Для Заповедника сказок в День Пропавших Букв - 1
Веня-трубач. Часть первая
Утром видео с единственной уцелевшей камеры будут показывать в новостях,
но вот что происходит здесь и сейчас:
небо линялое, как крыло сизаря;
тень выныривает из-за куста,
мутным пятном перетекает по лужайке,
подбирается к Ротонде;
к мраморной шишке
тянутся руки с долотом;
похожая шишка есть на каждом столбике, но лишь на этой уникальное украшение;
долото подрубает шишку,
осколки брызжут в стороны…
И тут
непредвиденное:
взмах крыльев,
ритмичный шелест;
вандал в панике;
в чернильно-серое небо
улетает
птица;
у человека в руках мраморная шишка, каких вокруг Ротонды неполная дюжина.
Когда злодей пробирался в музей под открытым небом, он всё правильно рассчитал: полтретьего ночи, туристы налюбовались разведёнными мостами и разошлись кто куда; машин почти нет и охранники клюют носом; камеры легко выходят из строя. Не учёл он одно: стоило ему выполнить заказ и сорвать шишку с уникальным элементом декора, этот элемент взмахнул крыльями и улетел ввысь.
Утро предыдущего дня.
Солнце золотит лёгкие тучки, ветер колышет ветви деревьев. Толпа гуляет по знаменитому на весь мир парку. Щелчки камер смартфонов, бесшумная съёмка на профессиональную технику. Экскурсовод подводит группу к Ротонде, ограждённой музейным канатом. Указывает на изваяния внутри беседки: трое молодых людей и четыре девушки, все в летних нарядах. Нежные лучи струятся сквозь мраморное кружево на шейных платках; тонкие страницы каменной книги просвечивают, как и спадающие по плечам локоны. Экскурсовод гудит в микрофон: “Перед вами - единственное прижизненное изображение плеяды поэтов-детей начала прошлого века. Самой младшей из них четырнадцать лет, старшему - восемнадцать. Сто десять лет назад они сбежали на войну добровольцами и сёстрами милосердия, где пропали без вести, оставив потомкам бессмертные стихи. Ротонду возвели по приказу императора в подарок августейшей супруге на двадцатилетие свадьбы. Скульптурная группа была выполнена чуть позже, в кратчайший срок и с высоким уровнем обработки камня, что вызвало волну недовольства среди бедных слоёв населения. Ходили слухи, что срочный заказ вылился в сумму, равную стоимости нескольких пасхальных яиц, которые мы с вами видели в музее Фаберже. Но документов, подтверждающих заказ, не осталось; скульптор до сих пор неизвестен. Мы можем лишь восхищаться тем, как искусно он изобразил поэтов. Кажется, они на секунду присели пошептаться о розыгрыше, двое скрепляют уговор невинным поцелуем. Карельский светло-палевый мрамор с розовыми прожилками придаёт теплоту лицам и кистям рук, обогащает оттенками пышные наряды. Обратите внимание на резную ограду; в целом её цвет насыщенный, почти кирпичный, но одна деталь выполнена из белого с бледно-серыми крапинками минерала. Мастер изваял птицу взлетающей. Она одним когтем касается опоры, как бы споря с гравитацией”».
Окончился беззаботный солнечный день, в самый тёмный час свершилось преступление, и вот глубокой ночью над Питером кружит мраморного окраса голубь. Ищет и не находит привычные дома. Прежними стоят лишь дворцы, но в них не чувствуется жизни. Бедное сердечко бьётся в тревоге. Где искать помощь? Кто услышит, кто поймёт?
Уже четвёртый час утра, почти во всех домах погашен свет, а если где-то он и горит, то не видно людей. Прозрачные твёрдые стёкла защищают их от нежелательных встреч. А голубь не глуп и не будет биться в закрытые окна.
Он не отчаивается и продолжает искать.
Будильник верещит в пять-тридцать. Сейчас любимый обжора начнёт противно кричать, если не насыпать ему вовремя корм. Сначала это было в семь утра, потом полшестого, потом в шесть. Он просыпается всё раньше, и Пелагее приходится переставлять и переставлять будильник, чтобы соседи не начали жаловаться. Она не злится: утром город красивый, воздух свежий, в распахнутое окно влетает голубь...
- Стоп, что???
Пока она ошарашенно оглядывается на окно, голубь садится на карниз шкафа. Будто всегда туда возвращался.
- Не, я понимаю, что шкаф старый и выглядит как разрушенная голубятня... Но подожди, не такой уж ты и уличный. Чистенький. Ты откуда-то улетел? - Пелагея и со своим питомцем много разговаривает, вот он, кстати, вышел из-за массивного горшка с фикусом и смотрит на хозяйку.
- Гуррр, гуррр, - отвечает голубь и слетает на письменный стол.
Топчется, словно ищет что-то.
- Не-не-не, только не лезь в тушечницу, перепачкаешься, господи, зачем я только воду добавила, конец теперь конспектам... Погоди... что ты вытаптываешь? «Спасибо»? «СПАСИТЕ»???
- Гуррр, гуррр, - кивает голубь и топчется сильнее. Становится совсем не похоже ни на какие слова.
Пелагея тянет бумагу у него из-под лап в надежде сохранить хоть букву. Для орнитолога-любителя это - подарок судьбы. Она мечтала собрать доказательную базу, дрессировала обнаглевшего и кричащего по утрам Трубадура, читала о почтовых голубях с камерами на груди и надеялась когда-нибудь явить миру коммуницирующую с человеком птицу, а тут счастье само идёт в руки. Бежит. Летит даже.
Вытаскивать лист из-под лап приходится медленно и аккуратно, чтобы не опрокинуть гостя. Но тот перебирает и перебирает лапками, выводя новые письмена своеобразным готическим шрифтом, спасибо коготкам.
- Так, что тут у нас? «Спасти», «окаменели». Окаменелость? Дальше не разберу.
Голубь переходит на другой лист и выводит «разбить Ротонду».
- Ничего себе ты экстремист! - возмущается Пелагея, Трубадур за компанию голосит, переходя от тихого вскрика к истошному мяуканью.
Пелагее приходится отвлечься и покормить его.
Дверь приоткрывается, в комнату просовывается лохматая голова.
- Опять?! Соседи же... Ого, когда успела купить нового птица?
- Петька, закрой дверь.
- Сначала ответь!
- Я никого не покупала. Такую умницу не купишь! Представляешь, умеет выводить буквы.
Голова убирается, дверь захлопывается.
- Дурак, - ворчит Пелагея (Трубадур тут же обиженно выпрямляется и свысока глядит, как сыплется зерновая смесь в миску). - Гость дорогой, давай ты тоже позавтракаешь?
Голубь не двигается с места. Пелагея думает, что он боится, и отходит в сторону. Как раз вовремя, чтобы остановить распахнувшуюся дверь. В комнату вбегает Петя с ноутбуком наперевес и, заглушая хлопанье крыльев, кричит:
- Я готов стримить, показывай своё гениальное пернатое!
Пернатое, испуганное беготнёй, прячется на шкафу, но после того, как ноутбук опускается на стол, слетает с карниза и садится напротив парня.
- Ты погляди, он как будто понял, - удивляется Петя.
- Гуррр, гуррр, - отвечает голубь и макает лапу в тушечницу.
«Спасти поэтов!» - получается у него вполне чётко.
- Это какой-то фокус? - растерянно спрашивает Петя.
- Нет, он прилетел буквально пятнадцать минут назад и требует разрушить Ротонду, - Пелагея смотрит на комментарии под окном стрима. - Ничего себе, сколько ты набрал подписчиков...
- А то! Мои стримы «Крейзи систер» просто бомба. Ме все та-а-ак сочувствуют, ты не представляешь.
- Дурак.
Трубадур тут же отзывается недовольным криком.
Голубь осторожно вспрыгивает на руку парня, заглядывает в экран, видит себя и пугается - улетает на спасительный карниз шкафа.
- Дружище, зрители спрашивают, как тебя зовут. Ты можешь написать?
Пелагея открывает сайт музея, там выложено видео экскурсий. Культурные блоги взорваны новостями, видео ночных событий и спорами об их подлинности. Стрим идёт, но голубю не удаётся привлечь внимание к тому, что волнует его больше всего.
Количество посетителей стрима растёт, число сомневающихся тоже. Многие уверены, что это - высококлассная анимация. Кто-то думает, что голубь сбежал из цирка. Почти никто не верит, что птица действует по своей воле. А ведь это именно так.
Если собрать реплики голубя и ответы комментаторам, которые он быстро научился набирать когтем на клавиатуре, получится примерно такой текст: «Мои поэты нарекли меня Вениамином. Ротонда превратилась в тюрьму для дорогих моему сердцу людей. Как я освободился - мне неведомо. Стало быть, есть надежда спасти остальных. Умоляю, не останьтесь равнодушны! Вы видели новости, видели вандала. Верьте своим глазам и не слушайте то, что говорят в новостях. Возможно, сто десять лет спустя газетчики стали добросовестнее. Хочется верить, что они выносят на общий суд только то, в чём досконально разобрались. Согласитесь, прежде чем объявить кого-то выдающейся фигурой или жуликом, надо убедиться, так ли это? Сам я могу лишь заверить: я живой и настоящий. Пётр зовёт меня “птиц”. Пелагея называет Веничка. Благодетельница и добрейшей души человек, она уговаривает меня не волноваться и не благодарить за помощь. Хвалит за то, что быстро осваиваюсь. Предлагает отбросить высокий штиль и писать разговорным… Ах, что же это я! Наступил двадцать первый век. Надо привыкнуть к… слэнгу? Да, к нему. Итак: вандализм открыл мне путь к освобождению. Я был не единственным живым существом, заключённым в мрамор. Почему освобождение не случилось раньше? Парк охраняют день и ночь. Да, я видел что (“опубликовали” - устаревшее, наверное... Выложил? Ах, так и есть!) - выложили хронику ночных событий, неложное свидетельство моих слов. Запись велась устройствами слежения. К стыду своему, я принял их за фонари. Есть запись позавчерашней утренней экскурсии, но пусть она не вводит вас в заблуждение. Поэты в Ротонде не скульптура! В мраморном плену томятся живые души, готовые поспорить не только с гравитацией, но с самой природой. Обречь их на дальнейшие мучения жестоко, хотя ценителям скульптуры это кажется справедливым. Да, я - голубь, но полюбил драгоценных моих поэтов всей душой и желаю вернуть их к жизни».
Петя, исчезнувший на время из комнаты, приносит булку. Пелагея крошит её для голубя, чем ненадолго отвлекает его от стрима. В воздухе витает запах паяльной лампы, который исчезает, как только Петя убегает к себе.
«Снова беру бразды повествования в свои цепкие лапки. Ах, как непривычно и волнительно! Лишь последние несколько часов я могу “брать”, “делать”, “совершать”. Но довольно сентиментальностей. Мои благодетели задались благородной целью доказать миру, что у пернатых есть “личность” в самом полном смысле этого слова. Должно быть, поэтому их не смутила птица, влетевшая в раскрытое окно. Птица, как уже догадались прилежные зрители, не просто искала внимания - жаждала общения! Но ко мне отнеслись, как и ко всякой божьей твари, со снисходительностью и недоверием. Я написал в комментариях достаточно, чтобы можно было уяснить: внутри Ротонды не скульптурная группа, а настоящие люди, попавшие в ловушку. Её надо разрушить и освободить поэтов! Уступаю… хотел написать перо, но это было бы слишком иронично».
Пелагея, расчесавшаяся и переодевшаяся, появляется перед камерой.
- Так, дружище, - она старается говорить спокойно и рассуждать разумно (хотя какое там! она же перед фанатами самого сестроненавистнеческого стрима в истории). - Допустим, в реальной жизни есть место фантастике, и ты родился сто десять лет тому назад. Непонятно, благодаря чему жил внутри камня, и кстати, большой вопрос, как ты туда попал. Похоже, никто этого не видел. Зато как выбрался - видели все. Ты говоришь, что остальные скульптуры тоже живые. Лично я согласна, надо что-то делать. Хотя, конечно, Ротонда - произведение искусства, шедевр. С другой стороны, людей спасти просто необходимо. Даже обыкновенные граждане имеют право на помощь. А уж тем более исторические личности. Однако есть проблема: кто нам с тобой поверит? Уже сейчас про 3D-графику говорит большая часть подписчиков, ой, мама... Их тут набежало полмиллиона. Ничего себе, Петька лопнет от счастья.
Смартфон вибрирует в кармане - от брата приходит сообщение.
«В новостях наш птиц - “похищенный элемент скульптурной группы”. И хватит называть меня Петька, у меня ник - Кулмэн».
«Смотришь нас? Какой-то чел из Франции задонатил огромную сумму денег, я ему спасибки в личку написала».
«Не смотрю, больно надо. Дядька щедрый, ага. Транслитом по-русски пишет. Типа, хочет срочно поговорить с дирекцией музея. Я к ним на сайт полез, а там только телефон, факс и почта. Ну прошлый век!»
«Нет смысла с ними разговаривать, волну поднимем, люди по всему миру пошумят, тогда сложно будет игнорировать то, что “похищенный элемент” - личность».
«А как тебе “оживший мрамор”? Народ со страшной силой даунвоутит стримера, который впаривает, как правильно натянуть мраморный скин на модель».
«Я не смотрю других стримеров, и вообще, ты чем занят?!!??!!!???!!!!»
«Белые перья в светло-серую крапку - очень мраморно, знаешь ли. НО! Я в курсе, что птиц не мулька. Других смотреть норм, я так отдыхаю, от вас-то нервяк сплошной. А мне нужны ровные руки - я вам шлем паяю».
«Если с неровными родился, ничего не исправишь... Стоп, ты нам - что?»
«Синий петух тупил нещадно. Для этого птица спаять шлем - одно удовольствие».
«Дурак!!!11» и следом: «Спасибо».
Пока Пелагея отвлеклась на переписку, Веня набирает длинный текст и даже успевает отправить в чат.
«Все сто десять лет наши души жили, чудным образом сохраняя рассудок и деля мыслительный эфир с единомышленниками. И я там оказался в тот роковой утренний час. Стоит ли перенестись более чем на столетие назад и рассказать о событиях накануне несчастья, постигшего семерых поэтов и одну птицу, неосторожно присевшую на край Ротонды?
При дворе все были заняты подготовкой к празднованию. В кухнях повара сплетничали, горничные перешёптывались в комнатах. Министры, склоняясь над бумагами, обсуждали вовсе не государственные дела. Государь в своих комнатах ходил из угла в угол: «Если не пойду сейчас… Как же долго я этого ждал! Зато какое волнительное приключение. Да что же я, в самом деле!» Он замер у зеркала, а я, слушавший все эти слова и не понимавший их смысла, сорвался прочь, полетел над парком, тогда ещё принадлежавшем императорской фамилии.
Трое молодых людей и четыре девушки бежали к Ротонде, переговариваясь: «Сюрприз для государя, эта ода будет от нас всех!» Они со смехом укрылись в беседке, расселись вокруг стола. Солнечный луч разрезал теневую сторону парка, указывая строго на Ротонду, в тот же миг произошло непоправимое... Я видел, как их глаза тускнеют. Локоны, наряды, лица становятся каменными. В страхе и недоумении я опустился на шишку и сразу же хотел взлететь, но вместе с ними превратился в мрамор. Сейчас я понимаю, во что превратился в то мгновение, а тогда на мои глаза опустилась беспросветная темнота и тишина скрыла от меня целый мир. Со временем в ней появились голоса. Ныне я знаю, то были голоса семи поэтов».
- Петь, стрим подвис, - говорит Пелагея, как только брат входит в комнату.
- Я вас отключил. Слишком художественно пишет наш птиц, - Петя улыбается, как говорит мама, «с зубами». Дружелюбненько и агрессивненько.
- Не читала пока. Задушил аргументами того стримера?
- А то! - улыбка расплывается шире, за спиной скрипит и качается дверь.
Трубадур спешит сунуть клюв в карман Петиных джинсов. Тот нарочно наклоняется, чтобы павлину было удобнее выклёвывать семечки.
- Брандуляк не завтракал, что ли?
- Брандуляк - это индюк, Петь. Павлина зовут Трубадур. Сложно запомнить?
Веня глядит на пол, туда, где стоит Петя, и набирает коготком текст:
«Окажите любезность, представьте нас друг другу».
- Я зову её Ляга, - Петина улыбка так широка, что глаз не видно, их закрывают щеки.
- Веничка, ты что, обнулил память? Пелагея, представлялись же вроде друг дружке.
- Тут по одному каналу передают, что вандал, отколовший деталь Ротонды, скрылся. Твой птиц тоже в розыске, - хмыкает Петя, подходит к столу и осторожно надевает шлем на голубиную голову. - Но вы крыльями особо не хлопайте. Они кусок мрамора ищут, наивные.
Шлем похож на плетёнку из проводов. От круглой шапочки вниз спускается тонкая гибкая сетка, которую Петя закрепляет на шее птицы.
- Не кольчужное плетение, конечно, зато будет идеально снимать все движения связок. Принцип действия прост: если мыслить не абстракциями-образами, а фразами-предложениями, то голосовые связки будут вибрировать и как бы озвучивать их. Если считыватель плотно прилегает к горлышку, то мысли буквально читаются.
- ГУРРР, - резко отзывается динамик ноутбука.
Голубь в панике распластывается по столу. Петя гладит его по спинке:
- Тише, тише. Громкость сейчас прикручу. А ты думай словами, а не вот это вот всё.
Пока он регулирует звук, Веня поднимается на ноги, ерошит перья и немножко чистится (так он делает всегда для большей уверенности в себе).
- Мои милые поэты дали мне библейское Вениамин. Думается мне, неспроста.
В комнате снова тихо - шаги кошки можно услышать.
- Прости, - Пелагея закашливается. - Не читала Библию. Родители и я - атеисты.
Голубь слегка подпрыгивает, дёргая крыльями и заглядывая ей в глаза:
- А как же спасение души?
Пелагее приходится снова откашляться.
- Петь, почему он говорит твоим голосом?
- Мне раньше не донатили так много, чтобы оплачивать проф. озвучку, так что пришлось записать самому, это я давно... Зато программулина - блеск, склеек не слышно, речь как родная. И заметь, у голубя есть душа, а у вас - нет. Шах и мат, господа аметисты.
- Вообще-то я своими исследованиями пытаюсь доказать, что у птиц есть интеллект, - ворчит Пелагея.
- Птиц может быть сколько угодно глупым, это не отменяет наличия души! - ликует Петя и слышит из динамика своим же голосом.
- Спасибо вам, молодой человек, с такой защитой обвинители не нужны.
- Я Трубадура имел в виду, - тушуется парень.
- Уползи уже в свою комнату, - вздыхает Пелагея. - Веничка, пройдём пару тестов? Это для науки.
- Да, позже. Сейчас надо лететь! Спасать! Сообщите императорскому скороходу. Ах, что же это я, направьте Его Величеству имейл!
- Веничка, ты понимаешь, - девушка мнётся, не зная, как объяснить. -За прошедшее столетие не только технологии изменились. Вы обсуждали с поэтами историю Европы? Революции?
- Неужели и у нас... Ах, какой удар для моих драгоценных поэтов! Погодите, ничего не рассказывайте, я хочу узнать обо всём вместе с ними. Давайте поскорее их вызволим из каменного плена!
Петя, копавшийся в настройках всё это время и поменявший звучание голоса Венички на несколько тонов выше, потихоньку залезает под стол.
- Ты удивительный! - говорит Пелагея. - Мне бы так уметь не отвлекаться от цели.
- Голуби просто устроены. Мы всегда стремимся домой. Мой дом - это мои поэты. Даже если империя изменилась, остались любимые люди. Я должен их спасти!
- Да уж, - вздыхает Пелагея. - Мои любимые люди вечно на работе, а мелкий пакостник... Никакой от него пользы. Хотя сегодня сподобился на что-то получше дурацких шутеек.
- Я старался, - отзывается брат из-под стола.
- Что ты там подслушиваешь?!
- Не обращай внимание, я заберу Тучку и уйду.
Веня, внимательно следивший за перемещениями кошки с момента, как она вошла в комнату, всё ещё благоразумно держится середины стола.
- Просила же не впускать! Ты знаешь, у меня аллергия, - возмущается Пелагея.
- Нет у тебя аллергии, ты просто боишься за птицев.
- За птиц.
- Потому что она съела рыбов.
- Пётр шутит, - подаёт голос Веня.
- Нет, он не шутит, он издевается!
Их прерывает звонок.
Пелагея внимательно слушает, делая брату большие глаза. Тот преувеличенно осторожно и излишне медленно крадётся к двери, прижимая кошку к себе. Кошка Тучка щурится и громко урчит. Пелагея машет рукой на обоих: мешают.
- Очень приятно, Изольда Борисовна. Спасибо, что позвонили... Отметины совпадают? Ну, наверное, да. Я не рассматривала... Он влетел к нам примерно в пять-тридцать... Да, приеду. Голубя с собой брать?.. Живой, разумеется... Я тоже думаю, что не надо. До встречи.
Она вешает трубку.
Петя так и не ушёл.
Веня ждёт с раскрытыми крыльями, готовясь взлететь.
- Из музея звонили. Полиция ищет вандала и кусок мрамора. Всё, как ты, Петь, говорил. Но музейная работница нам верит. Говорит, что Ротонду обычно чистят струёй воды, но можно попробовать ударную струю песка направить. На более разрушительные меры дирекция не пойдёт.
- Как я понял, нас с птицем не пригласили? - дуется Петя.
- Ну ты как бы несовершеннолетний, а Веничка... Короче, ему тоже нельзя в музейное помещение, и вообще там всё сложно.
Пелагее немного неловко, ведь это не она рвётся освободить поэтов и не она мечтает прославиться на стриме. Однако именно её пригласили в музей, пропуск уже заказывают.
Она берёт в шкафу вещи и выходит.
- Птиц, ты - бомба. Ща сбегаю, куплю камеру, на шлемачок тебе поставим.
- Камеру? Устройство слежения, надо полагать?
- Ага. Доставку ждать полтора часа, а магазин за углом. Прошлый стрим собрал семь миллионов просмотров, а если сам стримить будешь, мы порвём все чарты, как говорят предки.
- Не разделяю оптимизма, однако известие меня взволновало. Семь миллионов… Ходынское поле столько не уместит. Смею надеяться, все наши зрители живут в Петербурге?
- Просмотры из сорока трёх стран. Семь миллионов - это по всему миру.
Петя запускает стрим, улыбается на прощание и убегает.
Веня разглядывает глазок камеры и сравнивает картинку на экране с тем, что видит в глазке. Делится мыслями с Трубадуром: «Не надо доказывать людям, что ты существуешь, они и сами это видят».
В чате спрашивают, как он и поэты осознали присутствие друг друга, чем занимались в вечности, тоскует ли разум без тела. Голубь вдумчиво отвечает, и это занимает гораздо меньше времени, чем набор символов коготком:
«Поэты взывали не только друг к другу. Мне было трудно отделить тех, кто был с нами в заточении, от тех, кого они помнили, на кого молились. Мой голос был самым тихим и речь - самой невнятной, но щедрые мои поэты не пожалели сил на то, чтобы развить мой интеллект, заняться моим образованием. Сложнее всего было освоить концепты нематериальные, кои в жизни обычного голубя-трубача не встречаются. Но не без гордости могу заявить, что оказался достойным учеником. Что же касательно вопроса о тоски по бренному телу, то больше тосковали мы по свету солнца и звёзд, чем по необходимости кушать и почивать. Невыносимо ожидание, надежда в таком заключении уже не спасение, а наказание. И всё же мы надеялись когда-нибудь увидеть белый свет, ведь не умерли же мы в самом деле. Поэтому в какой-то мере мы даже были счастливы. Писатель Короленко сказал: “Человек создан для счастья, как птица для полёта”, а значит, совершенствоваться и быть счастливым можно в любом теле, было бы оно живо. Ох, дорогие мои, я с вами понял, что нет ничего важнее жизни. Мне срочно нужно рассказать об этом открытии моим поэтам, помогите же убедить музейное руководство освободить их из мраморного плена!»
Ненадолго возвращается Пелагея, заглядывает в экран.
- Я всё думала, чего это Пе... наш Кулмэн такой добрый. А он, оказывается, опять перья Трубадура покрал. А теперь типа вину заглаживает - шлем соорудил. Но нет ему прощения. Не шлему, Петьке.
- Гуррр.
Пелагея отключает звук стрима.
- Когда ты переходишь на голубиный, я тебя не понимаю.
- Это значит, я с вами согласен.
- Хм. Когда голуби воркуют, они издают похожее «гурр».
- Они говорят: «Соглашайся».
- И всё?
- Остальное и так понятно. «Я молод, красив, пернат. Соглашайся, соглашайся».
- Выходит, отношения у голубей примитивны. Никаких ухаживаний, красивых фраз и прочей романтики.
- И у безродных сизарей, и у императорских трубачей - да, - объясняет Веничка, - но я давно живу иными ценностями. Я, может, никогда уже не найду себе подругу. Ведь кроме гнезда хочется, чтоб тебя понимали. Любили поэтику Жуковского.
- Поэзию?
- Поэтику. Сейчас нагуглю хорошо написанную статью, а вы обязательно прочтите.
- Окей, я скоро вернусь, - включив снова звук, девушка прощается и уходит.
В комнате тишина, нарушаемая лёгким цоканьем коготков по клавиатуре и шуршанием гравия на балконе. Трубадур прогуливается, Веня ставит смайлики тем, кому не успевает ответить, и скроллит литературоведческие статьи.
- Это умиляет! Вы согласны с тем, что дело не в моём голубином теле, а в том, что я мыслю, следовательно, существую, как любой из вас? - говорит он, прочтя одну из реплик в чате. - Миллионы живых существ не обладают даром речи и не могут поведать нам свои мысли. Они существуют, но мы об этом не знаем.
- А-а-а! - истошно кричит павлин.
Голубь, доверясь собрату, взлетает на карниз шкафа. Через секунду на место, где он сидел, падает сетка с утяжелителями.
- Гад глазастый, - сипит кто-то, переваливаясь через перила балкона.
Человек, лицо которого скрыто чёрной балаклавой.
Тот самый!
Веничка корит себя за то, что углубился в гуглёж и не заметил опасности, но мысли в слова не облекает - слишком напуган.
Трубадур взлетает на спинку стула, ища защиты среди привычных вещей. Человек заходит в комнату, неровно шагая, чуть ли не струясь как вязкая, мутная субстанция.
- Вандал! - предательски звучит из динамика.
- Да, птичка, это я. Заказчик хотел мраморного голубя, но за чучело заплатит не меньше. Не улетай. Как там говорится, сначала подраним птицу…
Трубадур взлетает под потолок, грузно опускается на отворившуюся дверь и оттуда беспокойно поглядывает вниз то одним, то другим глазом.
- Что делать?! - не умея остановить стрим, Веня пытается хотя бы мыслить внятно. - Становиться чучелом, не вызволив друзей из плена, я не могу. Да и в общем, чучелом быть неприятно. Что делать? Лететь?
Вандал сбивает его в полёте - бросает набитый песком носок.
Веня падает за горшок с фикусом.
Фикус слегка качается, отбрасывая странную, слишком серую тень.
Вандал нагибается к месту, куда упал голубь, шарит вокруг.
Озирается по сторонам.
Тупо смотрит на Трубадура, на крышку ноутбука.
Снова шарит за горшком, выдёргивает с землёй фикус, швыряет на пол.
Переворачивает и пинает горшок. Тот откатывается в сторону.
Голубя нигде нет.
Продолжение: https://zgorevna.livejournal.com/557892.html
Утром видео с единственной уцелевшей камеры будут показывать в новостях,
но вот что происходит здесь и сейчас:
небо линялое, как крыло сизаря;
тень выныривает из-за куста,
мутным пятном перетекает по лужайке,
подбирается к Ротонде;
к мраморной шишке
тянутся руки с долотом;
похожая шишка есть на каждом столбике, но лишь на этой уникальное украшение;
долото подрубает шишку,
осколки брызжут в стороны…
И тут
непредвиденное:
взмах крыльев,
ритмичный шелест;
вандал в панике;
в чернильно-серое небо
улетает
птица;
у человека в руках мраморная шишка, каких вокруг Ротонды неполная дюжина.
Когда злодей пробирался в музей под открытым небом, он всё правильно рассчитал: полтретьего ночи, туристы налюбовались разведёнными мостами и разошлись кто куда; машин почти нет и охранники клюют носом; камеры легко выходят из строя. Не учёл он одно: стоило ему выполнить заказ и сорвать шишку с уникальным элементом декора, этот элемент взмахнул крыльями и улетел ввысь.
Утро предыдущего дня.
Солнце золотит лёгкие тучки, ветер колышет ветви деревьев. Толпа гуляет по знаменитому на весь мир парку. Щелчки камер смартфонов, бесшумная съёмка на профессиональную технику. Экскурсовод подводит группу к Ротонде, ограждённой музейным канатом. Указывает на изваяния внутри беседки: трое молодых людей и четыре девушки, все в летних нарядах. Нежные лучи струятся сквозь мраморное кружево на шейных платках; тонкие страницы каменной книги просвечивают, как и спадающие по плечам локоны. Экскурсовод гудит в микрофон: “Перед вами - единственное прижизненное изображение плеяды поэтов-детей начала прошлого века. Самой младшей из них четырнадцать лет, старшему - восемнадцать. Сто десять лет назад они сбежали на войну добровольцами и сёстрами милосердия, где пропали без вести, оставив потомкам бессмертные стихи. Ротонду возвели по приказу императора в подарок августейшей супруге на двадцатилетие свадьбы. Скульптурная группа была выполнена чуть позже, в кратчайший срок и с высоким уровнем обработки камня, что вызвало волну недовольства среди бедных слоёв населения. Ходили слухи, что срочный заказ вылился в сумму, равную стоимости нескольких пасхальных яиц, которые мы с вами видели в музее Фаберже. Но документов, подтверждающих заказ, не осталось; скульптор до сих пор неизвестен. Мы можем лишь восхищаться тем, как искусно он изобразил поэтов. Кажется, они на секунду присели пошептаться о розыгрыше, двое скрепляют уговор невинным поцелуем. Карельский светло-палевый мрамор с розовыми прожилками придаёт теплоту лицам и кистям рук, обогащает оттенками пышные наряды. Обратите внимание на резную ограду; в целом её цвет насыщенный, почти кирпичный, но одна деталь выполнена из белого с бледно-серыми крапинками минерала. Мастер изваял птицу взлетающей. Она одним когтем касается опоры, как бы споря с гравитацией”».
Окончился беззаботный солнечный день, в самый тёмный час свершилось преступление, и вот глубокой ночью над Питером кружит мраморного окраса голубь. Ищет и не находит привычные дома. Прежними стоят лишь дворцы, но в них не чувствуется жизни. Бедное сердечко бьётся в тревоге. Где искать помощь? Кто услышит, кто поймёт?
Уже четвёртый час утра, почти во всех домах погашен свет, а если где-то он и горит, то не видно людей. Прозрачные твёрдые стёкла защищают их от нежелательных встреч. А голубь не глуп и не будет биться в закрытые окна.
Он не отчаивается и продолжает искать.
Будильник верещит в пять-тридцать. Сейчас любимый обжора начнёт противно кричать, если не насыпать ему вовремя корм. Сначала это было в семь утра, потом полшестого, потом в шесть. Он просыпается всё раньше, и Пелагее приходится переставлять и переставлять будильник, чтобы соседи не начали жаловаться. Она не злится: утром город красивый, воздух свежий, в распахнутое окно влетает голубь...
- Стоп, что???
Пока она ошарашенно оглядывается на окно, голубь садится на карниз шкафа. Будто всегда туда возвращался.
- Не, я понимаю, что шкаф старый и выглядит как разрушенная голубятня... Но подожди, не такой уж ты и уличный. Чистенький. Ты откуда-то улетел? - Пелагея и со своим питомцем много разговаривает, вот он, кстати, вышел из-за массивного горшка с фикусом и смотрит на хозяйку.
- Гуррр, гуррр, - отвечает голубь и слетает на письменный стол.
Топчется, словно ищет что-то.
- Не-не-не, только не лезь в тушечницу, перепачкаешься, господи, зачем я только воду добавила, конец теперь конспектам... Погоди... что ты вытаптываешь? «Спасибо»? «СПАСИТЕ»???
- Гуррр, гуррр, - кивает голубь и топчется сильнее. Становится совсем не похоже ни на какие слова.
Пелагея тянет бумагу у него из-под лап в надежде сохранить хоть букву. Для орнитолога-любителя это - подарок судьбы. Она мечтала собрать доказательную базу, дрессировала обнаглевшего и кричащего по утрам Трубадура, читала о почтовых голубях с камерами на груди и надеялась когда-нибудь явить миру коммуницирующую с человеком птицу, а тут счастье само идёт в руки. Бежит. Летит даже.
Вытаскивать лист из-под лап приходится медленно и аккуратно, чтобы не опрокинуть гостя. Но тот перебирает и перебирает лапками, выводя новые письмена своеобразным готическим шрифтом, спасибо коготкам.
- Так, что тут у нас? «Спасти», «окаменели». Окаменелость? Дальше не разберу.
Голубь переходит на другой лист и выводит «разбить Ротонду».
- Ничего себе ты экстремист! - возмущается Пелагея, Трубадур за компанию голосит, переходя от тихого вскрика к истошному мяуканью.
Пелагее приходится отвлечься и покормить его.
Дверь приоткрывается, в комнату просовывается лохматая голова.
- Опять?! Соседи же... Ого, когда успела купить нового птица?
- Петька, закрой дверь.
- Сначала ответь!
- Я никого не покупала. Такую умницу не купишь! Представляешь, умеет выводить буквы.
Голова убирается, дверь захлопывается.
- Дурак, - ворчит Пелагея (Трубадур тут же обиженно выпрямляется и свысока глядит, как сыплется зерновая смесь в миску). - Гость дорогой, давай ты тоже позавтракаешь?
Голубь не двигается с места. Пелагея думает, что он боится, и отходит в сторону. Как раз вовремя, чтобы остановить распахнувшуюся дверь. В комнату вбегает Петя с ноутбуком наперевес и, заглушая хлопанье крыльев, кричит:
- Я готов стримить, показывай своё гениальное пернатое!
Пернатое, испуганное беготнёй, прячется на шкафу, но после того, как ноутбук опускается на стол, слетает с карниза и садится напротив парня.
- Ты погляди, он как будто понял, - удивляется Петя.
- Гуррр, гуррр, - отвечает голубь и макает лапу в тушечницу.
«Спасти поэтов!» - получается у него вполне чётко.
- Это какой-то фокус? - растерянно спрашивает Петя.
- Нет, он прилетел буквально пятнадцать минут назад и требует разрушить Ротонду, - Пелагея смотрит на комментарии под окном стрима. - Ничего себе, сколько ты набрал подписчиков...
- А то! Мои стримы «Крейзи систер» просто бомба. Ме все та-а-ак сочувствуют, ты не представляешь.
- Дурак.
Трубадур тут же отзывается недовольным криком.
Голубь осторожно вспрыгивает на руку парня, заглядывает в экран, видит себя и пугается - улетает на спасительный карниз шкафа.
- Дружище, зрители спрашивают, как тебя зовут. Ты можешь написать?
Пелагея открывает сайт музея, там выложено видео экскурсий. Культурные блоги взорваны новостями, видео ночных событий и спорами об их подлинности. Стрим идёт, но голубю не удаётся привлечь внимание к тому, что волнует его больше всего.
Количество посетителей стрима растёт, число сомневающихся тоже. Многие уверены, что это - высококлассная анимация. Кто-то думает, что голубь сбежал из цирка. Почти никто не верит, что птица действует по своей воле. А ведь это именно так.
Если собрать реплики голубя и ответы комментаторам, которые он быстро научился набирать когтем на клавиатуре, получится примерно такой текст: «Мои поэты нарекли меня Вениамином. Ротонда превратилась в тюрьму для дорогих моему сердцу людей. Как я освободился - мне неведомо. Стало быть, есть надежда спасти остальных. Умоляю, не останьтесь равнодушны! Вы видели новости, видели вандала. Верьте своим глазам и не слушайте то, что говорят в новостях. Возможно, сто десять лет спустя газетчики стали добросовестнее. Хочется верить, что они выносят на общий суд только то, в чём досконально разобрались. Согласитесь, прежде чем объявить кого-то выдающейся фигурой или жуликом, надо убедиться, так ли это? Сам я могу лишь заверить: я живой и настоящий. Пётр зовёт меня “птиц”. Пелагея называет Веничка. Благодетельница и добрейшей души человек, она уговаривает меня не волноваться и не благодарить за помощь. Хвалит за то, что быстро осваиваюсь. Предлагает отбросить высокий штиль и писать разговорным… Ах, что же это я! Наступил двадцать первый век. Надо привыкнуть к… слэнгу? Да, к нему. Итак: вандализм открыл мне путь к освобождению. Я был не единственным живым существом, заключённым в мрамор. Почему освобождение не случилось раньше? Парк охраняют день и ночь. Да, я видел что (“опубликовали” - устаревшее, наверное... Выложил? Ах, так и есть!) - выложили хронику ночных событий, неложное свидетельство моих слов. Запись велась устройствами слежения. К стыду своему, я принял их за фонари. Есть запись позавчерашней утренней экскурсии, но пусть она не вводит вас в заблуждение. Поэты в Ротонде не скульптура! В мраморном плену томятся живые души, готовые поспорить не только с гравитацией, но с самой природой. Обречь их на дальнейшие мучения жестоко, хотя ценителям скульптуры это кажется справедливым. Да, я - голубь, но полюбил драгоценных моих поэтов всей душой и желаю вернуть их к жизни».
Петя, исчезнувший на время из комнаты, приносит булку. Пелагея крошит её для голубя, чем ненадолго отвлекает его от стрима. В воздухе витает запах паяльной лампы, который исчезает, как только Петя убегает к себе.
«Снова беру бразды повествования в свои цепкие лапки. Ах, как непривычно и волнительно! Лишь последние несколько часов я могу “брать”, “делать”, “совершать”. Но довольно сентиментальностей. Мои благодетели задались благородной целью доказать миру, что у пернатых есть “личность” в самом полном смысле этого слова. Должно быть, поэтому их не смутила птица, влетевшая в раскрытое окно. Птица, как уже догадались прилежные зрители, не просто искала внимания - жаждала общения! Но ко мне отнеслись, как и ко всякой божьей твари, со снисходительностью и недоверием. Я написал в комментариях достаточно, чтобы можно было уяснить: внутри Ротонды не скульптурная группа, а настоящие люди, попавшие в ловушку. Её надо разрушить и освободить поэтов! Уступаю… хотел написать перо, но это было бы слишком иронично».
Пелагея, расчесавшаяся и переодевшаяся, появляется перед камерой.
- Так, дружище, - она старается говорить спокойно и рассуждать разумно (хотя какое там! она же перед фанатами самого сестроненавистнеческого стрима в истории). - Допустим, в реальной жизни есть место фантастике, и ты родился сто десять лет тому назад. Непонятно, благодаря чему жил внутри камня, и кстати, большой вопрос, как ты туда попал. Похоже, никто этого не видел. Зато как выбрался - видели все. Ты говоришь, что остальные скульптуры тоже живые. Лично я согласна, надо что-то делать. Хотя, конечно, Ротонда - произведение искусства, шедевр. С другой стороны, людей спасти просто необходимо. Даже обыкновенные граждане имеют право на помощь. А уж тем более исторические личности. Однако есть проблема: кто нам с тобой поверит? Уже сейчас про 3D-графику говорит большая часть подписчиков, ой, мама... Их тут набежало полмиллиона. Ничего себе, Петька лопнет от счастья.
Смартфон вибрирует в кармане - от брата приходит сообщение.
«В новостях наш птиц - “похищенный элемент скульптурной группы”. И хватит называть меня Петька, у меня ник - Кулмэн».
«Смотришь нас? Какой-то чел из Франции задонатил огромную сумму денег, я ему спасибки в личку написала».
«Не смотрю, больно надо. Дядька щедрый, ага. Транслитом по-русски пишет. Типа, хочет срочно поговорить с дирекцией музея. Я к ним на сайт полез, а там только телефон, факс и почта. Ну прошлый век!»
«Нет смысла с ними разговаривать, волну поднимем, люди по всему миру пошумят, тогда сложно будет игнорировать то, что “похищенный элемент” - личность».
«А как тебе “оживший мрамор”? Народ со страшной силой даунвоутит стримера, который впаривает, как правильно натянуть мраморный скин на модель».
«Я не смотрю других стримеров, и вообще, ты чем занят?!!??!!!???!!!!»
«Белые перья в светло-серую крапку - очень мраморно, знаешь ли. НО! Я в курсе, что птиц не мулька. Других смотреть норм, я так отдыхаю, от вас-то нервяк сплошной. А мне нужны ровные руки - я вам шлем паяю».
«Если с неровными родился, ничего не исправишь... Стоп, ты нам - что?»
«Синий петух тупил нещадно. Для этого птица спаять шлем - одно удовольствие».
«Дурак!!!11» и следом: «Спасибо».
Пока Пелагея отвлеклась на переписку, Веня набирает длинный текст и даже успевает отправить в чат.
«Все сто десять лет наши души жили, чудным образом сохраняя рассудок и деля мыслительный эфир с единомышленниками. И я там оказался в тот роковой утренний час. Стоит ли перенестись более чем на столетие назад и рассказать о событиях накануне несчастья, постигшего семерых поэтов и одну птицу, неосторожно присевшую на край Ротонды?
При дворе все были заняты подготовкой к празднованию. В кухнях повара сплетничали, горничные перешёптывались в комнатах. Министры, склоняясь над бумагами, обсуждали вовсе не государственные дела. Государь в своих комнатах ходил из угла в угол: «Если не пойду сейчас… Как же долго я этого ждал! Зато какое волнительное приключение. Да что же я, в самом деле!» Он замер у зеркала, а я, слушавший все эти слова и не понимавший их смысла, сорвался прочь, полетел над парком, тогда ещё принадлежавшем императорской фамилии.
Трое молодых людей и четыре девушки бежали к Ротонде, переговариваясь: «Сюрприз для государя, эта ода будет от нас всех!» Они со смехом укрылись в беседке, расселись вокруг стола. Солнечный луч разрезал теневую сторону парка, указывая строго на Ротонду, в тот же миг произошло непоправимое... Я видел, как их глаза тускнеют. Локоны, наряды, лица становятся каменными. В страхе и недоумении я опустился на шишку и сразу же хотел взлететь, но вместе с ними превратился в мрамор. Сейчас я понимаю, во что превратился в то мгновение, а тогда на мои глаза опустилась беспросветная темнота и тишина скрыла от меня целый мир. Со временем в ней появились голоса. Ныне я знаю, то были голоса семи поэтов».
- Петь, стрим подвис, - говорит Пелагея, как только брат входит в комнату.
- Я вас отключил. Слишком художественно пишет наш птиц, - Петя улыбается, как говорит мама, «с зубами». Дружелюбненько и агрессивненько.
- Не читала пока. Задушил аргументами того стримера?
- А то! - улыбка расплывается шире, за спиной скрипит и качается дверь.
Трубадур спешит сунуть клюв в карман Петиных джинсов. Тот нарочно наклоняется, чтобы павлину было удобнее выклёвывать семечки.
- Брандуляк не завтракал, что ли?
- Брандуляк - это индюк, Петь. Павлина зовут Трубадур. Сложно запомнить?
Веня глядит на пол, туда, где стоит Петя, и набирает коготком текст:
«Окажите любезность, представьте нас друг другу».
- Я зову её Ляга, - Петина улыбка так широка, что глаз не видно, их закрывают щеки.
- Веничка, ты что, обнулил память? Пелагея, представлялись же вроде друг дружке.
- Тут по одному каналу передают, что вандал, отколовший деталь Ротонды, скрылся. Твой птиц тоже в розыске, - хмыкает Петя, подходит к столу и осторожно надевает шлем на голубиную голову. - Но вы крыльями особо не хлопайте. Они кусок мрамора ищут, наивные.
Шлем похож на плетёнку из проводов. От круглой шапочки вниз спускается тонкая гибкая сетка, которую Петя закрепляет на шее птицы.
- Не кольчужное плетение, конечно, зато будет идеально снимать все движения связок. Принцип действия прост: если мыслить не абстракциями-образами, а фразами-предложениями, то голосовые связки будут вибрировать и как бы озвучивать их. Если считыватель плотно прилегает к горлышку, то мысли буквально читаются.
- ГУРРР, - резко отзывается динамик ноутбука.
Голубь в панике распластывается по столу. Петя гладит его по спинке:
- Тише, тише. Громкость сейчас прикручу. А ты думай словами, а не вот это вот всё.
Пока он регулирует звук, Веня поднимается на ноги, ерошит перья и немножко чистится (так он делает всегда для большей уверенности в себе).
- Мои милые поэты дали мне библейское Вениамин. Думается мне, неспроста.
В комнате снова тихо - шаги кошки можно услышать.
- Прости, - Пелагея закашливается. - Не читала Библию. Родители и я - атеисты.
Голубь слегка подпрыгивает, дёргая крыльями и заглядывая ей в глаза:
- А как же спасение души?
Пелагее приходится снова откашляться.
- Петь, почему он говорит твоим голосом?
- Мне раньше не донатили так много, чтобы оплачивать проф. озвучку, так что пришлось записать самому, это я давно... Зато программулина - блеск, склеек не слышно, речь как родная. И заметь, у голубя есть душа, а у вас - нет. Шах и мат, господа аметисты.
- Вообще-то я своими исследованиями пытаюсь доказать, что у птиц есть интеллект, - ворчит Пелагея.
- Птиц может быть сколько угодно глупым, это не отменяет наличия души! - ликует Петя и слышит из динамика своим же голосом.
- Спасибо вам, молодой человек, с такой защитой обвинители не нужны.
- Я Трубадура имел в виду, - тушуется парень.
- Уползи уже в свою комнату, - вздыхает Пелагея. - Веничка, пройдём пару тестов? Это для науки.
- Да, позже. Сейчас надо лететь! Спасать! Сообщите императорскому скороходу. Ах, что же это я, направьте Его Величеству имейл!
- Веничка, ты понимаешь, - девушка мнётся, не зная, как объяснить. -За прошедшее столетие не только технологии изменились. Вы обсуждали с поэтами историю Европы? Революции?
- Неужели и у нас... Ах, какой удар для моих драгоценных поэтов! Погодите, ничего не рассказывайте, я хочу узнать обо всём вместе с ними. Давайте поскорее их вызволим из каменного плена!
Петя, копавшийся в настройках всё это время и поменявший звучание голоса Венички на несколько тонов выше, потихоньку залезает под стол.
- Ты удивительный! - говорит Пелагея. - Мне бы так уметь не отвлекаться от цели.
- Голуби просто устроены. Мы всегда стремимся домой. Мой дом - это мои поэты. Даже если империя изменилась, остались любимые люди. Я должен их спасти!
- Да уж, - вздыхает Пелагея. - Мои любимые люди вечно на работе, а мелкий пакостник... Никакой от него пользы. Хотя сегодня сподобился на что-то получше дурацких шутеек.
- Я старался, - отзывается брат из-под стола.
- Что ты там подслушиваешь?!
- Не обращай внимание, я заберу Тучку и уйду.
Веня, внимательно следивший за перемещениями кошки с момента, как она вошла в комнату, всё ещё благоразумно держится середины стола.
- Просила же не впускать! Ты знаешь, у меня аллергия, - возмущается Пелагея.
- Нет у тебя аллергии, ты просто боишься за птицев.
- За птиц.
- Потому что она съела рыбов.
- Пётр шутит, - подаёт голос Веня.
- Нет, он не шутит, он издевается!
Их прерывает звонок.
Пелагея внимательно слушает, делая брату большие глаза. Тот преувеличенно осторожно и излишне медленно крадётся к двери, прижимая кошку к себе. Кошка Тучка щурится и громко урчит. Пелагея машет рукой на обоих: мешают.
- Очень приятно, Изольда Борисовна. Спасибо, что позвонили... Отметины совпадают? Ну, наверное, да. Я не рассматривала... Он влетел к нам примерно в пять-тридцать... Да, приеду. Голубя с собой брать?.. Живой, разумеется... Я тоже думаю, что не надо. До встречи.
Она вешает трубку.
Петя так и не ушёл.
Веня ждёт с раскрытыми крыльями, готовясь взлететь.
- Из музея звонили. Полиция ищет вандала и кусок мрамора. Всё, как ты, Петь, говорил. Но музейная работница нам верит. Говорит, что Ротонду обычно чистят струёй воды, но можно попробовать ударную струю песка направить. На более разрушительные меры дирекция не пойдёт.
- Как я понял, нас с птицем не пригласили? - дуется Петя.
- Ну ты как бы несовершеннолетний, а Веничка... Короче, ему тоже нельзя в музейное помещение, и вообще там всё сложно.
Пелагее немного неловко, ведь это не она рвётся освободить поэтов и не она мечтает прославиться на стриме. Однако именно её пригласили в музей, пропуск уже заказывают.
Она берёт в шкафу вещи и выходит.
- Птиц, ты - бомба. Ща сбегаю, куплю камеру, на шлемачок тебе поставим.
- Камеру? Устройство слежения, надо полагать?
- Ага. Доставку ждать полтора часа, а магазин за углом. Прошлый стрим собрал семь миллионов просмотров, а если сам стримить будешь, мы порвём все чарты, как говорят предки.
- Не разделяю оптимизма, однако известие меня взволновало. Семь миллионов… Ходынское поле столько не уместит. Смею надеяться, все наши зрители живут в Петербурге?
- Просмотры из сорока трёх стран. Семь миллионов - это по всему миру.
Петя запускает стрим, улыбается на прощание и убегает.
Веня разглядывает глазок камеры и сравнивает картинку на экране с тем, что видит в глазке. Делится мыслями с Трубадуром: «Не надо доказывать людям, что ты существуешь, они и сами это видят».
В чате спрашивают, как он и поэты осознали присутствие друг друга, чем занимались в вечности, тоскует ли разум без тела. Голубь вдумчиво отвечает, и это занимает гораздо меньше времени, чем набор символов коготком:
«Поэты взывали не только друг к другу. Мне было трудно отделить тех, кто был с нами в заточении, от тех, кого они помнили, на кого молились. Мой голос был самым тихим и речь - самой невнятной, но щедрые мои поэты не пожалели сил на то, чтобы развить мой интеллект, заняться моим образованием. Сложнее всего было освоить концепты нематериальные, кои в жизни обычного голубя-трубача не встречаются. Но не без гордости могу заявить, что оказался достойным учеником. Что же касательно вопроса о тоски по бренному телу, то больше тосковали мы по свету солнца и звёзд, чем по необходимости кушать и почивать. Невыносимо ожидание, надежда в таком заключении уже не спасение, а наказание. И всё же мы надеялись когда-нибудь увидеть белый свет, ведь не умерли же мы в самом деле. Поэтому в какой-то мере мы даже были счастливы. Писатель Короленко сказал: “Человек создан для счастья, как птица для полёта”, а значит, совершенствоваться и быть счастливым можно в любом теле, было бы оно живо. Ох, дорогие мои, я с вами понял, что нет ничего важнее жизни. Мне срочно нужно рассказать об этом открытии моим поэтам, помогите же убедить музейное руководство освободить их из мраморного плена!»
Ненадолго возвращается Пелагея, заглядывает в экран.
- Я всё думала, чего это Пе... наш Кулмэн такой добрый. А он, оказывается, опять перья Трубадура покрал. А теперь типа вину заглаживает - шлем соорудил. Но нет ему прощения. Не шлему, Петьке.
- Гуррр.
Пелагея отключает звук стрима.
- Когда ты переходишь на голубиный, я тебя не понимаю.
- Это значит, я с вами согласен.
- Хм. Когда голуби воркуют, они издают похожее «гурр».
- Они говорят: «Соглашайся».
- И всё?
- Остальное и так понятно. «Я молод, красив, пернат. Соглашайся, соглашайся».
- Выходит, отношения у голубей примитивны. Никаких ухаживаний, красивых фраз и прочей романтики.
- И у безродных сизарей, и у императорских трубачей - да, - объясняет Веничка, - но я давно живу иными ценностями. Я, может, никогда уже не найду себе подругу. Ведь кроме гнезда хочется, чтоб тебя понимали. Любили поэтику Жуковского.
- Поэзию?
- Поэтику. Сейчас нагуглю хорошо написанную статью, а вы обязательно прочтите.
- Окей, я скоро вернусь, - включив снова звук, девушка прощается и уходит.
В комнате тишина, нарушаемая лёгким цоканьем коготков по клавиатуре и шуршанием гравия на балконе. Трубадур прогуливается, Веня ставит смайлики тем, кому не успевает ответить, и скроллит литературоведческие статьи.
- Это умиляет! Вы согласны с тем, что дело не в моём голубином теле, а в том, что я мыслю, следовательно, существую, как любой из вас? - говорит он, прочтя одну из реплик в чате. - Миллионы живых существ не обладают даром речи и не могут поведать нам свои мысли. Они существуют, но мы об этом не знаем.
- А-а-а! - истошно кричит павлин.
Голубь, доверясь собрату, взлетает на карниз шкафа. Через секунду на место, где он сидел, падает сетка с утяжелителями.
- Гад глазастый, - сипит кто-то, переваливаясь через перила балкона.
Человек, лицо которого скрыто чёрной балаклавой.
Тот самый!
Веничка корит себя за то, что углубился в гуглёж и не заметил опасности, но мысли в слова не облекает - слишком напуган.
Трубадур взлетает на спинку стула, ища защиты среди привычных вещей. Человек заходит в комнату, неровно шагая, чуть ли не струясь как вязкая, мутная субстанция.
- Вандал! - предательски звучит из динамика.
- Да, птичка, это я. Заказчик хотел мраморного голубя, но за чучело заплатит не меньше. Не улетай. Как там говорится, сначала подраним птицу…
Трубадур взлетает под потолок, грузно опускается на отворившуюся дверь и оттуда беспокойно поглядывает вниз то одним, то другим глазом.
- Что делать?! - не умея остановить стрим, Веня пытается хотя бы мыслить внятно. - Становиться чучелом, не вызволив друзей из плена, я не могу. Да и в общем, чучелом быть неприятно. Что делать? Лететь?
Вандал сбивает его в полёте - бросает набитый песком носок.
Веня падает за горшок с фикусом.
Фикус слегка качается, отбрасывая странную, слишком серую тень.
Вандал нагибается к месту, куда упал голубь, шарит вокруг.
Озирается по сторонам.
Тупо смотрит на Трубадура, на крышку ноутбука.
Снова шарит за горшком, выдёргивает с землёй фикус, швыряет на пол.
Переворачивает и пинает горшок. Тот откатывается в сторону.
Голубя нигде нет.
Продолжение: https://zgorevna.livejournal.com/557892.html