Перевод в другую палату
Прошло около двух недель. Постепенно я стала приходить в себя, понимать где я нахожусь и не понимать зачем. Родители приходили ко мне каждый день, приносили еду. Есть я начала постепенно, запомнился первый раз, когда мне вдруг резко захотелось увидеть маму. Мимо проходила злющая Жанна Аркадьевна, я плакала.
-Что ревем?
-Я хочу увидеть маму. Она здесь?
-Здесь, вставай. - Мы пошли в столовую. Жанна Аркадьевна поставила передо мной контейнер с картофельным пюре и котлетами. Контейнер я узнала, из дома.-Ешь, потом увидишь маму.
Я начала есть, мучительно пихая в себя эту еду, не получая никакого удовольствия.
-Все. Где мама?
-Что все? Ты ничего не съела, доешь, потом увидишь маму.-Жанна Аркадьевна стояла надо мной как жандарм.-Давай еще.
Я осилила половину.
-Молодец. Марш в кровать.
-А мама?
-Мама будет вечером.
Вот так она меня обманула, но с тех пор, понемногу, я начала питаться. Причем, ела я только домашнюю еду. Один раз попробовала столовские помои, ради интереса. Больше не стала. А мама носила каждый день вкусности. Тортики пекла, вареники, котлеты и прочее.
Жанна Аркадьевна не была моим лечащим врачом. Ее статус я не знаю до сих пор. Меня лечила красавица Наталья Альбертовна. Она очень хорошо ко мне отнеслась, всегда улыбалась и шутила со мной.
Однажды она пришла ко мне в надзорную палату и сообщила, что меня сегодня переводят в обычную.
-Меня больше не будут связывать? - Обрадовалась я.
-Не будут, в десять переедешь в обычную палату. - Наталья Альбертовна ушла дальше делать обход.
-Ура! Меня больше не будут связывать, Женя, ты слышишь? Все! Ты не будешь меня связывать.
-Заткнись, сейчас свяжем!-Женя пошла на меня с веревками.
-Нет, - я попыталась убежать. Меня догнали. Женя и санитарки привязали меня к кровати. Счастливая за минуту до этого, я, лежа связанной опять, удивлялась как такое могло произойти. - Наталья Альбертовна обещала! Обещала, что не будут связывать. Да что ж такое.
Руки опять начало сводить. Мое желание быть освобожденной было невыносимо.
-Развяжите ее, переводим.-Мой лечащий врач проходила мимо.
Меня определили в палату на шесть коек. Я тут же забралась на свою и начала прыгать. Кровать, как в пионерском лагере, пружинила отлично. Мне было весело. Я познакомилась с Ирой, рассказала про себя.
-А ты, какими судьбами?
-Меня тоже мама отправила, я уже не первый раз здесь. У меня инвалидность. Я учила мальчика одного на гитаре играть, и не знаю что случилось, меня переклинило, я разделась до гола и стала танцевать. Мальчик испугался, его родители позвонили моей маме, мама вызвала санитаров. - Ире было 45 лет, короткая стрижка, крепкое телосложение.
Ира читала братьев Стругацких и очень любила фантастику. Еще у нее была вставная нижняя челюсть, она сказала, что она такая больная психически потому что у нее внутри сидит обида на жизнь. Из-за челюсти. Потому что эту челюсть пришлось ломать докторам, делать операцию, исправлять врожденный дефект.
У Иры никогда не было мужчины. Это меня поразило. У меня тоже на тот момент никогда не было мужчины, но мне был 21 год, а ей 45. Она - старая дева. И я тоже могу такой стать. Ира любила Валерию Новодворскую, за то, что у той тоже не было мужчин и та тоже провела много времени в психушке.
Мы с Ирой много говорили о философии. Я пересказывала ей учения Мамардашвили и Беркли, которые меня поразили и мне запомнились. А когда разговор зашел о Канте и я сказала, что его учения о бытие были довольно сложны для меня, она спросила:
-Ты знаешь категоричный императив Канта?
-Нет. Что это?
-Слушай: "Две вещи восхищают меня превыше всего: звездное небо над головой и моральный закон во мне".
-Круто.
С тех пор и навсегда для меня категоричный императив Канта звучит именно так.
-Ира, знаешь, я хочу быть писателем.
-Для того, что бы тебе стать писателем, тебе нужно стать читателем.
-Я люблю книги читать.
-Вот и читай.
В обычной палате на половине для буйных я провела три дня. Все дни я общалась с Ирой. Потом меня перевели на половину для спокойных больных. Иру больше я не встречала никогда.
-Что ревем?
-Я хочу увидеть маму. Она здесь?
-Здесь, вставай. - Мы пошли в столовую. Жанна Аркадьевна поставила передо мной контейнер с картофельным пюре и котлетами. Контейнер я узнала, из дома.-Ешь, потом увидишь маму.
Я начала есть, мучительно пихая в себя эту еду, не получая никакого удовольствия.
-Все. Где мама?
-Что все? Ты ничего не съела, доешь, потом увидишь маму.-Жанна Аркадьевна стояла надо мной как жандарм.-Давай еще.
Я осилила половину.
-Молодец. Марш в кровать.
-А мама?
-Мама будет вечером.
Вот так она меня обманула, но с тех пор, понемногу, я начала питаться. Причем, ела я только домашнюю еду. Один раз попробовала столовские помои, ради интереса. Больше не стала. А мама носила каждый день вкусности. Тортики пекла, вареники, котлеты и прочее.
Жанна Аркадьевна не была моим лечащим врачом. Ее статус я не знаю до сих пор. Меня лечила красавица Наталья Альбертовна. Она очень хорошо ко мне отнеслась, всегда улыбалась и шутила со мной.
Однажды она пришла ко мне в надзорную палату и сообщила, что меня сегодня переводят в обычную.
-Меня больше не будут связывать? - Обрадовалась я.
-Не будут, в десять переедешь в обычную палату. - Наталья Альбертовна ушла дальше делать обход.
-Ура! Меня больше не будут связывать, Женя, ты слышишь? Все! Ты не будешь меня связывать.
-Заткнись, сейчас свяжем!-Женя пошла на меня с веревками.
-Нет, - я попыталась убежать. Меня догнали. Женя и санитарки привязали меня к кровати. Счастливая за минуту до этого, я, лежа связанной опять, удивлялась как такое могло произойти. - Наталья Альбертовна обещала! Обещала, что не будут связывать. Да что ж такое.
Руки опять начало сводить. Мое желание быть освобожденной было невыносимо.
-Развяжите ее, переводим.-Мой лечащий врач проходила мимо.
Меня определили в палату на шесть коек. Я тут же забралась на свою и начала прыгать. Кровать, как в пионерском лагере, пружинила отлично. Мне было весело. Я познакомилась с Ирой, рассказала про себя.
-А ты, какими судьбами?
-Меня тоже мама отправила, я уже не первый раз здесь. У меня инвалидность. Я учила мальчика одного на гитаре играть, и не знаю что случилось, меня переклинило, я разделась до гола и стала танцевать. Мальчик испугался, его родители позвонили моей маме, мама вызвала санитаров. - Ире было 45 лет, короткая стрижка, крепкое телосложение.
Ира читала братьев Стругацких и очень любила фантастику. Еще у нее была вставная нижняя челюсть, она сказала, что она такая больная психически потому что у нее внутри сидит обида на жизнь. Из-за челюсти. Потому что эту челюсть пришлось ломать докторам, делать операцию, исправлять врожденный дефект.
У Иры никогда не было мужчины. Это меня поразило. У меня тоже на тот момент никогда не было мужчины, но мне был 21 год, а ей 45. Она - старая дева. И я тоже могу такой стать. Ира любила Валерию Новодворскую, за то, что у той тоже не было мужчин и та тоже провела много времени в психушке.
Мы с Ирой много говорили о философии. Я пересказывала ей учения Мамардашвили и Беркли, которые меня поразили и мне запомнились. А когда разговор зашел о Канте и я сказала, что его учения о бытие были довольно сложны для меня, она спросила:
-Ты знаешь категоричный императив Канта?
-Нет. Что это?
-Слушай: "Две вещи восхищают меня превыше всего: звездное небо над головой и моральный закон во мне".
-Круто.
С тех пор и навсегда для меня категоричный императив Канта звучит именно так.
-Ира, знаешь, я хочу быть писателем.
-Для того, что бы тебе стать писателем, тебе нужно стать читателем.
-Я люблю книги читать.
-Вот и читай.
В обычной палате на половине для буйных я провела три дня. Все дни я общалась с Ирой. Потом меня перевели на половину для спокойных больных. Иру больше я не встречала никогда.