История безумия французского короля Карла VI
Первые тревожные симптомы стали проявляться в апреле 1392 года, когда король впервые перенёс «лихорадку, сопровождавшуюся длительной горячкой», как это называет его личный врач. В дальнейшем стали замечать, что суверен время от времени страдал болезненной раздражительностью, выходя из себя по причине любого громкого или резкого звука, но достаточно быстро успокаиваясь. Отмечали также, что во время этих приступов он делал «движения и жесты, несовместимые с его королевским достоинством». Однако ситуации не было уделено должного внимания, и она продолжала ухудшаться.
Король в лесу под Ле-Маном
Всё началось из-за Пьера де Краона - королевского кузена. Этот человек имел очень дурную славу с тех пор, как Людовик Анжуйский послал его к жене с просьбой привезти сколь возможно денег для продолжения войны в Италии, а Краон, получив от его жены деньги, прокутил их в кампании куртизанок. После смерти мужа герцогиня Анжуйская начала против него судебный процесс, который завершился в её пользу, и Краону было приказано возместить украденное. Герцоги Беррийский и Бургундский ненавидели его и неоднократно угрожали выбросить из окна, но Краона взял под своё покровительство брат короля, герцог Туреньский, вероятно, из желания насолить обоим дядьям, но и с ним он рассорился, как считается, открыв глаза герцогине на амурные похождения её мужа. По настоянию брата короля Краону было приказано вернуться в Анжу, но тот затаился в Париже, сняв дом на улице Шарон. Неизвестно, чем вызвал его ненависть Оливье де Клиссон - хроникёры предполагают, что это была зависть, - но так или иначе, Краон атаковал коннетабля на улице Сен-Антуан, наняв для успеха своего плана несколько человек. Клиссон, проходивший по улице только в сопровождении двух безоружных лакеев, вначале принял Краона за брата короля и пытался уговорить оставить свою затею. Поняв, кто перед ним, он обнажил клинок. Кираса, которую Клиссон всегда носил под одеждой, спасла ему жизнь, однако раненый коннетабль упал с коня. Убийцы, сочтя его мёртвым, бежали. Клиссона подобрал на пороге своего дома некий пекарь и послал за помощью в королевскую резиденцию.
К счастью, раны оказались не опасны, хирурги заверили короля, что через 15 дней коннетабль будет здоров. Прево Парижа немедленно организовал погоню за убийцами, трое из которых были схвачены и повешены на следующий день. Краон был заочно приговорён к ссылке и лишению имущества. Он бежал в Бретань, где герцог гостеприимно отнёсся к нему и отказался выдать королю.
В этом случае король и его совет были единодушны - решено было собрать войско и атаковать Бретань, местом сбора был назначен город Ле-Ман. К походу присоединились оба дяди короля, причём по этому случаю герцог Беррийский получил прощение и с него взято было слово впредь не притеснять своих подданных.
Герцог Бретонский тем временем прислал письмо, в котором клялся, что не знает, куда бежал из его владений Краон, и в подтверждение своих слов был готов открыть перед королевскими войсками ворота всех городов, чтобы дознание было проведено на месте. В то же время королева Арагонская прислала письмо, что при попытке бежать в Африку в Барселоне был арестован некий французский рыцарь, который, видимо, и был Краоном. Герцоги Беррийский и Бургундский были склонны прервать поход, но коннетабль настоял на его продолжении.
5 августа 1392 года армия покинула Ле-Ман и направилась к Нанту. Король уже накануне похода плохо себя чувствовал, в Амьене он второй раз пролежал несколько дней в постели из-за «лихорадки, сопровождавшейся сильной горячкой», и с тех пор казался печальным и рассеянным. Встревоженные слуги уговаривали его принять лекарство, но он отказался неожиданно резко. День был очень жаркий. По словам летописца, король был одет «в чёрную бархатную куртку, в которой вскоре покрылся по́том, ярко-алую шапку, держал в руке жемчужные чётки, которые королева дала ему в дорогу».
Он успел отъехать около одного лье от города, когда некий оборванец пустился ему вслед, крича изо всех сил: «Остановись, король! Тебя предали!» Ситуация усугубилась тем, что один из пажей короля как раз в этот момент заснул или отвлёкся, и выпавшее из его рук копьё с лязгом ударило по шлему одного из пехотинцев.
Вслед за этим король выхватил из ножен клинок и с воплем «Вперёд, вперёд на предателей!» проткнул пажа, затем бросился на собственных рыцарей. Он успел убить бастарда де Полиньяка, ранил ещё троих и погнался за собственным братом, который, однако, успел укрыться в лесу. В течение часа король рыскал среди собственной армии, пока меч в его руке не сломался, а кастелян двора Гийом Мартель не бросился на круп лошади, обхватив его сзади. Короля повалили на землю, после чего он впал в забытьё и был на повозке доставлен в город. Следующие два дня он пробыл в коме, причём, по сообщению личного врача, тело короля постепенно остывало, лишь грудь оставалась тёплой и с трудом прослушивались тоны сердца. Все ждали смерти Карла, но на третий день он пришёл в себя. Первый приступ безумия остался позади.
Очнувшись, король немедленно назначил пенсии для вдов и детей убитых, после чего по настоянию врачей вернулся в Париж. Передав бразды правления в руки дядей, которые «не оставили его в беде», он дни напролёт проводил в своей парижской резиденции, развлекаясь игрой в теннис и охотой на птиц. К делам правления он отказывался возвращаться, раздражаясь, если ему это предлагали. Окружающие были скорее склонны объяснять такое поведение леностью, но отнюдь не рецидивом болезни.
Второй приступ безумия - «Бал объятых пламенем»
28 января 1393 года королева устроила бал-маскарад по поводу свадьбы одной из своих фрейлин - Катерины де Фатоврен. Карл VI и пять приближённых к нему особ явились в масках и костюмах «диких людей» - надетых прямо на тело льняных мешках, обмазанных воском с приклеенной сверху растрёпанной пенькой, изображавшей шерсть. Людовик Орлеанский поднёс слишком близко факел к одному из ряженых, и костюм, пропитанный воском, вспыхнул; пламя передалось от одного «дикаря» к другому, начался пожар. В толкотне и давке герцогиня Беррийская, закутав короля своими юбками, потушила на нём пламя.
От вида горящих заживо людей рассудок короля вновь помутился, и в течение нескольких дней он не узнавал никого вокруг, отказывался от своего имени и королевского сана, уверял, что никогда не был женат и не имеет детей, раздражался, когда к нему пыталась подойти королева Изабелла, и громко требовал «убрать от него эту женщину, которая за ним следит».
Болезнью короля была встревожена вся страна, ради его выздоровления служились мессы, устраивались паломничества, во имя спасения души короля из Парижа были изгнаны все живущие там евреи. Родившаяся в тот же год принцесса Мария была «обещана Богу» - то есть обречена стать монахиней, чтобы молитвы юной девочки искупили грехи её отца. К королю была отправлена делегация парижских ремесленников и купцов.
Последующие тридцать лет
Карл VI и Одинетта.
В дальнейшем болезнь короля приобрела цикличный характер, периоды умопомешательства сменялись просветлениями, когда ничто не напоминало о произошедшем, и Карл мог вполне успешно заниматься своими обязанностями - принимать вассальные присяги, диктовать письма и собирать королевский совет. К несчастью, с годами периоды просветления становились всё короче, а помрачения - тяжелей и продолжительней. Всего было подсчитано, что за тридцать лет до кончины король перенёс от 44 до 52 приступов, во время которых его запирали в его собственной резиденции, где ради безопасности были забраны решётками окна и балкон.
Летописцы обращают внимание, что король сам чувствовал приближение рецидива, и, бросив все дела, спешил назад в Париж, чтобы в течение нескольких месяцев прожить взаперти, затем два или три - снова провести в достаточно вменяемом состоянии. Адвокат двора Жан Жювеналь дез Юрсен так вспоминал о начале одного из приступов:
Как тяжко было слушать сетования и жалобы доброго короля, когда он чувствовал, что вновь погружается в пучину безумия, и взывал к милосердию Господа, и Божьей матери и всех святых, и громко молился; благородные кавалеры, дамы и девицы горько плакали от сострадания и жалости к нему.
Подробности отдельных приступов нам известны лишь за период первых пяти лет, в дальнейшем, как замечает Бертран Гине, посвятивший безумию короля специальную работу, «к его болезни все привыкли, и история двигалась вперёд уже без участия короля».
Известно, что во время следующего периода затмения, случившегося летом того же года, король стал уверять, что его зовут Жорж, и на его гербе изображён лев, пронзённый шпагой. Безумец доходил до того, что пытался соскребать с посуды подлинный герб Валуа, гримасничал и отплясывал что-то бравурное.
В приступах умопомрачения, он бывало орудовал кулаками, бросаясь на любого, находящегося поблизости - впрочем, уже не доходил до убийства. Особенно доставалось королеве Изабелле, в конечном итоге, опасаясь за свою жизнь, она сочла за лучшее поселиться отдельно, лишь время от времени навещая короля во время просветлений. По слухам, герцог Орлеанский советовал ей, забрав с собой детей, бежать из страны.
Иногда приступ характеризовался непомерной весёлостью, во время которой король вёл себя как шкодливый мальчишка, разрывая в клочья занавеси, ломая стулья и швыряя посуду в камин, или наоборот, с воплями бежал от неизвестной опасности.
Несколько раз случалось так, что король воображал, будто сделан из стекла, и громко требовал облачить его в железные латы, чтобы не быть случайно разбитым. В 1405 году он в течение пяти месяцев отказывался мыться и не давал себя стричь и брить, отказывался от еды. В это время, как считается, его должны были обслуживать от 10 до 12 дюжих лакеев, в кирасах, надетых под рубашки, и почти насильно переодевать и мыть короля, менять постельное бельё.
Одетта де Шамдивер
Одетта де Шамдивер была дочерью королевского конюшего, наследственные владения её отца находились в Бургундии - сеньоры де Шамдивер были вассалами местного герцога. Считается, что её представил ко двору в 1405 году брат короля, и, возможно, какое-то время она была его любовницей. В дальнейшем королева, обратив внимание на юную фрейлину, приставила её сиделкой и наложницей к душевнобольному королю.
Вероятно, Одетта привязалась к нему, и два года спустя родила от короля дочь по имени Маргарита, в дальнейшем признанную Карлом VII и выданную замуж за сеньора де Белльвилль. Некоторые авторы «нетрадиционных теорий» считают, что Маргарита была той, кого мы знаем под именем Жанны д’Арк, а сыграв свою роль, тихо исчезла с исторической сцены.
Так или иначе, Одетта провела рядом с безумным королём 16 лет, практически не отходя от него до самой кончины. Ей одной удавалось успокаивать его приступы ярости. По свидетельству летописцев, чтобы купировать самый тяжёлый приступ, ей хватало одного укоризненного взгляда или, в худшем случае, угрозы разлюбить его и уйти.
Одетте де Шамдивер приписывается введение во Франции игральных карт, которые она заказала некоему художнику, причём из казны за работу было уплачено «шесть су парижской чеканки».
Король увлёкся игрой, причём ставкой в ней служили плотские утехи - проиграв, Одетта должна была разделить постель с королём. Чтобы успокоить больного, она часто уступала ему, и каждый выигрыш король сопровождал радостным криком «Я победил англичан!»
Карл VI и Одинетта. Гравюра из «Истории Франции» Франсуа Гизо, Франция, 1875
Король в лесу под Ле-Маном
Всё началось из-за Пьера де Краона - королевского кузена. Этот человек имел очень дурную славу с тех пор, как Людовик Анжуйский послал его к жене с просьбой привезти сколь возможно денег для продолжения войны в Италии, а Краон, получив от его жены деньги, прокутил их в кампании куртизанок. После смерти мужа герцогиня Анжуйская начала против него судебный процесс, который завершился в её пользу, и Краону было приказано возместить украденное. Герцоги Беррийский и Бургундский ненавидели его и неоднократно угрожали выбросить из окна, но Краона взял под своё покровительство брат короля, герцог Туреньский, вероятно, из желания насолить обоим дядьям, но и с ним он рассорился, как считается, открыв глаза герцогине на амурные похождения её мужа. По настоянию брата короля Краону было приказано вернуться в Анжу, но тот затаился в Париже, сняв дом на улице Шарон. Неизвестно, чем вызвал его ненависть Оливье де Клиссон - хроникёры предполагают, что это была зависть, - но так или иначе, Краон атаковал коннетабля на улице Сен-Антуан, наняв для успеха своего плана несколько человек. Клиссон, проходивший по улице только в сопровождении двух безоружных лакеев, вначале принял Краона за брата короля и пытался уговорить оставить свою затею. Поняв, кто перед ним, он обнажил клинок. Кираса, которую Клиссон всегда носил под одеждой, спасла ему жизнь, однако раненый коннетабль упал с коня. Убийцы, сочтя его мёртвым, бежали. Клиссона подобрал на пороге своего дома некий пекарь и послал за помощью в королевскую резиденцию.
К счастью, раны оказались не опасны, хирурги заверили короля, что через 15 дней коннетабль будет здоров. Прево Парижа немедленно организовал погоню за убийцами, трое из которых были схвачены и повешены на следующий день. Краон был заочно приговорён к ссылке и лишению имущества. Он бежал в Бретань, где герцог гостеприимно отнёсся к нему и отказался выдать королю.
В этом случае король и его совет были единодушны - решено было собрать войско и атаковать Бретань, местом сбора был назначен город Ле-Ман. К походу присоединились оба дяди короля, причём по этому случаю герцог Беррийский получил прощение и с него взято было слово впредь не притеснять своих подданных.
Герцог Бретонский тем временем прислал письмо, в котором клялся, что не знает, куда бежал из его владений Краон, и в подтверждение своих слов был готов открыть перед королевскими войсками ворота всех городов, чтобы дознание было проведено на месте. В то же время королева Арагонская прислала письмо, что при попытке бежать в Африку в Барселоне был арестован некий французский рыцарь, который, видимо, и был Краоном. Герцоги Беррийский и Бургундский были склонны прервать поход, но коннетабль настоял на его продолжении.
5 августа 1392 года армия покинула Ле-Ман и направилась к Нанту. Король уже накануне похода плохо себя чувствовал, в Амьене он второй раз пролежал несколько дней в постели из-за «лихорадки, сопровождавшейся сильной горячкой», и с тех пор казался печальным и рассеянным. Встревоженные слуги уговаривали его принять лекарство, но он отказался неожиданно резко. День был очень жаркий. По словам летописца, король был одет «в чёрную бархатную куртку, в которой вскоре покрылся по́том, ярко-алую шапку, держал в руке жемчужные чётки, которые королева дала ему в дорогу».
Он успел отъехать около одного лье от города, когда некий оборванец пустился ему вслед, крича изо всех сил: «Остановись, король! Тебя предали!» Ситуация усугубилась тем, что один из пажей короля как раз в этот момент заснул или отвлёкся, и выпавшее из его рук копьё с лязгом ударило по шлему одного из пехотинцев.
Вслед за этим король выхватил из ножен клинок и с воплем «Вперёд, вперёд на предателей!» проткнул пажа, затем бросился на собственных рыцарей. Он успел убить бастарда де Полиньяка, ранил ещё троих и погнался за собственным братом, который, однако, успел укрыться в лесу. В течение часа король рыскал среди собственной армии, пока меч в его руке не сломался, а кастелян двора Гийом Мартель не бросился на круп лошади, обхватив его сзади. Короля повалили на землю, после чего он впал в забытьё и был на повозке доставлен в город. Следующие два дня он пробыл в коме, причём, по сообщению личного врача, тело короля постепенно остывало, лишь грудь оставалась тёплой и с трудом прослушивались тоны сердца. Все ждали смерти Карла, но на третий день он пришёл в себя. Первый приступ безумия остался позади.
Очнувшись, король немедленно назначил пенсии для вдов и детей убитых, после чего по настоянию врачей вернулся в Париж. Передав бразды правления в руки дядей, которые «не оставили его в беде», он дни напролёт проводил в своей парижской резиденции, развлекаясь игрой в теннис и охотой на птиц. К делам правления он отказывался возвращаться, раздражаясь, если ему это предлагали. Окружающие были скорее склонны объяснять такое поведение леностью, но отнюдь не рецидивом болезни.
Второй приступ безумия - «Бал объятых пламенем»
28 января 1393 года королева устроила бал-маскарад по поводу свадьбы одной из своих фрейлин - Катерины де Фатоврен. Карл VI и пять приближённых к нему особ явились в масках и костюмах «диких людей» - надетых прямо на тело льняных мешках, обмазанных воском с приклеенной сверху растрёпанной пенькой, изображавшей шерсть. Людовик Орлеанский поднёс слишком близко факел к одному из ряженых, и костюм, пропитанный воском, вспыхнул; пламя передалось от одного «дикаря» к другому, начался пожар. В толкотне и давке герцогиня Беррийская, закутав короля своими юбками, потушила на нём пламя.
От вида горящих заживо людей рассудок короля вновь помутился, и в течение нескольких дней он не узнавал никого вокруг, отказывался от своего имени и королевского сана, уверял, что никогда не был женат и не имеет детей, раздражался, когда к нему пыталась подойти королева Изабелла, и громко требовал «убрать от него эту женщину, которая за ним следит».
Болезнью короля была встревожена вся страна, ради его выздоровления служились мессы, устраивались паломничества, во имя спасения души короля из Парижа были изгнаны все живущие там евреи. Родившаяся в тот же год принцесса Мария была «обещана Богу» - то есть обречена стать монахиней, чтобы молитвы юной девочки искупили грехи её отца. К королю была отправлена делегация парижских ремесленников и купцов.
Последующие тридцать лет
Карл VI и Одинетта.
В дальнейшем болезнь короля приобрела цикличный характер, периоды умопомешательства сменялись просветлениями, когда ничто не напоминало о произошедшем, и Карл мог вполне успешно заниматься своими обязанностями - принимать вассальные присяги, диктовать письма и собирать королевский совет. К несчастью, с годами периоды просветления становились всё короче, а помрачения - тяжелей и продолжительней. Всего было подсчитано, что за тридцать лет до кончины король перенёс от 44 до 52 приступов, во время которых его запирали в его собственной резиденции, где ради безопасности были забраны решётками окна и балкон.
Летописцы обращают внимание, что король сам чувствовал приближение рецидива, и, бросив все дела, спешил назад в Париж, чтобы в течение нескольких месяцев прожить взаперти, затем два или три - снова провести в достаточно вменяемом состоянии. Адвокат двора Жан Жювеналь дез Юрсен так вспоминал о начале одного из приступов:
Как тяжко было слушать сетования и жалобы доброго короля, когда он чувствовал, что вновь погружается в пучину безумия, и взывал к милосердию Господа, и Божьей матери и всех святых, и громко молился; благородные кавалеры, дамы и девицы горько плакали от сострадания и жалости к нему.
Подробности отдельных приступов нам известны лишь за период первых пяти лет, в дальнейшем, как замечает Бертран Гине, посвятивший безумию короля специальную работу, «к его болезни все привыкли, и история двигалась вперёд уже без участия короля».
Известно, что во время следующего периода затмения, случившегося летом того же года, король стал уверять, что его зовут Жорж, и на его гербе изображён лев, пронзённый шпагой. Безумец доходил до того, что пытался соскребать с посуды подлинный герб Валуа, гримасничал и отплясывал что-то бравурное.
В приступах умопомрачения, он бывало орудовал кулаками, бросаясь на любого, находящегося поблизости - впрочем, уже не доходил до убийства. Особенно доставалось королеве Изабелле, в конечном итоге, опасаясь за свою жизнь, она сочла за лучшее поселиться отдельно, лишь время от времени навещая короля во время просветлений. По слухам, герцог Орлеанский советовал ей, забрав с собой детей, бежать из страны.
Иногда приступ характеризовался непомерной весёлостью, во время которой король вёл себя как шкодливый мальчишка, разрывая в клочья занавеси, ломая стулья и швыряя посуду в камин, или наоборот, с воплями бежал от неизвестной опасности.
Несколько раз случалось так, что король воображал, будто сделан из стекла, и громко требовал облачить его в железные латы, чтобы не быть случайно разбитым. В 1405 году он в течение пяти месяцев отказывался мыться и не давал себя стричь и брить, отказывался от еды. В это время, как считается, его должны были обслуживать от 10 до 12 дюжих лакеев, в кирасах, надетых под рубашки, и почти насильно переодевать и мыть короля, менять постельное бельё.
Одетта де Шамдивер
Одетта де Шамдивер была дочерью королевского конюшего, наследственные владения её отца находились в Бургундии - сеньоры де Шамдивер были вассалами местного герцога. Считается, что её представил ко двору в 1405 году брат короля, и, возможно, какое-то время она была его любовницей. В дальнейшем королева, обратив внимание на юную фрейлину, приставила её сиделкой и наложницей к душевнобольному королю.
Вероятно, Одетта привязалась к нему, и два года спустя родила от короля дочь по имени Маргарита, в дальнейшем признанную Карлом VII и выданную замуж за сеньора де Белльвилль. Некоторые авторы «нетрадиционных теорий» считают, что Маргарита была той, кого мы знаем под именем Жанны д’Арк, а сыграв свою роль, тихо исчезла с исторической сцены.
Так или иначе, Одетта провела рядом с безумным королём 16 лет, практически не отходя от него до самой кончины. Ей одной удавалось успокаивать его приступы ярости. По свидетельству летописцев, чтобы купировать самый тяжёлый приступ, ей хватало одного укоризненного взгляда или, в худшем случае, угрозы разлюбить его и уйти.
Одетте де Шамдивер приписывается введение во Франции игральных карт, которые она заказала некоему художнику, причём из казны за работу было уплачено «шесть су парижской чеканки».
Король увлёкся игрой, причём ставкой в ней служили плотские утехи - проиграв, Одетта должна была разделить постель с королём. Чтобы успокоить больного, она часто уступала ему, и каждый выигрыш король сопровождал радостным криком «Я победил англичан!»
Карл VI и Одинетта. Гравюра из «Истории Франции» Франсуа Гизо, Франция, 1875