Герман. Трудно быть богом.
Что-то очень давно я тут не писала: политические страсти бушуют в Фейсбуке, там пишу об Украине и многом другом; о музыке и детях - как-то больше в Контакте (так уж сложилось). Но вот все-таки сегодня напишу - про "Трудно быть богом" Германа. Похоже, я опять останусь в меньшинстве, но мне не просто понравилось - я потрясена, и, как ни странно, фильм вывел меня из длительной депрессии, связанной с нынешними событиями. Теперь - некоторые впечатления.
Во-первых - это действительно фильм по роману, снятый в полном соответствии с основной мыслью Стругацких, но снятый через много лет после написания книги, поэтому гораздо более безжалостный и бескомпромиссный в продвижении той самой идеи. У Германа нет специальных таблеток, позволяющих пить и не пьянеть, нет прекрасной нежной Киры - землянки, случайно родившейся в Арканаре, нет достаточно бесплотных прочих землян, остающихся, по-видимому, в ладу с собой на этой планете. Здесь все всерьез и до конца: нельзя пить и не опьянеть, нельзя пройти по грязи и не испачкаться, нельзя вмешаться в чужую жизнь и не принять на себя ее печати. Но именно от этого, от этой предельной честности Германа и безжалостности в том числе и к себе, к идеалам своего поколения, в фильме неожиданно появляется свет и надежда. Потому что когда справляешься с первым шоком, когда научаешься дышать в этом кошмаре, то из него на тебя начинают смотреть живые лица - иногда жуткие (чаще), иногда смешные, иногда вызывающие пронзительную жалость, сочувствие, иногда - обворожительные, как барон Пампа и Кира. Да, Кира совсем не такая, как в книге (где она, впрочем, довольно схематична) - она дитя Арканара, простолюдинка, дикая, грубоватая, но неподдельно странная, "не от мира его", умеющая жалеть, любить и по-детски непосредственно радоваться найденной черепахе (это последняя в ее жизни радость - за секунду до попадания арбалетной стрелы). У Германа не может быть персонажей-схем, он должен сам верить в реальность, осязаемость каждого героя - поэтому ученые, прожившие на этой планете в поисках следов так и не наступившего Возрождения уже 20 лет, мало чем отличаются внешне от окружающего мира и мучаются тоской, безнадежностью своей работы, одиночеством, в порыве которого один из них усыновляет местного мальчика "очень много пережившего" - и этот мальчик становится натуральным монстром между двух миров и эпох. Да и те, кого приходится спасать - совсем не идеальны. Один книгочей бежит за другим, ведомым на казнь, и продолжает выкрикивать ему проклятия за дурные слова, сказанные когда-то о его книге; ученый Будах, только что спасенный из Веселой башни, злорадствует при виде убитого барона, грубо с ним обошедшегося. Но именно с такими - грязными, уродливыми, полными дикостей, предрассудков и ненависти - надо быть богом. И это действительно трудно, потому что попробуй полюби и пожалей вот таких. И попробуй, поняв, полюбив и пожалев их, остаться собой. И также, как и в романе, Румата мучительно ежедневно бьется за свою человеческую, земную сохранность - и пугается каждый раз, когда чувствует, как глубоко проник в него Арканар. И в конце его усталое "не поеду я с вами ни на какую Землю" - совершенно внутренне оправданно, потому что Земле он уже также чужд, как и Арканару, но здесь он может быть чужим, странником, а там - нет. И потому что после того, что он совершил, он навсегда повязан с этой жизнью - это его ответственность за содеянное. Откуда же свет и надежда? Наверное, от пронзительно живых лиц, которые вместе с Руматой научаешься сначала вычленять из массы, потом жалеть, а потом даже любить (и неожиданное открытие в себе этой способности - тоже источник света). И когда понимаешь, что эти живые лица пробились даже сквозь тот слой липкой грязи и серости, в который погружен мир фильма, то появляется ощущение, что жить все-таки стоит и надежда есть.
И еще - фильм невероятно красив. Хотя в начале декларируется отсутствие красоты в Арканаре, но от кадров, которые строит Герман, захватывает дух. И становится понятно, что люди могут не пускать в свой мир красоту, убивать художников и поэтов, уродовать свою жизнь и тела, делать виселицы необходимой частью любого пейзажа, но красота все равно живет вокруг, она всеобъемлюща - и что ей все человеческие жалкие потуги ее вытравить? Она вечна, время работает на нее.
Мне было очень страшно идти на этот фильм - слишком люблю роман и слишком люблю Германа, чтобы пережить разочарование его последним фильмом. Я боялась, я робко надеялась, что все же не разочаруюсь - но я не представляла, насколько точным, сильным и полностью достоверным окажется для меня этот фильм.
Во-первых - это действительно фильм по роману, снятый в полном соответствии с основной мыслью Стругацких, но снятый через много лет после написания книги, поэтому гораздо более безжалостный и бескомпромиссный в продвижении той самой идеи. У Германа нет специальных таблеток, позволяющих пить и не пьянеть, нет прекрасной нежной Киры - землянки, случайно родившейся в Арканаре, нет достаточно бесплотных прочих землян, остающихся, по-видимому, в ладу с собой на этой планете. Здесь все всерьез и до конца: нельзя пить и не опьянеть, нельзя пройти по грязи и не испачкаться, нельзя вмешаться в чужую жизнь и не принять на себя ее печати. Но именно от этого, от этой предельной честности Германа и безжалостности в том числе и к себе, к идеалам своего поколения, в фильме неожиданно появляется свет и надежда. Потому что когда справляешься с первым шоком, когда научаешься дышать в этом кошмаре, то из него на тебя начинают смотреть живые лица - иногда жуткие (чаще), иногда смешные, иногда вызывающие пронзительную жалость, сочувствие, иногда - обворожительные, как барон Пампа и Кира. Да, Кира совсем не такая, как в книге (где она, впрочем, довольно схематична) - она дитя Арканара, простолюдинка, дикая, грубоватая, но неподдельно странная, "не от мира его", умеющая жалеть, любить и по-детски непосредственно радоваться найденной черепахе (это последняя в ее жизни радость - за секунду до попадания арбалетной стрелы). У Германа не может быть персонажей-схем, он должен сам верить в реальность, осязаемость каждого героя - поэтому ученые, прожившие на этой планете в поисках следов так и не наступившего Возрождения уже 20 лет, мало чем отличаются внешне от окружающего мира и мучаются тоской, безнадежностью своей работы, одиночеством, в порыве которого один из них усыновляет местного мальчика "очень много пережившего" - и этот мальчик становится натуральным монстром между двух миров и эпох. Да и те, кого приходится спасать - совсем не идеальны. Один книгочей бежит за другим, ведомым на казнь, и продолжает выкрикивать ему проклятия за дурные слова, сказанные когда-то о его книге; ученый Будах, только что спасенный из Веселой башни, злорадствует при виде убитого барона, грубо с ним обошедшегося. Но именно с такими - грязными, уродливыми, полными дикостей, предрассудков и ненависти - надо быть богом. И это действительно трудно, потому что попробуй полюби и пожалей вот таких. И попробуй, поняв, полюбив и пожалев их, остаться собой. И также, как и в романе, Румата мучительно ежедневно бьется за свою человеческую, земную сохранность - и пугается каждый раз, когда чувствует, как глубоко проник в него Арканар. И в конце его усталое "не поеду я с вами ни на какую Землю" - совершенно внутренне оправданно, потому что Земле он уже также чужд, как и Арканару, но здесь он может быть чужим, странником, а там - нет. И потому что после того, что он совершил, он навсегда повязан с этой жизнью - это его ответственность за содеянное. Откуда же свет и надежда? Наверное, от пронзительно живых лиц, которые вместе с Руматой научаешься сначала вычленять из массы, потом жалеть, а потом даже любить (и неожиданное открытие в себе этой способности - тоже источник света). И когда понимаешь, что эти живые лица пробились даже сквозь тот слой липкой грязи и серости, в который погружен мир фильма, то появляется ощущение, что жить все-таки стоит и надежда есть.
И еще - фильм невероятно красив. Хотя в начале декларируется отсутствие красоты в Арканаре, но от кадров, которые строит Герман, захватывает дух. И становится понятно, что люди могут не пускать в свой мир красоту, убивать художников и поэтов, уродовать свою жизнь и тела, делать виселицы необходимой частью любого пейзажа, но красота все равно живет вокруг, она всеобъемлюща - и что ей все человеческие жалкие потуги ее вытравить? Она вечна, время работает на нее.
Мне было очень страшно идти на этот фильм - слишком люблю роман и слишком люблю Германа, чтобы пережить разочарование его последним фильмом. Я боялась, я робко надеялась, что все же не разочаруюсь - но я не представляла, насколько точным, сильным и полностью достоверным окажется для меня этот фильм.
Click to view