(no subject)
Самые дзенские создания на планете не будды, не бодхисаттвы, не ламы, не свами, не шри, не санниясины, не ямабуси, не йогины, не святые, не гуру и вообще никто из этого выводка самозванцев.
Самые дзенские создания на планете - кошки. Они спят, когда хочется спать, они не спят, когда спать не хочется. Они едят, когда хочется есть и мяукают, когда есть нечего. И неважно, что денег нет, а еда не имеет обыкновения падать с неба. Просто мяу! Мяу-мяу-мяу!11
-Мяу!..
-Мяуууу!
-Мяу?!
-Мииауууу!...
О-па, хозяин, доведенный до исступления подсуетился, уже тащит чо-то в зубах, тиран, сатрап, мучитель бедных, маленьких кошечек... Мрррр... Ладно, так и быть, в качестве благодарности за службу вылижу ему ухо и пусть только попробует кривиться - вообще ласки больше не получит, отгрызу ему ноги по колено, как только попытается вечером заснуть.
Никто, кроме кошек, не умеет совершенно медитативно и по-дзенски фтыкать в происходящее за окном.
"У нее была привычка подолгу просиживать у окна, глядя вниз, однажды я останавился за ее спиной, положил ладонь ей на затылок - она чуть вздрогнула, но не отстранилась - и попытался угадать, на что она смотрит, и чем для нее является то, что она видит. Перед нами был обычный московский двор - песочница с парой ковыряющихся детей, турник, на котором выбивали ковры, каркас чума, сваренный из красных металлических труб, бревенчатая избушка для детей, помойки, вороны и мачта фонаря. Больше всего меня угнетал этот красный каркас - наверно потому, что когдато в детстве, в серый зимний день, моя душа хрустнула под тяжестью огромного гэдээровского альбома, посвященного давно исчезшей культуре охотников за мамонтами. Это была удивительно устойчивая цивилизация, существовавшая, совершенно не изменяясь, несколько тысяч лет где-то в Сибири - люди жили в небольших, обтянутых мамонтовыми шкурами полукруглых домиках, каркас которых точь-в-точь повторял геометрию нынешних красных сооружений на детских площадках, только выполнялся не из железных труб, а из связанных бивней мамонта. В альбоме жизнь охотников - это романтическое слово, кстати, совершенно не подходит к немытым ублюдкам, раз в месяц заманивавшим большое доверчивое животное в яму с колом на дне - была изображена очень подробно, и я с удивлением узнал многие мелкие бытовые детали, пейзажи и лица, тут же я сделал первое в своей жизни логическое умозаключение, что художник, без всякого сомнения, побывал в советском плену. С тех пор эти красные решетчатые полусферы, возвышающиеся почти в каждом дворе, стали казаться мне эхом породившей нас культуры, другим ее эхом были маленькие стада фарфоровых мамонтов, из тьмы тысячелетий бредущие в будущее по миллионам советских буфетов. Есть у нас и другие предки, думал я, вот например трипольцы - не от слова «Триполи», а от «Триполье», - которые четыре, что ли, тысячи лет назад занимались земледелием и скотоводством, а в свободное время вырезали из камня маленьких голых баб с очень толстым задом - этих баб, «Венер», как их сейчас называют, осталось очень много - видно, они были в красном углу каждого дома. Кроме этого про трипольцев известно, что их бревенчатые колхозы имели очень строгую планировку с широкой главной улицей, а дома в поселках были совершенно одинаковы. На детской площадке, которую разглядывали мы с Никой, от этой культуры остался бревенчатый домик, строго ориентированный по сторонам света, где уже час сидела вялая девочка в резиновых сапогах - сама она была не видна, виднелись только покачивающиеся нежноголубые голенища.
Господи, думал я, обнимая Нику, а сколько я мог бы сказать, к примеру, о песочнице? А о помойке? А о фонаре? Но все это будет моим миром, от которого я порядочно устал, и из которого мне некуда выбраться, потому что умственные построения, как мухи, облепят изображение любого предмета на сетчатке моих глаз. А Ника была совершенно свободна от унизительной необходимости соотносить пламя над мусорным баком с московским пожаром 1737 года, или связывать полуотрыжку-полукарканье сытой универсамовской вороны с древнеримской приметой, упомянутой в «Юлиане Отступнике». Но что же тогда такое ее душа? Мой кратковременный интерес к ее внутренней жизни, в которую я не мог проникнуть, несмотря на то, что сама Ника полностью была в моей власти, объяснялся, видимо, моим стремлением измениться, избавиться от постоянно грохочущих в моей голове мыслей, успевших накатать колею, из которой они уже не выходили. В сущности, со мной уже давно не происходило ничего нового, и я надеялся, находясь рядом с Никой, увидеть какие-то незнакомые способы чувствовать и жить. Когда я сознался себе, что, глядя в окно, она видит попросту то, что там находится, и что ее рассудок совершенно не склонен к путешествиям по прошлому и будущему, а довольствуется настоящим, я уже понимал, что имею дело не с реально существующей Никой, а с набором собственных мыслей, что передо мной, как это всегда было и будет, оказались мои представления, принявшие ее форму, а сама Ника, сидящая в полуметре от меня, недоступна, как вершина Спасской башни. И я снова ощутил на своих плечах невесомый, но невыносимый груз одиночества."
Виктор Олегович гениален, но именно эта его гениальность отдаляет его от Ники настолько же, насколько мое общее отупение и эстетическая недоразвитость приближает меня к моей МиСиме.
