Запах После Дождя
Есть уйма запахов После Дождя. В разное время года, в разных странах. Такие разные запахи. Такие одинаковые. Почему одинаковые? Потому что После Дождя всегда пахнет Обещание Жизни:-) Неважно где и когда лил Дождь.
Я жила только в двух странах: Россия и Израиль. Еще немного путешествовала. И со мной всегда путешествовал Дождь.
В Израиле есть Зимний Дождь. В России, Европе и Америке такой дождь бывает только осенью. На складках багряного платья деревьев он дожидается снега. Я помню его запах. Он скукоживается в ложбинке под серым домом. Он дышит теплым паром от батареи. Золотится и топорщится в груде опавших листьев. Поздняя осень привносит в него оттенки холода, дрожь мелких пташек, черноту стволов, еще не покрывшихся спасительным белым снежным покрывалом. Всего этого нет в Израиле. Зато сохранились запахи захлопнутых надежд, капающих с конца закрытого зонта, теплых вязаных перчаточных пожатий. Запах Зимнего Дождя хлюпает по глубоким лужам, сжимаясь в комочек при встрече с пролетающей машиной. Он толкается в разговорах в автобусе. Трется о мокрую, немного соленую, кошачью шерстку. А вечером устало вздыхает среди обсыхающий курток. Он рассказывает им о лете. О том, как он уйдет в другие страны, там, где летом идет дождь. Запах Дождя задержится еще ненадолго, только для того, чтобы встретить весну.
Весной в Израиле этот запах наполнен преждевременной тоской по зиме. Он уже не тонет в лужах. Нет. Он уже чувствует, как свербит в носу от песчаной пыли. Он затопчет ее, но не надолго. Его ждет весна на зеленых кронах деревьев в России. Там запах согреется и смягчится. Он зазвенит голосами перелетных птиц. Потечет сосновой смолой. Стряхнет с залежавшихся с ранней осени плащей пыль. Он заиграет на лепестках тюльпанов разноцветную мелодию любви. Он ворвется с громом и молнией в Май и зазвонит конец учебы. Он загалдит детскими голосами по омытым улицам, распахнет двери лета.
Запах Летнего Дождя. Я больше всего по тебе скучаю. Когда он пускает зайчиков по стенам скучных зданий, Слепой Дождь - мой самый лучший друг. Его запах утопчет пыль на лесных тропинках. Повылазит из-под мха на шляпках грибов. Зажжужит роем полосатых пчел. Запыхтит ежиком. Он рассыпется солнечной пыльцой по лугу, где белеют ромашки. Ему легко нагнать сон на пассажиров междугородней электрички, только для того, чтобы встретить их аплодисментами под радужным шатром приезжего цирка. Он согреет нежностью тайных любовников, спрятавшихся под деревом. Он зажжет специально для них свечи каштана, и их аромат понесется над городом обещанием...
Все меняется, только Дождь остается. И с ним остается его котомка запахов. В ней лежат винные пары зеленых гор Италии, душистая арома австрийского кофе, россыпь сусального золота с крыш Пражских соборов. Эти запахи порой вульгарны, как граффити Нью-Йоркского сабвея, и неуловимо утонченны, как фиалки в руках девушки-цветочницы в Риге. Они обдают тебя солнцем, во время купания в заливе в июле, и срывают мысли в январе в Тель-Авиве. Мокрый асфальт с потеряными запахами людей и машин, мокрая трава под босыми ногами, мокрый щенок под тонкой рубашкой...
Я жила только в двух странах: Россия и Израиль. Еще немного путешествовала. И со мной всегда путешествовал Дождь.
В Израиле есть Зимний Дождь. В России, Европе и Америке такой дождь бывает только осенью. На складках багряного платья деревьев он дожидается снега. Я помню его запах. Он скукоживается в ложбинке под серым домом. Он дышит теплым паром от батареи. Золотится и топорщится в груде опавших листьев. Поздняя осень привносит в него оттенки холода, дрожь мелких пташек, черноту стволов, еще не покрывшихся спасительным белым снежным покрывалом. Всего этого нет в Израиле. Зато сохранились запахи захлопнутых надежд, капающих с конца закрытого зонта, теплых вязаных перчаточных пожатий. Запах Зимнего Дождя хлюпает по глубоким лужам, сжимаясь в комочек при встрече с пролетающей машиной. Он толкается в разговорах в автобусе. Трется о мокрую, немного соленую, кошачью шерстку. А вечером устало вздыхает среди обсыхающий курток. Он рассказывает им о лете. О том, как он уйдет в другие страны, там, где летом идет дождь. Запах Дождя задержится еще ненадолго, только для того, чтобы встретить весну.
Весной в Израиле этот запах наполнен преждевременной тоской по зиме. Он уже не тонет в лужах. Нет. Он уже чувствует, как свербит в носу от песчаной пыли. Он затопчет ее, но не надолго. Его ждет весна на зеленых кронах деревьев в России. Там запах согреется и смягчится. Он зазвенит голосами перелетных птиц. Потечет сосновой смолой. Стряхнет с залежавшихся с ранней осени плащей пыль. Он заиграет на лепестках тюльпанов разноцветную мелодию любви. Он ворвется с громом и молнией в Май и зазвонит конец учебы. Он загалдит детскими голосами по омытым улицам, распахнет двери лета.
Запах Летнего Дождя. Я больше всего по тебе скучаю. Когда он пускает зайчиков по стенам скучных зданий, Слепой Дождь - мой самый лучший друг. Его запах утопчет пыль на лесных тропинках. Повылазит из-под мха на шляпках грибов. Зажжужит роем полосатых пчел. Запыхтит ежиком. Он рассыпется солнечной пыльцой по лугу, где белеют ромашки. Ему легко нагнать сон на пассажиров междугородней электрички, только для того, чтобы встретить их аплодисментами под радужным шатром приезжего цирка. Он согреет нежностью тайных любовников, спрятавшихся под деревом. Он зажжет специально для них свечи каштана, и их аромат понесется над городом обещанием...
Все меняется, только Дождь остается. И с ним остается его котомка запахов. В ней лежат винные пары зеленых гор Италии, душистая арома австрийского кофе, россыпь сусального золота с крыш Пражских соборов. Эти запахи порой вульгарны, как граффити Нью-Йоркского сабвея, и неуловимо утонченны, как фиалки в руках девушки-цветочницы в Риге. Они обдают тебя солнцем, во время купания в заливе в июле, и срывают мысли в январе в Тель-Авиве. Мокрый асфальт с потеряными запахами людей и машин, мокрая трава под босыми ногами, мокрый щенок под тонкой рубашкой...