О былом
В последнее время везет на достойные книги. Прочитал тут “Русский дневник” Джона Стейнбека - заметки о поездке в 1947 году в послевоенный Советский Союз. Эту книгу не приняли высокопоставленные лица по обе стороны океана - одним она показалась антисоветской, другим просоветской. А мне понравилось - она получилась честной. Не всё они, конечно, знали, но что увидели, о том рассказали. Вот только оказалось, что честность не в чести при любой идеологии:)
«Как только стало известно, что мы едем в Советский Союз, нас начали засыпать советами и предостережениями. Делали это в основном те люди, которые никогда не были в России. Нам кажется теперь, что самая опасная тенденция в мире - это готовность скорее поверить слуху, нежели удостовериться в факте».
«В Москве повсюду заметны следы бомбежки, но разрушения незначительные. По-видимому, немецким самолетам не очень удавалось прорываться к городу. (Иностранные) корреспонденты, которые работали здесь во время войны, рассказали нам, что противовоздушная оборона была настолько эффективной, а истребители так многочисленны, что после нескольких воздушных боев немцы, понеся большие потери, практически оставили попытки воздушных налетов на Москву. К этому времени “люфтваффе” изрядно потрепали над Лондоном, и немцы уже не хотели жертвовать большим количеством самолетов, чтобы бомбить хорошо защищенный город».
«Мы слышали о русской игре - назовем ее “русский гамбит” - выиграть в которой редко кому удается. Она очень проста. Чиновник из государственного учреждения, с которым вы хотите встретиться, то болен, то его нет на месте, то находится в отпуске. А если вы переключитесь на другого чиновника, то история повторится. Это может продолжаться годами. И нет способа противостоять этому гамбиту. От него нет никакой защиты, единственный выход - расслабиться».
«Нам кажется, что одним из самых глубоких различий между русскими и американцами является отношение к своим правительствам. Русских учат, воспитывают и поощряют в том, чтобы они верили, что их правительство хорошее, что оно во всем безупречно. С другой стороны, американцы и англичане остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что правительство должно играть в обществе как можно меньшую роль и что любое усиление власти правительства - плохо, что за существующим правительством надо постоянно следить, следить и критиковать, чтобы оно всегда было деятельным и решительным. В одном из разговоров мы рассказывали крестьянам, что очень боимся, если власть будет сосредоточена в руках одного человека или одной группы людей, что наше правительство живет компромиссами, предназначенными для того, чтобы власть не перешла в руки одного человека. Мы старались объяснить, что люди стоящие во главе нашего правительства, и те, кто в это правительство входит, так боятся чьей-то власти, что охотнее скинут хорошего лидера, чем допустят прецедент единовластия. Я не думаю, что нас достаточно хорошо поняли, поскольку для людей в СССР воспитывают на мысли, что сам лидер хорош и лидерство - вещь хорошая. И никакого контраргумента привести нельзя, это камень преткновения, на котором обе системы теряют возможность понять друг друга».
«У нас сложилось впечатление, что русские - худшие в мире пропагандисты собственного образа жизни, что у них самая скверная реклама. Взять, к примеру, иностранных корреспондентов. Обычно журналист едет в Москву с доброй волей и желанием понять то, что увидит. Но он сразу же подвергается всяким ограничениям и просто не в состоянии выполнять свою работу. Постепенно у него меняется настроение, и он начинает ненавидеть систему, не как саму систему, но как препятствие для своей работы. И нет способа быстрее настроить человека против чего бы то ни было. В конце концов, журналист начинает злиться и нервничать из-за того, что ему не дают выполнять то, ради чего его послали. Человек, который не в состоянии делать свое дело, обычно ненавидит причину, мешающую ему».
«В Киеве немцы показали, на что они способны. Все учреждения, библиотеки, театры, даже цирк - всё разрушено, и не бомбежками, не в сражении, а огнем и взрывчаткой. Университет сожжен, школы в руинах. Это было не сражение, а безумное уничтожение всех культурных заведений города и почти всех красивых зданий, которые были построены за последнюю тысячу лет. (…) Всё промышленно оборудование на Украине было разрушено или вывезено, и теперь, пока не будет поставлено новое, все производится вручную. Каждый камень и кирпич разрушенного города надо поднять и перенести вручную, поскольку нет бульдозеров. Но пока ведутся восстановительные работы, украинцы должны производить еще и продукты питания для себя и всей страны».
«После войны народ возвратился в деревню. Вырастали новые дома, а поскольку была уборочная пора, дома строили до работы и после, даже ночами, при свете фонарей. Чтобы построить свои маленькие домики, мужчины и женщины работали вместе. Все строили одинаково: сначала одну комнату и жили в ней, пока не построят другую».
«Мы столкнулись с тем, что путешествовать по Советскому Союзу очень сложно - транспортная система работает, как спицы у колеса: из Киева нельзя стразу ехать в Сталинград, каждый раз нужно возвращаться в Москву».
«В разбомбленном городе некоторые стены все-таки остаются целыми, но Сталинград был уничтожен минометным и артиллерийским огнем. Сражения за него длились месяцами, и стен здесь почти не осталось. (…) Сталинград был большим городом с жилыми домами, сейчас же ничего этого не стало, за исключением новых домов на окраинах, а ведь население города должно где-то жить. И люди живут в подвалах домов, в которых раньше были их квартиры. Как сказал архитектор города: “Эти люди не хотят переезжать из подвалов своих разрушенных домов, потому что там им нравится, они всегда там жили, а люди не любят бросать то, к чему привыкли, пусть даже уже и не существующее. К тому же у нас не хватает транспорта, чтобы доставлять их с отстроенных окраин на работу”. Мы могли видеть из окон нашей комнаты, как из-за большой груды обломков появлялась девушка, которая шла утром на работу, поправляя расческой волосы. Девушка, опрятно и чисто одетая, пробиралась через развалины и сорняки, направляясь на работу. Мы не могли себе представить, как им это удавалось. Как они, живя под землей, умели сохранять чистоту, гордость и женственность. Женщины выходили из своих укрытий и шли на рынок. На голове - белая косынка, в руке - корзинка для продуктов. Всё это было странной и героической пародией на современную жизнь».
«После Сталинградской битвы Сталинграду со всего мира прислали множество подарков. Нас вдруг охватило чувство печали, когда мы увидели все эти подношения от глав правительств. Копия средневекового меча и бутафорский золотой щит казались абсурдными и подчеркивали некоторую скудость воображения дарителей. Мир наградил Сталинград фальшивой медалью, в то время как город нуждался, скажем, всего лишь в полудюжине тракторов».
«Маленькие островки капитализма возникали в Москве повсеместно: спекулянты с черного рынка, шоферы, которые возят леваков на машинах своих хозяев, и обязательный грек, который всегда возникает, когда нужно что-то продать или купить. А где есть грек, там обязательно будет капитализм. Эта поездка из аэропорта до Москвы обошлась очень дорого. Грек прекрасно знал, сколько с нас можно содрать за машину. У меня нет никакого сомнения в том, что он быстренько оценил наши финансовые возможности, степень нашей усталости и раздражения и установил бешеную цену - триста рублей, - а мы заплатили».
«На то, чтобы обслужить нас в ресторане, ушло два с половиной часа, что нас сильно удивило, но мы убедились что в (советских) ресторанах это неизбежно. Поскольку в СССР любая сделка контролируется государством, бухгалтерский учет раздут неимоверно. Официант, аккуратно записывает заказ в свою книжку. Но после этого он не идет заказывать еду. Он направляется к бухгалтеру, и тот делает еще одну запись того, что было заказано, и выдает талон, который поступает на кухню. Там делается еще одна запись и запрашивается часть блюд. Когда, наконец, выдается еда, то вместе с ней выписывается талон, на котором перечисляются все блюда, и этот талон получает официант. Он относит талон к бухгалтеру, который записывает, что такая-то еда теперь выдается, и вручает официанту другой талон, с которым он возвращается на кухню, после чего приносит еду на стол. Вся эта бухгалтерия отнимает очень много времени. Намного больше времени, чем приготовление еды. И совершено незачем проявлять нетерпение, пытаясь быстрее получить обед, - ничто в мире это не ускорит. Процесс этот неизменен».
«В СССР существует принцип производить товары первой необходимости пока они нужны, и не выпускать предметы роскоши, пока товары первой необходимости пользуются спросом. Цены на одежду показались нам слишком высокими. Но не хотелось бы обобщать: даже за то короткое время, что мы были в Советском Союзе, цены снизились, а качество вроде стало лучше. Нам показалось, что верное сегодня, назавтра может оказаться неверным».
«Вероятно, самое сложное в мире для человека - просто наблюдать и принимать окружающее. Мы всегда искажаем картины нашими надеждами, ожиданиями и страхами. В России мы увидели многое, с чем не соглашались и чего не ожидали, и именно поэтому хорошо, что у нас с собой был фотоаппарат - ведь он без предвзятости запечатлевает то, что видит».