Из жизни поросенка
Каждому поросенку иногда бывает грустно. Грусть приходит заметно, или незаметно, иногда кажется - даже как-то исподтишка. И не хотел грустить - а оно вдруг раз - и грустно стало. Причем, как-то даже не очень понятно - почему? Как будто грустинку проглотил. А вдруг и, правда, проглотил? И нет тут ничего смешного. Это у людей принято думать, что так не бывает. Они любят упираться в свое, привычное и ограниченное, и думают, что грустинку нельзя проглотить «в принципе», и в результате, они мало в чем разбираются по настоящему, потому что не умеют, или забыли, что умеют, поэтому и застывают на месте.
А поросята - они другие. Они особенные. Они знают, что если им что-то приходит в голову - то можно запросто понаблюдать за тем, что чувствуешь. Они садятся на ближайшую розовую скамейку, или какую-то еще, или на что-то еще, если нет скамейки, это не важно, и начинают исследовать - грусть так грусть!
Хрюня так и сделал - улегся на зеленой лужайке, закинул ножку на ножку, посмотрел в синее небо, загляделся на пушистое смешное облако, вдохнул в себя побольше воздуха, потом медленно выдохнул, представляя себе, что он выдыхает грустинку, как облако, давая ей возможность расправиться и показать себя, и приготовился с упоением поразмышлять.
Поросенок знал - если решил что-то делать, то делать это надо с упоением. Грустить - так с упоением, сердится - тоже, радоваться - тем более! Потому что чувства - это подданные твоего королевства, и если хочешь, чтобы они тебя уважали, почитали, и восхищались тобой, то относиться к ним тоже надо с уважением, и внимательно выслушивать, при этом можно царственно кивать головой - ну, говорите, говорите, я вас слушаю. А можно и не царственно, а просто - с интересом. Чувства любят, когда ими интересуются, на то они и чувства.
Поросенок вспомнил, что советовала Кабанна Пятаковна в таких случаях. Кабанна Пятаковна - учительница и знает все, или почти все, по крайней мере, с точки зрения поросенка - очень много. В таких случаях она предлагает «вести диалог». Вы умеете вести диалог? Знаете, что для этого нужно делать? Хрюня знает. Он почесал копытцем пятачок, потом щетинку за ушком, и приготовился задавать Грустинке вопросы. Кстати, вы поняли, зачем перед этим выдыхать и расправлять Грустинку? Правильно, если кто-то подавлен, загнан в угол и завязан узлом, то вы не сможете вести с ним диалог.
Итак, Хрюня посмотрел на плавающую в воздухе Грустинку. Она была как будто из серой ваты, немного подмоченной, из-за чего цвет ее был такой неравномерный, местами капала вода, и вся форма ее была какая-то неопределенная и ноющая. А как, кстати, выглядит ваша Грустинка?
- Да, - подумал Хрюня, - каково это в таком виде быть? Ни поиграть, ни побегать. Надо с ней поговорить по-хорошему, заботливо, может ей полегчает. Как мама со мной разговаривает, когда я вешаю пятачок. У нее при этом голос еще такой теплый и внимательный.
Поросенок сосредоточился.
- Откуда ты пришла, Грустинка, и что ты хочешь для меня сделать? Может, я тебя вдохнул? Или съел? Или на что-то наступил? Или ты свалилась на меня с неба?
Когда начинаешь задавать вопросы - но, знаете ли, уважительные вопросы, а не типа «зачем притащилась, отстань, как ты мне надоела» и т.д. - то происходят удивительные вещи. Да, это вы думаете, что Грустинку нельзя спросить, не спрашиваете, и в итоге, она вам, ясное дело, ничего и не отвечает. И потому вы совсем не понимаете свою грусть. А она не хочет оставить вас в покое, потому что ей обидно, она же старается изо всех сил. И не ее вина, что вы не понимаете ее языка. Если вы разумное существо, то уж научитесь как-нибудь.
- Откуда я пришла? - переспросила Грустинка. - Хм, даже и не знаю. Меня так редко об этом спрашивают. А я и сама не всегда знаю. И вот так сижу, сижу, пока не прогонят. И обидно так становится. Так я тогда опять прихожу, надоедаю. А что хочу? Может быть, чтобы ты о чем-то подумал? О чем-то важном? Тебе есть о чем подумать?
- Ну, настоящему поросенку всегда есть, о чем подумать, - ответил Хрюня, - но когда грустно - как-то не очень весело думать.
- Тоже верно, - ответила Грустинка. - А что это может быть еще?
- Может, ты намекаешь мне, что надо съесть что-то вкусненькое? - оживился Хрюня.
- Для того, чтобы есть вкусное, не обязательно грустить, -заметила Грустинка. -А потом, если ты всегда будешь заедать то, что ты чувствуешь, то скоро совсем чувствовать перестанешь.
- Гм, может быть. Ну а зачем же ты здесь? И что будет, если ты так и останешься со мной навсегда?
Хрюня попробовал представить себе, что же произойдет, если он только и будет делать, что грустить, перестанет играть, радостно повизгивать, бегать, прыгать, учиться и радоваться жизни. Это что же будет? Эдак недолго превратиться в блеклого худосочного поросенка, со сморщенным от печали пятачком, которого все сторонятся. Хрюня поежился. Поросята тоже умеют ежиться. Для этого даже не надо жить среди ежиков и обрастать иголками. Это бывает, когда подумаешь о чем-то, от чего станет так неуютно, как будто тебя иголками колят, и надо поежиться, чтобы это прошло.
- Да и мне как-то не хочется тут с тобой в таком виде всю жизнь просидеть, - как будто читая его мысли, сказала Грустинка. - Я была бы рада стать легким пушистым облачком, или светящимся шариком, или чем-то еще. Мне нужна твоя помощь. Ты ведь можешь что-то сделать, чтобы я преобразилась и стала другой.
- Я? - удивился поросенок, - а как я это могу? Если бы я мог, я бы вообще постарался, чтобы тебя не было.
Он осторожно покосился на Грустинку. А что, если она обидится и, чего доброго, назло не захочет уходить? Есть же такие поросята, например, которые любят делать «назло», потом, правда, сами долго не могут понять, зачем. Но, с другой стороны, каково ей самой быть вот таким серым ватным подмоченным облаком? Тоже, наверное, не очень приятно. А чем таким другим она может стать? И откуда Хрюне знать, что он может сделать?
- А что ты хочешь, и как я могу тебе помочь? - спросил поросенок, вспомнив советы Кабанны Пятаковны.
-Я тебе что-то хочу напомнить, мне так кажется. Может быть, тебе надо придумать что-то новое, или выпустить новое озарение? Может, им тесно в твоей голове или груди, и они хотят, чтобы ты к ним прислушался, а ты не слышишь? Вот я и подключаюсь, чтобы тебе стало неуютно, и ты что-то сделал. Может, я как раз должна тебе напомнить, что твоя веселая поросячья жизнь идет своим чередом, и в ней много других радостей, а ты как будто темные очки сейчас надел - и забылся.
Мысли и озарения - они такие. Сидят себе внутри и ждут, когда придет их время, когда их "позовут". И тогда выскакивают, пляшут от радости, что про них вспомнили, заметили, позвали, рады стараться. Хрюня знал, что такие моменты надо ценить и говорить прочувствованным голосом - О, спасибо тебе, мое озарение, как это я раньше тебя не замечал!
А можно просто радостно подскочить и взвизгнуть, у поросят это хорошо получается. И тогда нужно обняться со своим Озарением, почувствовать, какое оно теплое, легкое, поднимает тебя на крыльях или осыпает искрящимся дождиком, или делает что-то еще. У всех по-разному происходит, зависит от вашего Озарения. Они так прекрасны, эти Озарения, если их выпускать порезвиться, любоваться ими, наполнять себя их энергией, а не запихивать в ящики с надписями «так не бывает» и «выхода нет».
Хрюня прислушался к себе, и почувствовал, как Озарение забилось в груди, сначала робко, как бы спрашивая разрешения. Они бывают такие пугливые в начале, пока вы не расчистите им широкую дорогу и не скажете в полный голос - Ура, добро пожаловать, мое Озарение, я в тебя верю, давай радоваться вместе! - И тогда оно приходит, светлое и яркое, приятным теплом разливаясь в груди, согревая и наполняя душу поросенка.
- Я понял! - Хрюня подскочил, оглянулся вокруг. - Ведь сегодня я еще ни разу не сказал себе, какой я молодец! Какой я замечательный поросенок! Я почему-то ждал, что мне это скажут другие. А они заняты своими делами. И Свилена не позвала меня играть. И папа-свин занят своей работой. И мама хлопочет. И посуду мыть не хотелось. И я позвал тебя, Грустинка, чтобы мне не было одиноко. А ты, такая молодец, помогла прийти Озарению. Я-то забыл, что я сам все могу!
Хрюня присел опять. Лучистое легкое Озарение резвилось и порхало вокруг.
- А почему Озарение не приходит просто так? По много раз на дню? Зачем так сложно? - Он оглянулся вокруг и поискал Грустинку. Но мокрое серое облако куда-то исчезло. - Эй, Грустинка, ты где? - воскликнул поросенок.
- Я здесь! - ответило белое легкое облачко, с солнечными бликами на пушистых боках.
- Какая ты стала красивая, - удивился поросенок.
- Это благодаря тебе, - ответила Грустинка. Они немного помолчали. Но это уже не было грустно, а скорее - просто тихо и спокойно. Еще в таких случаях говорят - светло.
- Я думаю, что так я больше радуюсь своему Озарению, праздную его приход,- сказал, подумав, поросенок. - А то мог бы его просто и не заметить. Спасибо тебе, милая Грустинка!
- Ну, я полетела! - пропела светлая Грустинка. - Я теперь такая легкая и нарядная, мне хочется просто порхать в небе. А у тебя есть твое Озарение. Если что, зови. Приду, помогу.
Поросенок обнял свое Озарение, о чем-то с ним пошептался и разрешил ему приходить всегда, когда захочется. А главное, что и делать-то для этого ничего особенного не нужно - просто позволять ему приходить… Вот так.
А поросята - они другие. Они особенные. Они знают, что если им что-то приходит в голову - то можно запросто понаблюдать за тем, что чувствуешь. Они садятся на ближайшую розовую скамейку, или какую-то еще, или на что-то еще, если нет скамейки, это не важно, и начинают исследовать - грусть так грусть!
Хрюня так и сделал - улегся на зеленой лужайке, закинул ножку на ножку, посмотрел в синее небо, загляделся на пушистое смешное облако, вдохнул в себя побольше воздуха, потом медленно выдохнул, представляя себе, что он выдыхает грустинку, как облако, давая ей возможность расправиться и показать себя, и приготовился с упоением поразмышлять.
Поросенок знал - если решил что-то делать, то делать это надо с упоением. Грустить - так с упоением, сердится - тоже, радоваться - тем более! Потому что чувства - это подданные твоего королевства, и если хочешь, чтобы они тебя уважали, почитали, и восхищались тобой, то относиться к ним тоже надо с уважением, и внимательно выслушивать, при этом можно царственно кивать головой - ну, говорите, говорите, я вас слушаю. А можно и не царственно, а просто - с интересом. Чувства любят, когда ими интересуются, на то они и чувства.
Поросенок вспомнил, что советовала Кабанна Пятаковна в таких случаях. Кабанна Пятаковна - учительница и знает все, или почти все, по крайней мере, с точки зрения поросенка - очень много. В таких случаях она предлагает «вести диалог». Вы умеете вести диалог? Знаете, что для этого нужно делать? Хрюня знает. Он почесал копытцем пятачок, потом щетинку за ушком, и приготовился задавать Грустинке вопросы. Кстати, вы поняли, зачем перед этим выдыхать и расправлять Грустинку? Правильно, если кто-то подавлен, загнан в угол и завязан узлом, то вы не сможете вести с ним диалог.
Итак, Хрюня посмотрел на плавающую в воздухе Грустинку. Она была как будто из серой ваты, немного подмоченной, из-за чего цвет ее был такой неравномерный, местами капала вода, и вся форма ее была какая-то неопределенная и ноющая. А как, кстати, выглядит ваша Грустинка?
- Да, - подумал Хрюня, - каково это в таком виде быть? Ни поиграть, ни побегать. Надо с ней поговорить по-хорошему, заботливо, может ей полегчает. Как мама со мной разговаривает, когда я вешаю пятачок. У нее при этом голос еще такой теплый и внимательный.
Поросенок сосредоточился.
- Откуда ты пришла, Грустинка, и что ты хочешь для меня сделать? Может, я тебя вдохнул? Или съел? Или на что-то наступил? Или ты свалилась на меня с неба?
Когда начинаешь задавать вопросы - но, знаете ли, уважительные вопросы, а не типа «зачем притащилась, отстань, как ты мне надоела» и т.д. - то происходят удивительные вещи. Да, это вы думаете, что Грустинку нельзя спросить, не спрашиваете, и в итоге, она вам, ясное дело, ничего и не отвечает. И потому вы совсем не понимаете свою грусть. А она не хочет оставить вас в покое, потому что ей обидно, она же старается изо всех сил. И не ее вина, что вы не понимаете ее языка. Если вы разумное существо, то уж научитесь как-нибудь.
- Откуда я пришла? - переспросила Грустинка. - Хм, даже и не знаю. Меня так редко об этом спрашивают. А я и сама не всегда знаю. И вот так сижу, сижу, пока не прогонят. И обидно так становится. Так я тогда опять прихожу, надоедаю. А что хочу? Может быть, чтобы ты о чем-то подумал? О чем-то важном? Тебе есть о чем подумать?
- Ну, настоящему поросенку всегда есть, о чем подумать, - ответил Хрюня, - но когда грустно - как-то не очень весело думать.
- Тоже верно, - ответила Грустинка. - А что это может быть еще?
- Может, ты намекаешь мне, что надо съесть что-то вкусненькое? - оживился Хрюня.
- Для того, чтобы есть вкусное, не обязательно грустить, -заметила Грустинка. -А потом, если ты всегда будешь заедать то, что ты чувствуешь, то скоро совсем чувствовать перестанешь.
- Гм, может быть. Ну а зачем же ты здесь? И что будет, если ты так и останешься со мной навсегда?
Хрюня попробовал представить себе, что же произойдет, если он только и будет делать, что грустить, перестанет играть, радостно повизгивать, бегать, прыгать, учиться и радоваться жизни. Это что же будет? Эдак недолго превратиться в блеклого худосочного поросенка, со сморщенным от печали пятачком, которого все сторонятся. Хрюня поежился. Поросята тоже умеют ежиться. Для этого даже не надо жить среди ежиков и обрастать иголками. Это бывает, когда подумаешь о чем-то, от чего станет так неуютно, как будто тебя иголками колят, и надо поежиться, чтобы это прошло.
- Да и мне как-то не хочется тут с тобой в таком виде всю жизнь просидеть, - как будто читая его мысли, сказала Грустинка. - Я была бы рада стать легким пушистым облачком, или светящимся шариком, или чем-то еще. Мне нужна твоя помощь. Ты ведь можешь что-то сделать, чтобы я преобразилась и стала другой.
- Я? - удивился поросенок, - а как я это могу? Если бы я мог, я бы вообще постарался, чтобы тебя не было.
Он осторожно покосился на Грустинку. А что, если она обидится и, чего доброго, назло не захочет уходить? Есть же такие поросята, например, которые любят делать «назло», потом, правда, сами долго не могут понять, зачем. Но, с другой стороны, каково ей самой быть вот таким серым ватным подмоченным облаком? Тоже, наверное, не очень приятно. А чем таким другим она может стать? И откуда Хрюне знать, что он может сделать?
- А что ты хочешь, и как я могу тебе помочь? - спросил поросенок, вспомнив советы Кабанны Пятаковны.
-Я тебе что-то хочу напомнить, мне так кажется. Может быть, тебе надо придумать что-то новое, или выпустить новое озарение? Может, им тесно в твоей голове или груди, и они хотят, чтобы ты к ним прислушался, а ты не слышишь? Вот я и подключаюсь, чтобы тебе стало неуютно, и ты что-то сделал. Может, я как раз должна тебе напомнить, что твоя веселая поросячья жизнь идет своим чередом, и в ней много других радостей, а ты как будто темные очки сейчас надел - и забылся.
Мысли и озарения - они такие. Сидят себе внутри и ждут, когда придет их время, когда их "позовут". И тогда выскакивают, пляшут от радости, что про них вспомнили, заметили, позвали, рады стараться. Хрюня знал, что такие моменты надо ценить и говорить прочувствованным голосом - О, спасибо тебе, мое озарение, как это я раньше тебя не замечал!
А можно просто радостно подскочить и взвизгнуть, у поросят это хорошо получается. И тогда нужно обняться со своим Озарением, почувствовать, какое оно теплое, легкое, поднимает тебя на крыльях или осыпает искрящимся дождиком, или делает что-то еще. У всех по-разному происходит, зависит от вашего Озарения. Они так прекрасны, эти Озарения, если их выпускать порезвиться, любоваться ими, наполнять себя их энергией, а не запихивать в ящики с надписями «так не бывает» и «выхода нет».
Хрюня прислушался к себе, и почувствовал, как Озарение забилось в груди, сначала робко, как бы спрашивая разрешения. Они бывают такие пугливые в начале, пока вы не расчистите им широкую дорогу и не скажете в полный голос - Ура, добро пожаловать, мое Озарение, я в тебя верю, давай радоваться вместе! - И тогда оно приходит, светлое и яркое, приятным теплом разливаясь в груди, согревая и наполняя душу поросенка.
- Я понял! - Хрюня подскочил, оглянулся вокруг. - Ведь сегодня я еще ни разу не сказал себе, какой я молодец! Какой я замечательный поросенок! Я почему-то ждал, что мне это скажут другие. А они заняты своими делами. И Свилена не позвала меня играть. И папа-свин занят своей работой. И мама хлопочет. И посуду мыть не хотелось. И я позвал тебя, Грустинка, чтобы мне не было одиноко. А ты, такая молодец, помогла прийти Озарению. Я-то забыл, что я сам все могу!
Хрюня присел опять. Лучистое легкое Озарение резвилось и порхало вокруг.
- А почему Озарение не приходит просто так? По много раз на дню? Зачем так сложно? - Он оглянулся вокруг и поискал Грустинку. Но мокрое серое облако куда-то исчезло. - Эй, Грустинка, ты где? - воскликнул поросенок.
- Я здесь! - ответило белое легкое облачко, с солнечными бликами на пушистых боках.
- Какая ты стала красивая, - удивился поросенок.
- Это благодаря тебе, - ответила Грустинка. Они немного помолчали. Но это уже не было грустно, а скорее - просто тихо и спокойно. Еще в таких случаях говорят - светло.
- Я думаю, что так я больше радуюсь своему Озарению, праздную его приход,- сказал, подумав, поросенок. - А то мог бы его просто и не заметить. Спасибо тебе, милая Грустинка!
- Ну, я полетела! - пропела светлая Грустинка. - Я теперь такая легкая и нарядная, мне хочется просто порхать в небе. А у тебя есть твое Озарение. Если что, зови. Приду, помогу.
Поросенок обнял свое Озарение, о чем-то с ним пошептался и разрешил ему приходить всегда, когда захочется. А главное, что и делать-то для этого ничего особенного не нужно - просто позволять ему приходить… Вот так.