(no subject)
Пети-жё
Всё началось, как в классическом романе: в обществе (чате прозаиков) повисла неловкая пауза из-за неявки основного докладчика, и тогда Андрей Венедиктович, подобно Фёдору Михайловичу, предложил пети-жё морального свойства, с распахиванием внутренностей наших более или менее русских душ.
"Мой. Самый. Лучший. Поступок. Да как же это, да что же это?" Я промаялась несколько дней и совсем уж было смирилась с тем, что жизнь прожила никуда не годную, раз и вспомнить нечего.
Нет, вспомнить как раз есть чего! Но только чтоб мой и при этом хороший и вообще даже лучший? Меня спасали, защищали, поддерживали и наставляли разные прекрасные люди, и это их поступки, а моя - только благодарность... И даже если в ответ я делала что-то сверх чувств и слов, то в ответ же - не считается. И вообще, не стыдно ли быть таким человеком, которого всё время приходится спасать?
Не записывать же себе в заслугу то, что сделала хорошего для себя, для своих детей, родственников, друзей и любимых. Во-первых, это всё тоже считай что для себя.
Во-вторых, всё, что по-настоящему хорошего делается для близких, делается регулярно - а значит, какой же это поступок! Поступок - штука скорее кратковременная. Разовые же акции по спасению - это тот героизм, который следствие чьей-то безалаберности, и раз героически спасать пришлось моих близких, то и безалаберность, скорее всего, моя.
Или вот, работа. Ну это же нормально, делать хорошо свою работу, и даже что-то нестандартное - и деться некуда, и деньги платят. Ну даже если сперва не справлялся, а потом постарался и стал лучше, или наоборот, понял, что нечего тут под ногами путаться и уволился - ну молодец, есть в этом сюжет, но какой же поступок? Тут и выбора особого не было.
Вспоминала разные случаи, когда делала не свою работу - и так стыдно. Полезешь во что-то сложное - так только по счастливой случайности не напортишь. Займёшься чем-то слишком простым, вместо того чтоб делегировать полномочия, как сейчас говорят - а твоё-то за тебя в это время никто не сделает!
Вот если я изложу буковками свой позитивный или негативный опыт, и текст окажется полезным для незнакомых мне людей, и они будут знать: "в таких случаях делай вот так, или не делай вот так, а то вон что может в результате произойти" - наверное, это будет хорошо. Но ведь это не поступок. Это из разряда "Когда слово - тоже дело". Так-то даже мои пока бесплодные сожаления о несовершенстве мира могут этому миру пользу принести, если хорошо написать. Это действие, работа. Но не поступок.
Однажды на обследовании у психолога мне было предложено нарисовать картинку, изображающую смелый поступок. Я нарисовала лесенку в две-три ступеньки, а над ней - летящую вверх, под уголом в сорок пять градусов, стрелу. "Вот, - говорю, - поступок: по ступенькам. Причём вверх. А стрела - значит, смелый". Не знаю, что там обо мне подумал психолог, но через год я успешно вспомнила, что за словосочетания были зашифрованы во всех моих такого рода картинках, да и сейчас вспомнила бы. Это я к чему? Да вот к чему: поступок - это то, что ведёт человека на ступеньку выше. Или ниже. Вот так сразу, рывком, и так и находишься отныне на новом уровне. Выше или ниже.
В благородном порыве можно силиться запрыгнуть на эту новую ступеньку - и не вытянуть, сорваться и рухнуть обратно, или Фортуна не подфартит... Перебирая свои дела, я вспоминала, как бросилась спасать - и не спасла, не успела. А вот тут была активным дураком, приносящим вред из самых лучших побуждений. А вот тут стала пешкой в чужой игре, нечистой с обеих сторон, а не только с той, против которой выступали "наши"...
Конечно, это еще какой поворот: хотел хорошо, получилось плохо. Фердыщенко бы порадовался.
Не надёжнее ли вместо того, чтоб карабкаться по крутым ступенькам, спокойно продвигаться по наклонной плоскости, посильными малыми шажками, согласно теории малых дел? Глядишь, и не придётся никого спасать, у всех всегда всё будет хорошо и красиво... Только с любовью так не проходит, но любовь тут точно не надо приплетать.
Вот и Настасья Филипповна, мне кажется, напряженно ждала, не раскаются ли в пети-жё её "благодетели" в том, что сделали с её жизнью. Не раскаялись - не потому ли, что это был не разовый поступок, а цепь действий? Или потому, что где замешана любовь, там особенно сложно говорить о морали? Ну а вернее всего, они просто ловко вывернулись со своими заимствованными сюжетами.
И кстати, о Достоевском: он ведь даже представить себе не мог, что дихотомию хорошо-дурно можно понимать, исходя из других этических установок!
А я однажды попыталась поговорить по душам с матерью одного молодого человека, потому что, казалось мне, знаю, как им обоим помочь. Долго она мне жаловалась на него - уж он и то, и то, и как она страдает. Ну как, думаю, не говорить ей "ты сама, дура, виновата", но при
этом сказать правду и помочь при этом? Говорю: "Да, вам очень не повезло, что как раз были эти лихие девяностые, вы были заняты выживанием и не могли толком его воспитывать. А общество сотрясалось, ценности переоценивались, чётких ориентиров не стало... Вот и корень проблемы. Ведь теперь он даже не знает, что хорошо и что плохо!" И она такая, внезапно поражённая этой мыслью: "Да-да, точно, он не знает! Как одна девушка говорила: ему всё равно, из фарфоровой тарелки есть или из алюминиевой миски!"
Ну и заткнулась я со своим спасательством. Каюсь, некоторое время испытывала презрение к этой слишком земной, несмотря на всю советскую идеологическую работу над ней, женщине, пока не поняла: ну да, она не умеет красиво рассуждать об этике, но объективно вполне хороший человек, не мне её осуждать, а даже во многом и пример бы с неё брать.
Вот так я и промаялась целую неделю: ничего-то не могла придумать с этим самым лучшим своим поступком. Даже "Что такое хорошо и что такое плохо" Маяковского подвергла ревизии: всё там неабсолютно и можно вывернуть наизнанку!
Но вот в воскресенье в почтовые ящики нашего подъезда разложили газету "Лизы Алерт" - о потерявшихся людях, как их искать, что делать, если встретил, и что может сделать каждый для профилактики таких случаев. К слову, "Лиза Алерт" - одна из тех ступенек, на которую я даже не пыталась запрыгнуть: слишком высоко для меня, не потяну, и подходить не стану, чтобы не навредить. Обращалась однажды... в общем, не нашли того человека, и не искали толком, других полно.
Естественно, что с десяток этих газет тут же оказались в ящике для макулатуры. И спасибо еще, что в макулатуре, а не в смешанных отходах. Потому что ведь нет единой этической парадигмы, мы уже выяснили. Для большинства современников "хорошо" - это сразу выкинуть всё, что им насовали в почтовые ящики. Естественно, что я взяла все эти газеты и разнесла по доступным мне организациям. Сколько опыта и труда разных специалистов, сколько волонтёрских средств, сколько бумаги, которая была древесиной, вложено в этот тираж - хотя бы читающие, прочтите, это же важно! Пусть даже это скрытая реклама отслеживающих браслетов окажется, можно простить.
И вот тут я вспомнила! Вспомнила один свой поступок, который вроде бы подходит. Он и разовый, и бескорыстный, и вроде бы хорошо закончился... Маленький, в силу моих малых сил, но уж какой есть.
Несколько лет назад шла я куда-то, не особо торопясь (что сразу убирает возможный моральный конфликт между долгом работника и гражданина) и встретила старушку, которая искательно всматривалась в лица встречных. Такая, знаете, маленькая сухонькая старушка, о которой так и хочется сказать "божий одуванчик". Почему-то они все в чём-то сером, и даже газовый платочек на пушистых седых кудрях серый - то ли мода такая, то ли любые когда-то модные тряпочки со временем выцветают, вытираются и становятся одинаково серыми? Карие глаза выцветают до серых, серые - до голубых, в зрачках заводится голубовато-серый комочек катаракты... Я остановилась и выжидающе посмотрела на неё.
- Извините, - тихо и робко обратилась ко мне старушка, - не подскажете, где здесь остановка?
- А смотря какая остановка, какого троллейбуса? Если девятого, то вот там, а если тринадцатого, то там, а если автобуса, то вообще вон туда надо...
- Не помню...
- Ну, куда вам надо ехать?
- Мне... в домуправление, ко врачу...
- А какой у вас адрес?
- Ой... знаете, я не помню... Я живу в таком многоэтажном доме... Простите за беспокойство, я, наверное, пойду...
- А как вас зовут?
- Меня зовут... Ой... Извините... Не помню...
Я подумала, что раньше старушка была служащей, то есть привыкла одеваться прилично и разговаривать чрезвычайно вежливо. Как она была не похожа на бойкий, крикливый и несговорчивый совет ветеранов, с которым мне приходилось сталкиваться по одной общественной работе!
- А есть у вас при себе какие-то документы?
- Д-да, есть! Вот, смотрите!
В серой тканевой сумке-авоське помещался вытертый кошелёк, и ничего кроме. В кошельке обнаружился бумажный автобусный билет, какие ещё можно оторвать где-нибудь в Подмосковье, даже не "счастливый", и бумажка с непонятным словом. Название лекарства, может быть.
- Я поняла, - говорю. - Пойдёмте, я вас отведу.
Честно говоря, я впервые встретила старушку, которая так легко мне покорилась. К тому времени я привыкла, что с ними надо преодолевать сопротивление, угрожать, торговаться и так далее, и всё для их же блага. Ну и районная поликлиника была совсем близко, ни на каком автобусе ехать не надо было.
Приходим в поликлинику, подхожу к окошку регистратуры.
- У меня тут, - говорю, - старушка, которая потеряла память. Ей бы на приём к неврологу. Может быть, она там даже на учёте.
- Конечно, - говорит девушка-регистраторша. - Назовите фамилию и адрес.
- Она не помнит, - говорю. - Вы просто талончик дайте.
- Я так не могу, надо же карту найти!
- Ну она же не помнит! Может быть, у неё инсульт, и её надо в больницу, и доктор разберётся, или это она давно такая, и сейчас её дети потеряют, а доктор узнает...
- Да поймите вы, не могу я вас записать без карты. Следующий!
- Но что-то же надо делать? Вот что вы делаете с людьми, которые теряют память?
- Ну не знаю, идите на приём к главному врачу.
Потащила я мою старушку на второй или третий этаж, где там главный принимал, заняла очередь, сижу жду. Старушка тихо сидит, покачивается, платочек свой пальцами перебирает, оглядывает всех проходящих голубыми своими доверчивыми глазами с голубыми точками в зрачках. Силится узнать, может быть.
Тут прибегает крепкая женщина в белом халате, бодрая, румяная, глядит смело, по плечам медная грива скачет. Вот сразу видно - человек, а не бледная моль, как первая регистраторша.
- Вы, - говорит, - старушку неизвестную привели?
- Я.
Она ласково так берет мою старушку и говорит:
- Пойдёмте со мной, дорогая.
А мне:
- А вы можете идти, спасибо, мы теперь всё сделаем.
И пошла я по своим делам, очень довольная не столько тем, что старушка сегодня больше не потеряется, сколько тем, что первая регистраторша теперь тоже наверняка знает, как поступать с беспамятными пациентами.
Вот тут по законам литературы должно следовать кармическое вознаграждение главного героя. Но нет, далее я опишу вам эпик фэйл главного героя, то есть меня.
У моей тёти, старшей маминой сестры, умер муж, и она так благодушно хихикала на поминках, что я сказала маме:
- А у тёти Тани деменция начинается, скажи Оле (дочери), пусть к психиатру сводит.
Мама говорит:
- Да?
Но не сказала, как выяснилось. Подумала: "Наоборот, хорошо, весёлая, а Наташка любит всех пугать". А напрямую с Олей у меня контактов не было, я и не добивалась.
Мы ж культурные, да? Не лезем не в свои дела, если не просят.
Через несколько лет симптомы стали столь явными, что Оля перестала принимать родственников в гости: "Мама стала странно себя вести. Психиатр? Да, видел, выписал лекарства и предлагал больницу, но не могу же я родную мать в овоща превращать!"
По её рассказам, тётя Таня одновременно и ходила под себя и никого не узнавала, и крушила квартиру, и пыталась выброситься в окно, если её запирали в квартире и уходили, поэтому её больше не запирали. На все пальто и плащи Оля пришила домашний адрес, так что доброхоты, встречавшие её в отдалённых районах их маленького городка, несколько раз приводили её домой, не нуждаясь в помощи районной поликлиники.
По этой нашивке её и опознали, выскребя то, что осталось, из-под электрички. В судебном морге родственникам сказали: "Гроб открывать не советуем. Запомните её живой".
Я тут сегодня ещё несколько экземпляров газеты "Лизы Алерт" принесла, где бы повесить?