(no subject)
когда живешь, необходимо, чтобы что-то подчеркивалось.
небрежно, аккуратно ли. тонким ли карандашиком или подмерзшей на морозе шариковой ручонкой.
"подчеркиваешь" - это для меня когда подмечаешь детали. они вырывают из текущего потока событий какую-то неуловимую индивидуальность и самобытность.
если за день не заметил никакой важной мелочи и не "подчеркнул" ее для себя - это как будто зря прожил.
я даже не говорю о любимом, который произносит и производит так, что все твое существование абзацами выделяется (невянущая белая роза, открытки из италии, чечевица на ужин, честность из всех честностей).
я говорю о:
- пальцах мальчика на сегодняшней областной олимпиаде - содранные заусенцы и кровь.
- фотографиях одной из комнат в Барселоне, которую мы хотим снять на несколько дней в июле, - там такой белый стол и такой вид из окна, что я уже вижу, как я кладу на белый стол черную записную книжку, в которой описание вида из окна, ставшее частью повести.
- нечаянно стертых ВСЕХ входящих смсках, которых - ребята, честно - очень жалко. всех Васиных и одной Ромкиной на Рождество, которой я очень дорожу. подчеркнула - я помню и обожаю тебя, ты навсегда.
- сне, где я иду по Финскому заливу с чувством, что повернусь - а там Костя, а не повернусь, а нет Кости, а сон не приснился, а повернулась бы.
я говорю о разном.
у Гандлевского (какое я удовольствие получаю, читая его!) и в "Трепанации черепа", и в "НРЗБ" появляется образ приклеенной к порезу, вызванному неаккуратным бритьем, ватки. В первый раз - на голове, перед операцией; второй - на щеке ближе к уху, где герой все время ранился, что делало его похожим на отца. это то, о чем я говорю. деталь, от которой оживает прожитая минута. оживает прочитанное. обретает смысл делаемое, любое делаемое.
небрежно, аккуратно ли. тонким ли карандашиком или подмерзшей на морозе шариковой ручонкой.
"подчеркиваешь" - это для меня когда подмечаешь детали. они вырывают из текущего потока событий какую-то неуловимую индивидуальность и самобытность.
если за день не заметил никакой важной мелочи и не "подчеркнул" ее для себя - это как будто зря прожил.
я даже не говорю о любимом, который произносит и производит так, что все твое существование абзацами выделяется (невянущая белая роза, открытки из италии, чечевица на ужин, честность из всех честностей).
я говорю о:
- пальцах мальчика на сегодняшней областной олимпиаде - содранные заусенцы и кровь.
- фотографиях одной из комнат в Барселоне, которую мы хотим снять на несколько дней в июле, - там такой белый стол и такой вид из окна, что я уже вижу, как я кладу на белый стол черную записную книжку, в которой описание вида из окна, ставшее частью повести.
- нечаянно стертых ВСЕХ входящих смсках, которых - ребята, честно - очень жалко. всех Васиных и одной Ромкиной на Рождество, которой я очень дорожу. подчеркнула - я помню и обожаю тебя, ты навсегда.
- сне, где я иду по Финскому заливу с чувством, что повернусь - а там Костя, а не повернусь, а нет Кости, а сон не приснился, а повернулась бы.
я говорю о разном.
у Гандлевского (какое я удовольствие получаю, читая его!) и в "Трепанации черепа", и в "НРЗБ" появляется образ приклеенной к порезу, вызванному неаккуратным бритьем, ватки. В первый раз - на голове, перед операцией; второй - на щеке ближе к уху, где герой все время ранился, что делало его похожим на отца. это то, о чем я говорю. деталь, от которой оживает прожитая минута. оживает прочитанное. обретает смысл делаемое, любое делаемое.