпался в прах, если бы не пузырь капельницы, распятый над его левым плечом, словно золотое руно: из него в вену Эй-Джея непрерывно поступает чистейший мескалин.
- Привет! - вопят Эй-Джею, он машет в ответ рукой, на его среднем пальце - перстень с полированным кристаллом героина в семьдесят два карата, стоящим больше, чем «Кох-и-нур».
Медсестра останавливается у занавеса и разворачивает кресло к собравшимся. Веселый шум, вызванный появлением хозяина, нарастает, потом идет на убыль.
- Старые шлюхи и голодные педики, - произносит Эй-Джей.
Металлический голос исходит из динамика, укрепленного на подлокотнике: гортань Эй-Джея сожжена всем тем, что вдыхалось, вливалось, втискивалось в горло год за годом. Большая часть внутренних органов Эй-Джея разрушена, в разговоре он не полагается на мозг: в прямой кишке у него установлен чуткий датчик, реагирующий на малейшую дрожь простаты - электрические сигналы, поступающие на мембрану, преобразуются в речь.
- Шлюхи и педики, - повторяет Эй-Джей обращение и продолжает: - Представляю вам мой зверинец.
- Зодиак, - поправляет его медсестра, у нее низкий голос и высокая талия.
Эй-Джей удивленно обрывает ее:
- Зодиак? Похоже на патентованное название выхолощенной дури. Какой аптекарь придумал это слово?
В зале смеются, Эй-Джей хлопает ладонью об ладонь, занавес из красного плюша распадается надвое.
Двенадцать знаков зодиака - шестнадцать персонажей из зоосада Эй-Джея - появляются перед гостями. Им аплодируют.
Ближе всех находится Водолей - полоумный неопрятный старик, страдающий энурезом; он бродит, распространяя вокруг себя застоявшийся запах мочи.
Две женщины-Рыбы неподвижно лежат на широком драном матрасе, голова каждой - у ног соседки. В вагинах у них - по вибратору, регуляторы выставлены на максимум, миниатюрные двигатели жужжат, как стаи мух в летнем сортире, выдыхая запах резиновой гари и графитной смазки. У женщин - бессмысленные лица с остекленевшими глазами, губы мерно шевелятся, захватывая воздух.
Овен висит на кресте, кровь стекает по его пробитым запястьям и стопам, он стонет и ждет последней милости - укола копьем под ребра, но страж-араб равнодушно глядит на агнца: время курбан-байрама давно минуло, резать барана он не собирается.
Телец, коренастый крепыш с кольцом, пробившим хрящ между ноздрями, и двумя другими, проткнувшими соски, обводит всех взглядом исподлобья, белки его глаз красны от набухших сосудов. Его член напряжен и прижат к животу. Внезапно Телец срывается с места и набрасывается на Деву, наскакивает на нее сзади и с размаху вставляет член ей в жопу. Дева кричит гортанно, ее груди пляшут, бьются друг о дружку; черные волоски между ногами блестят, словно вороненая насечка. Телец мычит и выгибается, его сперма выбрасывается под чудовищным напором, белым лезвием вспарывая Деве внутренности - та извивается в последнем оргазме и опадает, будто сломанная кукла. Телец направляется к Эй-Джею, ноздри его раздуваются. Медсестра выхватывает контакт кардиостимулятора и прижимает Тельцу ко лбу. Электрический разряд валит Тельца с ног, он падает на пол, извергая мочу, дерьмо и семя.
- Это будет тебе уроком! - выкрикивает медсестра.
(- Сегодня мы будем изучать букву «Л», - произносит миссис Фуцкинг. - «Л», как в словах «либидо», «латекс», «любрикант».
Класс старательно записывает.)
Близнецы Алеф и Бет похожи друг на друга, как две монеты, но первый из них негр, а второй - белый, прапраправнук старой шлюхи Европы, отдававшейся быку. Чернокожий юнец укладывает белого на спину и заводит ему ноги за голову, сплевывает себе на жесткий член и проникает в жопу. Алеф начинает танец Ночной Охоты, Бет корчится, маленькие тамтамы отбивают глухие удары, непрерывно убыстряя ритм.
- А!.. А!.. А!.. А!.. - вскрикивает Бет, произнося первую букву имени своего двойника, прочие буквы - тайные, они не могут быть названы.
- Аааааааа! - голос Бета поднимается до немыслимой высоты, он едва слышен, но заставляет звенеть подвески в люстре; из-под потолка сыплются хрустальные осколки.
- Они прекрасны! - визжит старуха в вечернем платье, серьги раскачиваются, свисая с вялых мочек ее ушей.
- Заткнись, долбанная сука! - металлический голос Эй-Джея рвет ей барабанные перепонки, старуха падает, ее череп раскалывается, затылок отваливается туземной плошкой.
Для Рака на подиуме поставлена больничная койка. Мужчина, лежащий на ней, изможден до крайности - саркома пожирает его прямую кишку. Вокруг кровати бродит сутулый человек с брюшком, у него кривые желтые ногти на руках и ногах, а на голове - курчавая седоватая грива. Между ляжками болтается обрезанный член. Мужчина - Лев, фамилия его - Финкельштейн.
Эй-Джей делает знак, и медсестра поднимает затылочный черепок.
Губы Эй-Джея неподвижны, искусственный голос доносится сбоку:
- Я чудотворец, я распроклятый волшебник из Страны Оз! Хочешь получить свою порцию храбрости?
Лев печально глядит на Эй-Джея. Сфер-ага, Вечный Араб, гнусно хохочет, стоя рядом с креслом на колесах.
Позади всех робко перемещаются Весы. Они - средоточие равновесия, в них поровну от мужчины и женщины. У Весов одутловатое тело, обвислые груди толстыми складками спускаются на распухший живот. Сморщенный член под безволосым лобком лежит на безвольных раздвинутых губах. Весы - скромны и застенчивы, их умственное развитие задержалось ровно на половине дороги от ребенка к взрослому.
В углу лежит Скорпион, вместилище самых мерзких заболеваний. Сифилитическая язва проела ему переносицу, в крови у него - вирусы нескольких гепатитов, иммунодефицита и модифицированного гонконгского гриппа. Скорпион харкает кровью, в паху у него - бубоны, на члене - шанкр, на груди - звездная сыпь. Его дыхание ядовито так же, как и прикосновение, в выделениях его организма - смерть. Из уретры у него торчит катетер, напоминающий яйцеклад - по трубке сочится гной, вытекающий наружу и проедающий лак на паркете.
- Отдай мне его! - восхищенно просит Эй-Джея Сфер-ага, Вечный Араб. - Он будет проклятием пустыни.
- Иди и возьми, если сможешь! - хохочет Эй-Джей, простата его содрогается в конвульсиях.
Стрелец, прыщавый подросток с воспаленной кожей, непрерывно мастурбирует. Его возбуждают женщины и мужчины, его возбуждают сверстники и старые развалины, его возбуждает Эй-Джей - и даже кресло Эй-Джея. Белые заряды его спермы разлетаются во все стороны, как в пейнтбольной перестрелке.
Козерог - похотливый старик, грязный и вонючий - усадил на свои острые коленки двух девчушек и шепчет им скабрезности. Из осторожности он пользуется не звуками, а телепатическими египетскими иероглифами.
- Хотите, я покажу вам щенка? - спрашивает он, мысленно посылая изображение Анубиса.
Девчушки энергично кивают.
Поодаль - законная жена старика, она изменяет ему, с кем попало, она предлагает себя всем подряд и уже успела трахнуть Водолея, оросившего ее золотым дождем, и Рака, разворотив ему жопу резиновым членом - матрас под ним пропитался кровью и гнилью.
- Салют! Где салют? - грозно вопрошает Эй-Джей.
За окнами грохочет, полыхает разноцветными огнями, сотни китайских ракет взмывают в воздух, трубно выпуская пороховые газы. Каждой ракетой управляет китайский мальчик, изящный, как резная фигурка, с кожей цвета старого бильярдного шара. Мальчики бешено мастурбируют, на лету выбрасывая длинные молочные струи - их реактивная отдача позволяет изменять направление ракет. Солнечный ветер дует им навстречу - горячее, чем дыхание Везувия, чем те ветра, что свистят за окнами чердаков под деревянными покатыми стропилами с миллионами въевшихся пятен - следами мальчишек, дрочивших здесь сто лет без перерыва. Перекати-поле кувыркается на выжженной земле, а за тысячу миль от него, в погребе, мальчик в коротких штанах, с лямками на груди, посланный за грудинкой к пиву, истязает себя пунктуальной рукой: «Оо!» - кричит он, чертя по стене белой краской, за которую ему не пришлось отдавать двух марок и пятнадцати пфеннигов, к запаху копченостей примешивается запах ребяческого счастья, аромат каштанового цвета, который так хорош в другом городе, в центре которого замер монстр, задравший в небо свой стальной ажурный член - играет аккордеон, разноцветные фонари освещают огромную арку… самолет проносится в небе, оставляя белый след… в завихрениях воздуха - невидимая пыль, шелуха со всего мира: песок, отслоившийся с пирамид (Исмат, проводник по лабиринту, юнец с пятками, расплющенными, как копыта верблюда, метит путь к выходу собственным семенем); сухой планктон, высосанный когда-то смерчем из океана (белые нити плавают в зеленой воде - утешение, данное стихией морякам, погибшим вместе с судном во время шторма: их последние минуты были полны муки, страшной до наслаждения); невесомая угольная крошка (глубоко в штреке молодой шахтер добывает чудесный минерал, оставив в стороне кирку и приникнув черными губами к товарищу).
Солнечный ветер несется по Солнечной системе.
Армстронг на поверхности Луны срывает забрало со своего шлема, лучи в безвоздушном пространстве сжигают ему лицо дочерна.
- Саксофон здесь мягкий, - хрипло поет он, - я вполне могу раздавить его ботинком!
Он тянет к губам латексный мундштук, розовая змея извивается у него в руках, выбрасывает белые струи из раструба, стягивающегося жеманно, точно сфинктер старой девы.
Китайские мальчики, балансирующие на шутихах, посланных Эй-Джеем, теряют равновесие один за другим и падают вниз, разбиваясь вдребезги, собаки со всей округи сбегаются, чтобы лакать их кровь.
Веселье у Эй-Джея достигает кульминации.
Алеф замер на четвереньках на молитвенном коврике, Бет, стоя на коленях сзади, погружает ему в жопу член, белый и блестящий, точно стальной полированный поршень, смазанный маслом. Не меняя позиции, Алеф становится Бетом, а Бет - Алефом, они перетекают друг в друга, как жидкость в водяных часах.
Толпа набрасывается на гермафродита и рвет его на части, пытаясь отделить «инь» от «янь».
Скорпион, извиваясь, ползает среди людей, и, вращая бедрами, хлещет направо и налево катетером, на конце которого оттопырилось жало; капли гноя летят во все стороны, одна из них падает на лицо Сфер-Аге, тот ревет, словно кентавр Харон, раненный отравленной стрелой, и размазывает яд - кожа отслаивается расползающимися ошметками.
Вопли перемежаются хрустом шейных позвонков, под ногами хлюпает кровавое дерьмо из чьих-то кишок, забивающих затхлой вонью запахи спермы и юношеского пота.
Медсестра падает за креслом - ей на шею набросили петлю.
Официант походит к Эй-Джею и непререкаемо уведомляет:
- Вечеринка закончена. У нас вышло все пиво.